Миф и реальность. Интуитивно-образное мышление, воображение как познавательная способность, присущая мифу. Миф как поэтическая форма ист

1. Миф и реальность. Интуитивно-образное мышление, воображение  как познавательная способность,  присущая мифу. Миф как поэтическая  форма истины. Мир, представляемый  мифом.

Г. Франкфорт и Г.А. Франкфорт пришли к выводу, что  «если мы обратимся к древним  документам в поисках спекулятивной мысли», то мы поймем,  что мысль древнего человека «окутана воображением»: на этой стадии человеческого развития мысль не работает автономно, и познание мира включает всю полноту человеческих способностей – эмоции и творческое воображение в не меньшей степени, чем мыслительные способности. Спекулятивная мысль выходит за пределы опыта, но лишь потому, что пытается объяснить, унифицировать, упорядочить опыт. Спекулятивная мысль пытается подвести основу под хаос опыта, так, чтобы он проявил черты структуры: порядок, связность и смысл. Но древние не могли бы себе представить, чтобы можно было что-либо абстрагировать от тех конкретных образов, которые они нам оставили.

А как же связана мифическая реальность с реальностью окружающего мира? Авторы приходят к выводу, что все дело в характере отношений древнего человека к миру. В значительные моменты своей жизни современный человек сталкивается с тем, что для него мир явлений предстает, как «ОНО», а для древнего — и также для примитивного человека — он есть «ТЫ».  Познаваемая реальность в отношениях «Я –Ты» неотделима от реальности познающего; мифологический тип знания является непосредственным и эмоциональным: мир для первобытного человека представляется не пустым или неодушевленным, но изобилующим жизнью. Образы мифа — ни в коем случае не аллегория. Таким образом, к мифу необходимо отнестись серьезно, ибо он открывает существенную, хотя и не верифицируемуюистину.

В целом миф у древних - «поэтическая форма, выходящая за рамки поэзии тем, что она провозглашает истину; форма рассуждения, выходящая за рамки рассуждения тем, что она хочет порождать ту истину, которую провозглашает; форма действия, ритуального поведения, которая не находит своего завершения в действии, но должна провозгласить и выработать поэтическую форму истины».

Отношения Бога и человека. В Египте и Месопотамии божественное понималось как имманентное: боги были в природе. Египтяне видели в солнце все, что доступно человеку в его знании о Творце; вавилоняне видели в нем вершителя справедливости. Но для иудеев Бог был трансцендентен природе и более того – трансцендентен области мифопоэтической мысли.

Отношения Природы  и человека. До тех пор, пока народы древнего Ближнего Востока сохраняли свою культурную целостность – с середины 4 до середины 1 тысячелетия до н.э. – они осознавали свою тесную связь с природой. Это осознание оставалось живым, несмотря на условия городской жизни. Все поклонялись богам, олицетворявших природные силы,  все принимали участие в празднествах,  отмечавших поворотные пункты земледельческого года. Различия между мировоззрениями египтян и месопотамян чрезвычайно глубоки. И в то же время оба народа сходились в основополагающих убеждениях, а именно в том, что личность – часть общества, что общество включено в природу, а природа лишь проявление божественного. Этот взгляд фанатически разделялся всеми древними народами, за исключением одних древних евреев. Для евреев ни солнце, ни небеса не божественны; даже самые мощные явления природы – лишь отражение Божьего величия. Бога невозможно даже назвать по имени. Бог древних евреев – чистая сущность, безусловная, невыразимая. Он свят. А все конкретные явления обесценены. Быть может, в древнееврейской мысли человек и природа не обязательно испорчены, но они лишены ценности перед лицом Бога. Лишь Бог, трансцендентный любому явлению, не ограниченный никаким способом проявления, лишь безусловный Бог может быть единым и единственным основанием всего сущего. Эта концепция Бога представляет собой столь высокий уровень абстракции, что для его достижения древние евреи, кажется, вышли за рамки мифопоэтической мысли.

