Автор работы: Пользователь скрыл имя, 21 Октября 2012 в 16:51, реферат
Разбор и анализ трактата " О человеке, его смертности и бессмертии" А.Н. Радищева
1.Введение
2.Биография А.Н. Радищева
3.Трактат о( человеке , его смертности и бессмертии)
3.1 Книга первая и книга вторая
3.2 Книга третья и книга четвёртая
4.Заключение
1. Ведение
А.Н. Радищев (1749–1802) – крупнейший русский писатель и мыслитель XVIII века, одна из самых трагических и спорных фигур русского Просвещения. Сложившееся с начала XIX века представление о нем как о выдающейся личности (страдальце за идеалы вольности) вылилось в массовое представление о «первом русском революционере». Между тем, сочинения Радищева разнообразны, и помимо «Путешествия из Петербурга в Москву» включают поэзию, во многом новаторскую, философский трактат «О человеке, о его смертности и бессмертии», юридические сочинения и пр. Творчество А. Н. Радищева — одна из вершин литературы и общественно-политической мысли России XVIII века.
Цель: разбор и краткое представление основных идей трактата (о человеке, о его смертности и бессмертии)
Задачи: предоставить краткую биографию А.Н. Радищева, рассмотреть взгляды мыслителя на человека, на его смертность и бессмертие.
2. Биография А.Н. Радищева
Александр Радищев был первенцем в семье Николая Афанасьевича Радищева (1728—1806), сына Стародубского полковника и крупного землевладельца Афанасия Прокопьевича.
Первые годы жизни писателя прошли в Немцове (под Малоярославцем Калужской губернии). В первоначальном обучении Радищева принимал, по-видимому, непосредственное участие его отец, человек набожный, хорошо владевший латынью, польским, французским и немецким языками. Как было принято в то время, русской грамоте ребёнка учили по часослову и псалтырю. Когда ему было 6 лет, к нему был приставлен учитель французского, но выбор оказался неудачным: учитель, как потом узнали, был беглый солдат. Вскоре после открытия Московского университета, около 1756 года, отец повёз Александра в Москву, в дом дяди (мать Радищева, в девичестве Аргамакова, состояла в родстве с директором университета Алексеем Михайловичем Аргамаковым). Здесь Радищев был поручен заботам очень хорошего француза-гувернёра, бывшего советника руанского парламента, бежавшего от преследований правительства Людовика XV. Дети Аргамаковых имели возможность заниматься на дому с профессорами и преподавателями университетской гимназии, поэтому нельзя исключить, что Александр Радищев готовился здесь под их руководством и прошёл, хотя бы отчасти, программу гимназического курса.
В 1762 году Радищев был пожалован в пажи и отправился в Петербург для обучения в пажеском корпусе. Пажеский корпус готовил не учёных, а придворных, и пажи были обязаны прислуживать императрице на балах, в театре, за парадными обедами. Через четыре года, в числе группы студентов, он был отправлен в Лейпциг для обучения праву. Из товарищей Радищева особенно замечателен Фёдор Васильевич Ушаков по тому огромному влиянию, какое он оказал на Радищева, написавшего его «Житие» и напечатавшего некоторые из сочинений Ушакова. Ушаков был человек более опытный и зрелый, нежели другие его сотоварищи, которые и признали сразу его авторитет. Он служил для других студентов примером серьёзных занятий, руководил их чтением, внушал им твёрдые нравственные убеждения. Здоровье Ушакова было расстроено ещё до поездки за границу, а в Лейпциге он ещё испортил его, отчасти образом жизни, отчасти чрезмерными занятиями, и опасно захворал. Когда доктор по его настоянию объявил ему, что «завтра он жизни уже не будет причастен», он твёрдо встретил смертный приговор. Он простился с своими друзьями, потом, призвав к себе одного Радищева, передал в его распоряжение все свои бумаги и сказал ему: «помни, что нужно в жизни иметь правила, дабы быть блаженным». Последние слова Ушакова «неизгладимой чертой ознаменовались на памяти» Радищева.
В 1771 году Радищев вернулся в Петербург и скоро вступил на службу в Сенат, протоколистом, с чином титулярного советника. Он недолго прослужил в сенате: мешало плохое знание русского языка, тяготило товарищество приказных, грубое обращение начальства. Радищев поступил в штаб командовавшего в Петербурге генерал-аншефа Брюса в качестве обер-аудитора и выделился добросовестным и смелым отношением к своим обязанностям. В 1775 году он вышел в отставку, а в 1778 году снова поступил на службу в Коммерц-коллегию, впоследствии (в 1788 году) перейдя в петербургскую таможню. Занятия русским языком и чтение привели Радищева к собственным литературным опытам. Сначала он издал перевод сочинения Мабли «Размышления о греческой истории» (1773), затем начал составлять историю Российского Сената, но написанное уничтожил.
