Основные идеи философии Ф.Ницше

 
“Этой книгой я открываю кампанию против морали”.  

       Писал Ницше в “Ecce Homo” о “Рассвете”, но ее тон совсем не агрессивен, как предполагает название: на самом деле нигде более не обнаруживается такого покоя и ясного взгляда, такой свободы от словесных ухищрений и чрезмерностей.                                       

       Если в первый период творчества проблема культурных ценностей интересовала Ницше главным образом с эстетической точки зрения, то во второй период основное свое внимание он сосредоточивает на анализе этических норм и оценок, их сущности и происхождении. Особенно его занимала мысль о том, что мораль развилась из жажды власти и страха неподчинения, и работа “Рассвет” посвящена, в основном, исследованию морали с этих позиций.                                                                                        

 Первая трудность “проблемы  морали”, с которой столкнулся  Ницше, состояла в том, что  до тех пор ее вообще не  считали проблемой. В предисловии ко второму изданию “Рассвета”, он объясняет неудачи всех предшествующих философов именно этой причиной: «Почему, начиная с Платона и далее, каждый архитектор философии в Европе строил напрасно? Правильный ответ, вероятно, в том, что все философы строили под дезориентирующим влиянием морали... что они явно стремились к определенности, ”истине” на самом же деле – к величественным моральным построениям - традиции, кодексу», иначе говоря, Ницше считал, что вести себя морально означает подчиняться определенной морали – это обычай. “Быть моральным, нравственным, этичным – значит повиноваться издревле установленному закону или обычаю. При этом безразлично, подчиняются ли ему насильно или охотно: достаточно того, что подчиняются”.

       То есть мораль - высший авторитет, которому повинуются не оттого, что он велит нам что-либо полезное, а оттого, что он вообще велит.             

 В одном из афоризмов Ницше дает определение “аморального” человека. Говоря об “основном законе”, а именно: ”мораль есть не что иное, как подчинение обычаю”, - он продолжает: “Свободный человек аморален, потому что он во всем настроен полагаться на себя, а не на традицию: в каждом примитивном государстве человечества “зло” означало то же, что и “индивидуум” – “свободный”, ”спорный”, ”непредсказуемый”, ”непривычный”, ”непрогнозируемый”...”.                                                                  

       Поскольку, по Ницше, вся мораль имеет только относительную ценность, различия между добром и злом тоже условны, а не абсолютны: не существует гарантий в признании злых действий, как таковых, - напротив, они также ценны, как и добрые действия, поскольку последние являются следствием     первых.

      Ницше аргументирует данную точку зрения тем, что “самые сильные и самые злые души” до сих пор продвигали человечество более всего: они вновь и вновь пробуждали чувство сравнения, противоречия, восторга к риску, к новому, к неизведанному. Именно подобные люди выдвигали идеал против идеала, мнение против мнения, именно они производили “насилие” над прежними религиями и моралью. Отсюда и возникает суждение о том, что новое – зло, все старое – добро и благо. Даже, несмотря на то, что прогресс, в моральной сфере, означает изменения, отчеканенные людьми, которые поначалу воспринимались как зло и “плохие люди”, но позже объявлялись добрыми и “хорошими”, у людей все равно остается страх перед переменами, перед всем новым и неизведанным  (тут будет уместно вспомнить древнекитайское проклятие: "Чтоб тебе жить в век перемен!").                                     

          Также Ницше установил возможность того, что мораль можно оценивать согласно ее способности стимулировать чувство возрастающей и более организованной власти. Та мораль, которая возводила права бесправных в ранг достоинств и добродетелей, вредна, поскольку противоречила требованиям власти, а, следовательно, самой жизни (жизнь – это воля к власти).                   

 К числу расслабляющих явлений  Ницше приписывал христианскую  мораль: но христианская мораль  являлась господствующей моралью в Европе того времени. Так неужели слабый праздновал победу над сильным? И если победило христианство, не была ли его мораль на самом деле более сильной моралью? Как же в таком случае опровергнуть то, что это мораль слабости? Более того, если единственным критерием “добра” является власть, не следует ли всякую побеждающую силу считать “добром” только потому, что она победила?  На эти вопросы Ницше не давал ответа до тех пор, пока не пришел к выводу о том, что человек может желать “ничто”. В такого рода воле он усмотрел причину нигилизма: индивидуум, нация, цивилизация, лишенные положительных ценностей, саморазрушаются, проявляя волю к последнему, что осталось в их власти, к собственному уничтожению; и они скорее проявят к этому волю, нежели не проявят ее вовсе.                                                   