2. От мифа  к Логосу. Особенности представлений  древних греков об отношении  человека и бога, человека и  природы. Ранние греческие философы: переход из сферы поэтической интуиции к интеллектуальной аргументации. Освобождение эллинской мысли от мифа.

Греческая культура много  заимствовала на востоке, но заимствования  не были слепыми, всё заимствованное преображалось. И поэтому греческая  мифология имеет ряд отличий  от древневосточной (хотя, безусловно, есть и сходства). Человек в Греции ближе к богам: мы видим частые случаи любовной связи богов и людей, в орфических мистериях люди проходили путь обожествления, и разделяли судьбу бога в этом мире. У орфиков также появляется идея, которой не встретишь на востоке, о том, что человек состоит из двух начал, что-то вроде души и тела. И вообще, что особенно интересно, мир сотворён не богами, у бога и человека одни и те же творцы. Отсюда в греческой мифологии отсутствие иерархии, пренебрежение к профессиональности: Гесиод, автор «Теогонии» был простым крестьянином. Это не слыханно для Египта или государств Месопотамии, где подобными вопросами занимались исключительно жрецы. И в этом плюс Греции – отсутствие иерархии означает отсутствие догматизма. В остальном же «Теогония» - вполне типичный представитель мифа, похожий на мифы древневосточные. Следующим шагом на пути от мифа к Логосу были ионийские философы. Рассуждая, также как и Гесиод, они обратили своё внимание на проблему происхождения, но взгляд их был особым: они искали первоначало, имманентную и непреходящую основу бытия, онтологический принцип, а не то начало во временном смысле, к которому нас отсылают мифы о богах прародителях. И это перенесло вопрос из области веры в область интеллекта, что даёт возможность критического отношения к теории. И хоть теории эти строятся на нескольких бездоказательных посылках, продуктах творческой интуиции, суждения из них разворачиваются вполне разумно, согласно рациональной, а значит - рационально познавательной, природе мира, как её понимают первые философы. Фалес доказывает аналогиями, что вода – начало всех вещей. И хоть это похоже на мифопоэтическое мышление, нужно обратить внимание, что это вода, а не бог воды; у Аноксимена – воздух, но не бог воздуха. Эти мыслители пытались открыть связи вещей, а не богов. Итак, связь с природой разорвана ещё не была, но уже появились мысли о разумности устройства мира, о его познавательности. Это особый вид аргументации. Он отличается от мифа отсутствием персонификации, отсутствием богов, и отличается от более поздней мысли своим стремлением к последовательности: принятая изначально теория доводится до логического конца, невзирая на противоречия с эмпирическими фактами. Это показывает нам, что досократическая греческая философия безоговорочно признаёт автономию мысли. Этот подход к познанию, когда полученное каким-то интуитивным образом, порывом вдохновения знания с удивительной последовательностью доказываются, несмотря на видимое правдоподобие, использовали и ионийцы, и пифагорейцы, и Гераклит со своими последователями, и элеаты. Но у каждой из этих философий было своё уникальное соотношение мифопоэтического и рационального. Аноксимандр, ученик Фалеса, проявляет удивительной силы абстракцию, называя первоначалом бесконечное и беспредельное, но не уходит от субстанциональности. Гераклит Эфесский первым задумался о том, почему же мир можно считать познаваемым целым, и пришёл к выводу о том, что вселенная познаваема потому, что ею правит мысль. Пифагор эту мысль, правящую миром, пытался определить количественно, не останавливаясь на том, что познал её существование, хотя он ближе к мифопоэтической мысли по своему духу. И вот Парменид выразил ту же идею о познаваемости мира, что и Гераклит, но другим языком, назвав первоначалом рассудочное бытие, а не мифопоэтический огонь. Доказательства Парменида были строго логичны, но мы снова видим обычную для того миропонимания противоречащую реальным фактам последовательность, например, в его учении об отсутствии движения. В рассмотренный период истории греческой философии меняется способ мышления, а с ним и отношение к природе: она постепенно становится источником эмпирических знаний, а не храмом. Но пока и не мастерской.