Несомненно литературная деятельность Радищева начинается только в 1789 году, когда им было напечатано «Житие Фёдора Васильевича Ушакова с приобщением некоторых его сочинений». Воспользовавшись указом Екатерины II о вольных типографиях, Радищев завёл свою типографию у себя на дому и в 1790 году напечатал в ней свое «Письмо к другу, жительствующему в Тобольске, по долгу звания своего».
Вслед за ним Радищев выпустил своё главное сочинение, «Путешествие из Петербурга в Москву». Книга начинается с посвящения товарищу Радищева, А. М. Кутузову, в котором автор пишет: «Я взглянул окрест меня — душа моя страданиями человеческими уязвлена стала». Он понял, что человек сам виноват в этих страданиях, оттого, что «он взирает не прямо на окружающие его предметы». Для достижения блаженства надо отнять завесу, закрывающую природные чувствования. Всякий может сделаться соучастником в блаженстве себе подобных, противясь заблуждениям. «Се мысль, побудившая меня начертать, что читать будешь».
Книга стала быстро раскупаться. Её смелые рассуждения о крепостном праве и других печальных явлениях тогдашней общественной и государственной жизни обратили на себя внимание самой императрицы, которой кто-то доставил «Путешествие». Хотя книга была издана с разрешения установленной цензуры, против автора было поднято преследование. Радищев был арестован, дело его было «препоручено» С. И. Шешковскому. Посаженный в крепость, на допросах Радищев заявил о своём раскаянии, отказывался от своей книги, но вместе с тем в показаниях своих нередко высказывал те же взгляды, какие приводились в «Путешествии». Уголовная палата применила к Радищеву статьи Уложения о «покушении на государево здоровье», о «заговорах и измене» и приговорила его к смертной казни. Приговор, переданный в Сенат и затем в Совет, был утверждён в обеих инстанциях и представлен Екатерине. 4 сентября 1790 года состоялся именной указ, который признавал Радищева виновным в преступлении присяги и должности подданного изданием книги, «наполненной самыми вредными умствованиями, разрушающими покой общественный, умаляющими должное ко властям уважение, стремящимися к тому, чтобы произвести в народе негодование противу начальников и начальства и наконец оскорбительными и неистовыми изражениями противу сана и власти царской»; вина Радищева такова, что он вполне заслуживает смертную казнь, к которой приговорён судом, но «по милосердию и для всеобщей радости» казнь заменена ему десятилетней ссылкой в Сибирь, в Илимский острог. Император Павел I вскоре после своего воцарения (1796) вернул Радищева из Сибири. Радищеву предписано было жить в его имении Калужской губернии, сельце Немцове.
После воцарения Александра I Радищев получил полную свободу; он был вызван в Петербург и назначен членом комиссии для составления законов. Существует предание об обстоятельствах самоубийства Радищева: позванный в комиссию для составления законов, Радищев составил «Проект либерального уложения», в котором говорил о равенстве всех перед законом, свободе печати и т. д. Председатель комиссии граф П. В. Завадовский сделал ему строгое внушение за его образ мыслей, сурово напомнив ему о прежних увлечениях и даже упомянув о Сибири. Радищев, человек с сильно расстроенным здоровьем, был до того потрясён выговором и угрозами Завадовского, что решился покончить с собой, выпил яд и умер в страшных мучениях.
Тем не менее в книге «Радищев» Д. С. Бабкина, вышедшей в 1966 году, мы находим исчерпывающее объяснение обстоятельств смерти Радищева. Сыновья, присутствовавшие при его кончине, свидетельствовали о тяжёлом физическом недуге, поразившем Александра Николаевича уже во время сибирской ссылки. Непосредственной причиной смерти стал несчастный случай: Радищев выпил стакан с «приготовленной в нём крепкой водкой для выжиги старых офицерских эполет его старшего сына» (царская водка). В документах о захоронении говорится о естественной смерти. В ведомости церкви Волковского кладбища в Петербурге под 13 сентября 1802 года в числе погребённых указан «коллегский советник Александр Радищев; пятидесяти трёх лет, умер чахоткою», при выносе был священник Василий Налимов. А. П. Боголюбову, конечно, были известны эти обстоятельства, и он даёт имя деда для православного поминовения.
3. Трактат (о человеке , о его смертности и бессмертии)
«О ЧЕЛОВЕКЕ, О ЕГО СМЕРТНОСТИ И БЕССМЕРТИИ» — философский трактат А. Н. Радищева. Создан в Илимске, где автор отбывал ссылку в 1792—1796. Впервые опубликован в 1809 (посмертно). Входит в состав Полного собрания сочинений Радищева (т. 2. М.—Л., 1941). Посвящен одной из наиболее трудных для публичного рассмотрения в 18 в. проблем — бессмертию души. Трактат состоит из четырех книг. В первых двух доказывается, что представление о бессмертии души не что иное, как воображение, сон, пустая мечта. В следующих книгах, третьей и четвертой, приводятся доводы в пользу того, что отрицалось в предыдущих. Читателю предоставлялась возможность сделать выбор самому, присоединиться к той системе взглядов, которую он, взвесив все «за» и «против», найдет более правдоподобной, ясной и очевидной. Подобный прием — параллельное изложение противоположных идей — использовался многими мыслителями Европы и России и до Радищева. Ценность содержащейся в трактате информации неравнозначна: изложенные здесь представления о бессмертии души тривиальны, а отвергающие их аргументы новы, оригинальны и неприемлемы для религиозного сознания и церкви. Поэтому трактат, по видимости противоречивый, по содержанию воспринимался весьма однопланово и однозначно.
3.1 Книга первая и книга вторая.
Первая книга трактата начинается с обращения Радищева к друзьям. Где он говорит : «Нечаянное мое переселение в страну отдаленную, разлучив меня с вами, возлюбленные мои, отъемля почти надежду видеться когда-либо с вами, побудило меня обратить мысль мою на будущее состояние моего существа, на то состояние человека, когда разрушится его состав, прервется жизнь и чувствование, словом, на то состояние, в котором человек находиться будет, или может находиться по смерти…Обратим взор наш на человека; рассмотрим самих себя; проникнем оком любопытным во внутренность нашу и потщимся из того, что мы есть…»[1]
Убежденный в материальности
природы, Радищев утверждал, что «бытие
вещей независимо от силы познания о них
и существует по себе». Человека он рассматривает
как высшее проявление телесности, «совершеннейшей
из тварей», подчеркивает сходство человека
со всей живой природой и считает, что
человечество развивается по тем же законам,
что и вся природа. «Мы не унижаем человека,
— пишет он, — находя сходственности в
его сложении с другими тварями, показуя,
что он в существенности следует одинаковым
с ними законам. И как иначе-то быть может?
Не веществен ли он?» [1]Это не значит,
что человек может быть уподоблен растению:
«Мы не скажем, как некоторые умствователи:
человек есть растение, ибо хотя в обоих
находятся великие сходства, но разность
между ими неизмерима»[1]
.
Радищев пытается найти то,
что отличает человека от животного и
растительного мира. Он указывает на «прямохождение»,
на речь, наличие у человека более изящных
и изощренных чувств, нравственных принципов,
изобретательности, разума, склонности
к общественной жизни. Радищев высоко
ценил мысль Гельвеция о значении рук
в становлении человека. «Гельвеций не
без вероятности утверждал, что руки были
человеку путеводительницы к разуму».
По Радищеву, речь у человека
связана с его мышлением, она «средство
к собранию мыслей воедино», развивает
и расширяет мыслительные способности
человека. Наконец, человеку свойственно
«соучаствование», т. е. он существо общественное
и немыслим вне общества. Главное же отличие
человека от животных Радищев видел в
умственной силе человека. Поскольку человек
наделен разумом, то он «имеет силу о вещах
сведому», т. е. имеет способность к познанию.
Познание совершается через опыт и рассуждение.
«Чувственный опыт» проявляется тогда,
когда объективно существующие вещи воздействуют
на «силу познания», или на чувства; «опыт
разумный» вскрывает и показывает отношения
вещей между собой. Отношения вещей порождают
понятия, или мысли. «Мы познаем иногда бытие вещей,
не испытуя от них перемены в силе понятия
нашего. Сие назвали мы рассуждение… Рассуждение есть употребление
ума или рассудка.»[1]
По Радищеву в познавании чувственность,
рассудок, память, представление, понятие,
рассуждение выступают не раздельно, а
как нечто единое: - « но все сии виды силы познания
нашего не суть различны в существовании
своем, но она есть едина и неразделима.»[1]
Радищев утверждал, что «если
климат и вообще естественность на умственность
человека столь сильно действуют, паче
того образуется она обычаями, нравами,
а первый учитель в изобретениях был недостаток.
Разум исполнительный в человеке зависел
всегда от жизненных потребностей, и определяем,
был местоположениями». Радищев не соглашался
с теми, кто считал, что одни народы более
одарены, чем другие, что одни призваны
развивать науку, совершенствовать знания,
двигать прогресс, другие — постоянно
оставаться в младенческом состоянии;
он утверждал, что «развер-жение народного
разума зависит от степени счастливых
обстоятельств».