3. Мифологический  образ и его развитие. Идея  как смыслообраз; “целокупный образ” и его развитие через исчерпывание всех возможных смыслов.

Для первобытного мифологического  мышления воображение играет немаловажную роль в процессе познания, так как  проявляется как способность  создавать образы и оперировать  ими. Для первобытного человека умение строить мифологические образы является чуть ли не основополагающим: это не просто чувственное подобие телесно существующего и не представление чего-либо, а идея. Как пишет Голосовкер: «Мы забываем, что высшая деятельность воображения протекает в области идей», т. е. образ предмета есть не только представление о нем, но и его смысл, как таковой. 

Идеи суть смыслообразы — внутренние образы, воображения. Воображение - базис, который переводит  мифы древних греков в совершенно иную плоскость -  воображение как предвосхищение. Миф не отделяет смысла от образа, не вводит некоторые термины, не формализует некоторые рассуждения, поэтому можно говорить о том, что миф пользуется смыслообразами. Это неумение мыслить формально приводило к тому, что мифотворческое воображение иногда сильно, даже чрезмерно перегружало необычным содержанием свои образы и тем самым придавало им так много чудесного смысла, что они становились абсолютно нереальными, даже не представимыми или лишь представимыми в качестве символов, или оказывались мнимыми образами (якобы образами), то есть они оказывались чисто смысловыми образами. Таким образом вещь могла быть рассмотрена целостно, как “целокупный образ” только через весь спектр её смыслов, чудесных свойств и контекстуальных особенностей проявления этих свойств. Так и развитие образа в мифе происходит через постепенное раскрытии этого контекста.

4. Логика мифа  как логика чудесного. Сравнительный  анализ логики мифа и логики  здравого смысла; проявление нарушений логики здравого смысла в мифе.

С первого взгляда  кажется, что миф алогичен, однако это не так, в нём рассуждение  придерживается определенной логики, которая исходит из некоторых  первичных допущений, из которых  потом возможно вывести сжимание времени, подмену пространства и нарушение привычной нам причинности. Если же мы будем сравнивать логику мифа и логику здравого смысла, то получим следующие противопоставления:

1. В логике здравого смысла причинность выявляет взаимосвязь между произошедшими и происходящими событиями, миф снимает эту причинность
2. Время течет прямолинейно и равномерно, в мифе оно произвольно сжимается, расширяется и скачет
3. Пространство подчиняется законам геометрии, в мифе в пространстве возможны любые изменения, как например параллельные прямые могут пересечься в евклидовом пространстве
4. Закон казуальности для мифа может быть основан на чудесном свойстве вещи, тогда как по логике здравого смысла это невозможно, тоесть миф дает причинное объяснение чудесному факту, однако эта причина является не менее чудесной
5. В логике здравого смысла для того, чтобы что-то изменить, нужно что-то сделать, а в мифе достаточно желания

Таким образом, в мире чудесного petitio principii(доказательство покоящееся на ложных основаниях или допущениях), это предвзятое заключение и является аксиомой, которая предопределяет всю дальнейшую закономерность логики чудесного и в аспекте формальной логики пред лицом здравого смысла “обнаруживает себя именно как некое in falso veritas  «в обмане истина», то есть с точки зрения здравого смысла миф нарушает все возможные принципиально важные законы реального мира”.

5. А. Ф. Лосев  о принципе рабовладения и  особенностях античного мышления

Миф надо понимать не просто, как нечто абстрактное, первобытный  человек по-настоящему жил мифом: «Миф… есть сама жизнь. Для мифического субъекта это есть подлинная жизнь… - жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность и телесная, до животности телесная действительность».

Лосев рассуждал о  принципе рабовладения и особенностях античного мышления, хотя считал эту задачу преждевременной, совершенно невозможной и невыполнимой. Лосев говорит, что рабовладельческий принципы основываются на особом типе мышления, характеризуемом особым отношением к рабу:

• Раб – это живое, одушевленное тело.
• Раб способен производить работу в меру своих физических сил.
• Раб производит целесообразную работу, необходимую и достаточную для человеческой жизни.
• Раб производит целесообразную работу не в силу собственной разумной инициативы, но в силу воздействия постороннего для его работы, т. е. привходящего извне, формообразующего и целеполагающего принципа.

Рабовладельческий строй  требовал определенных качеств от рабовладельца:

 - Интеллект,  поскольку он должен организовать рабскую массу.

     - Формообразующая функция интеллекта, котораянеобходима для   осмысления и  организации рабского труда, лишенного собственной разумной инициативы.

-Занятие чисто умственным  трудом.

     -Круговое мышление от формообразующего, направленного на организацию деятельности рабов, к пассивно-созерцательной рефлексии себя и мира.

 Отсюда возникли следующие характеристики мышления: абстрактность, принципиальная пассивность и созерцательность.

6.  Ж.-П.Вернан  о политической основе формирования  греческого разума.

Вернан прослеживает историю политического развития античности: Солон создал свою концепцию порядка на основе равноправия: каждый должен получить ту доли власти, которая нужна для идеальной пропорции. Как в космосе светила и другие тела занимают свои места, образуя гормонию, в полисе каждый гражданин должен занимать своё положение. Это иерархическое равенство, равенство геометрическое, а не арифметическое. Оно основывается на принадлежности к роду, или заслугах. Но демократия на этом не останавливается, основание становится рационалистичнее, равенство становится равенством всех и каждого, вне зависимости от экономического положения, знатности происхождения и т.п. Идеал теперь – абсолютно равное соотношение, где попытка изменить пропорцию на неравную чревата гибелью космоса. Миропорядок теперь не иерархичен, он служит поддержанию равновесия.

Здесь прослеживается связь  геометрического учения о космосе  – астрономии, и политики. Действительно, право греков формировалось на базе морально-этических норм и астрономии. Астрономия позволила философам объяснить порядок не только в макрокосме, но и в полисе. И такое мировоззрение распространяется не только среди философов, но и среди других граждан полисов, отсюда возникает новое мышление, в основании которого лежит право как общественная реализация космического закона и геометрия.

7. В.Соловьев  о средневековом миросозерцании: критика крайностей догматизма, спиритуализма и индивидуализма. Признаки истинно христианского  отношения к миру. Познание мира  как подвиг веры.

В средневековье христианство стало обязательным в Европе, но его смысл и основания были мало понятны обычному человеку, поэтому сформировалась система догматов.  Однако, христианство – это, прежде всего, религия спасения. Как раз от неадекватного и незаконного соединения идеи спасения с догматизмом “родилось чудовищное учение о том, что единственный путь спасения есть вера в догматы, что без этого спастись невозможно”. “Идея общественности исчезла из ума даже лучших христиан. Всю публичную жизнь они предоставили властям церковным и мирским, а своею задачею поставили только индивидуальное спасение”. С точки зрения истинного христианства это является недопустимым. Ограничивая дело спасения одною личною жизнью, псевдохристианский индивидуализм должен был отречься не только от мира во всех смыслах, то есть фактически от материальной природы как таковой. В этом своем одностороннем спиритуализме средневековое миросозерцание вступило в прямое противоречие смыслу христианство, фактически это было больше похоже на восточный дуализм, отрицающий материальную природу как злое начало. Но злым началом сама по себе материальная природа быть не может: она пассивна и инертна, она принимает то одно, то другое духовное начало.

` “Сущность истинного христианства есть перерождение человечества и мира в духе Христовом, превращение мирского царства в Царство Божье”. Соловьев говорит, что это перерождение не может совершаться само по себе, для этого каждый человек должен преложить усилия. Настоящий смысл христианства в том, чтобы оправдывать веру делами, преобразовывать жизнь человечества по истинам веры, а не по догматам, во благо всех, а не только себя одного. Именно поэтому познание – это подвиг веры, так как оно ведёт к преобразованию человечества в лучшую сторону. Даже атеисты, не верующие, но познающие и преобразовывающие мир, лучше чем пассивные верующие.

8. Й.Хёйзинга  об особенностях средневекового  мышления. Принцип символизма в  средневековом миропонимании