В трактовке развития животного
мира, в том числе человека, Радищев придерживается
теории эпигенеза, отвергая ненаучную
теорию преформизма Галлера и Боннэ, которую
назвал «семенным любомудрием». Отрицая
идеалистическое учение о врожденности
идей и понятий, Радищев доказывает, что
первое время дитя не мыслит, а чувствует,
его мозг еще не орган мысли, а источник
чувственности. Умственные силы в ребенке
формируются постепенно под воздействием
внешних предметов и климата, упражнений
и воспитания, нравов и обычаев. Вместе
со смертью тела умирает орган мысли и
уничтожается мыслительная способность.
Отмечая, что человек питает надежду на
бессмертие и вечность, Радищев спрашивает,
правомерна ли такая надежда, поскольку
в природе все рождается, развивается,
подвержено смерти или разрушению. Разумеется,
говорит он, сама по себе смерть для человека
есть нечто ужасное, и «человек взоры свои
отвращает от тления, устремляет за пределы
дней своих, и паки надежда возникаете
изнемогающем сердце»[1] . Однако
душа не может быть отделена от тела, она
гибнет вместе с телом; душа смертна. «Не
с телом ли растет душа, не с ним ли мужает
и крепится, не с ним ли вянет и тупеет?..
[1]— пишет Радищев. — Скажи, о ты, желающий
жить по смерти, скажи, размышлял ли ты,
что оно (бессмертие. — Лет.) не токмо невероятно,
но и невозможно?.. Итак, о смертный! оставь
пустую мечту, что ты есть удел божества!
Ты был нужное для земли явление вследствие
законов предвечных».[1]
Радищев приводит много доказательств
того, что душа не может существовать раздельно
от тела и что после смерти жизни нет. Его
примеры про опьянение, про людей больных
заболеваниями мозга, про сон , кому и т.д.
направлены на доказательство смертности
души в месте с телом.
Радищев, таким образом, подвергает
критике учение о бессмертии души, доказывая,
что сама идея бессмертия души порождена
бедствиями и страданиями людей.
3.2 Книга третья и книга четвертая
Третья книга начинается с того, что Радищев говорит: «Теперь возвратимся паки по протекшему пути и соберем все, что найти можем на подкрепление противного мнения и постараемся восстановить человечество в ту истинную лучезарность, для коей оно кажется быть создано.»[1] Радищев пытается представить проблему с другой стороны и предоставить доводы в пользу бессмертия души.
Все доводы идеалистов за бессмертие души он объединяет в три группы: 1. Доводы «метафизические» т. е. когда чисто логическим путём человек приходит к выводу, что «существо в нас мыслящее есть простое и несложное, а потому неразрушимое, следовательно, бессмертное»; 2.Доводы, почерпнутые из наблюдения «восходящей постепенности всех известных нам существ», из которых следует, что человек как совершеннейшее существо «по разрушении тела своего не может ничтожествовать» 3.«...Доводы, заимствованные из чувственности нашей», «что в отвлечении случайном от тела», как это бывает во время сна или болезней, «мысленность не забывает творительную свою силу».
Кроме этих трёх видов доказательств бессмертия души существует, по мнению Радищева, представление о трёх возможных состояниях души после отделения её от тела: 1) душа может совершить переселение в другие человеческие тела, оживить их и продолжать своё существование, 2) душа по отделении от тела может переселиться для продолжения своего существования в более низкие существа, как, например, в тело зверя, птицы, растения и т. п., 3) душа может перейти в состояние более высокое и более совершенное.
Разбору этих трёх видов «доказательств» бессмертия души и трёх воображаемых возможностей её иного существования и посвящены третья и четвёртая книги трактата Радищева «О человеке, о его смертности и бессмертии».
Касаясь первого довода, за бессмертие души, Радищев заявляет, что он не подкрепляется данными опыта и является продуктом голого воображения. Путём логических умозаключений можно придти к выводу, что душа представляет собой нечто простое, протяжённое, неразделимое, а, следовательно, подобно стихиям природы, неуничтожимое. «Следствие всего предыдущего есть, что душа во веки не разрушится, не исчезнет, что существовать будет во веки; ибо, как бы далеко небытие от бытия ее ни отстояло, но таковое прехождение не может основываться ни в существе единыя вещи, ни в существе сложенных.»[1] Но это есть только догадка, уверение человека, жадно «прилепившегося» к жизни и стремящегося продлить её существование в ином мире. Подобного рода умозаключения не имеют в себе «математической ясности» и лишены научных доказательств. «Я сам знаю, чувствую, — пишет Радищев, — что для убеждения в истине о бессмертии человека нужно нечто более, нежели доводы умственные; и поистине, касающееся до чувствования чувствованием должно быть подкрепляемо».[1]