 Теперь Ницше обрел авторитет,  позволяющий отличать выигрышные  формы морали: то, что некая мораль  утвердила себя, еще не означает, что это было движением за  повышение власти, - это могла быть и нигилистическая мораль, и ее триумф – триумф воли  к «ни что».                                            

 Также, в книге "По ту  сторону добра и зла", Ницше  выдвигает учение о двух основных  типах морали: "морали господ и морали рабов". Во всех развитых цивилизациях они смешаны, элементы той и другой можно обнаружить буквально в одном и том же человеке. Но различать их, считает Ницше, необходимо. По Ницше, различные моральные оценки возникали либо среди господствующей касты, либо среди подвластных, среди рабов и зависимых. Например, когда понятие “хороший” устанавливается правящей кастой, то отличительной чертой, определяющей ранг, считаются возвышенные, гордые состояния души. Знатный человек отделяет от себя существ, являющихся противоположность ему самому, он презирает их. Такой человек чувствует себя мерилом всех ценностей, он не нуждается в чьем-либо одобрении, его мораль – это самопрославление, на первом плане стоит чувство избытка, мощи, бьющей через край. В этой морали (морали господ) противоположение «хороший» и «плохой» значит то же самое, что  знатный и презренный. Очевидно, что обозначение моральной ценности прилагалось сначала к людям, и только позже исходя из этого, было перенесено на поступки.                                                    

 Иначе обстоит дело с рабской  моралью. Ницше задается вопросом, что будет, если морализовать  начнут люди оскорбленные, угнетенные, страдающие, несвободные, не уверенные  в самих себе и усталые? Какова будет их моральная оценка? Раб подозрителен в отношении добродетелей сильного, он скептически относится ко всему “хорошему”, что прославляет знатный человек. С другой стороны, раб восхваляет те качества и все то, что полезно, что служит для облегчения существования страждущих, для таких же, как он. Такие качества, как сострадание, сердечная теплота, терпение, добросердечность и скромность, рассматриваются как добродетели, в то же время свойства, которые обнаруживают сильные и независимые индивиды, считаются опасными, а потому "злыми".        

 Вот где, говорит Ницше, источник возникновения знаменитых антиподов “добрый” и “злой” – в категорию злого зачисляется все “мощное и опасное, грозное, наделенное утонченностью и силой то, что невозможно презирать”. Итак, в истории морали, согласно Ницше, борются друг с другом две основные этические позиции. С точки зрения высшего типа людей, они могут сосуществовать. Это возможно, если "толпа", не способная ни к чему возвышенному, будет практиковать "рабскую мораль" исключительно в своей среде. Но она, подчеркивает Ницше, никогда не ограничится этим. Более того, по крайней мере, в истории Запада, у "рабской морали" были и остаются все шансы на успех. Об этом, например, свидетельствует распространение христианства (об этом уже говорилось выше). То же воплощение рабской морали видит Ницше в демократическом и социалистическом движениях, считая их производной формой от христианской идеологии.                      

      Ницше полагает, что идеал всеобщей, единой и абсолютной морали должен быть отброшен, так как он ведет жизнь к упадку, а человечество - к вырождению. Его место должна занять градация рангов, степеней различных типов морали. Пусть "стадо" остается приверженным своей системе ценностей, при условии, что оно лишено права навязывать ее людям "высшего типа". Он не имеет в виду, как это иногда утверждают, полное безразличие к природе ценностей и упразднение всяких нравственных критериев. Подобное было бы самоубийственным для обычного человека. Только те, кто принадлежит к высшему типу, могут без ущерба для себя стать "по ту сторону" навязываемых обществом пониманий добра и зла, ибо эти индивиды сами являются носителями нравственного закона и не нуждаются ни в чьем попечительстве. Это единственный путь к более высокому уровню человеческого существования, к сверхчеловеку.

Гипотеза  о воле к власти. 

       Когда Ницше пишет, что "жизнь - это воля к власти”, то складывается впечатление, что он просто заменяет Шопенгауэровское понятие "воля к жизни" понятием "воля к власти". Это, однако, означало бы, что Ницше смотрит на мир как на проявление некоего изначального единства, трансцендентного этому миру. Понятие воли к власти оказывается у немецкого философа универсальным объяснительным принципом, с помощью которого он характеризует процесс непрерывного становления. Это психологическая потребность, которую человек стремится удовлетворить косвенными путями, если прямое удовлетворение претит им. Гипотезу о воли к власти нужно рассматривать скорее как определенную интерпретацию реальности, угол зрения и способ описания. Ницше, разумеется, опирался на Шопенгауэра, однако эта идейная преемственность не носит прямого и непосредственного характера. В своей концепции мира как воли к власти он идет не от общего к частному, а в обратном направлении: применив сначала это понятие к объяснению психических процессов, он затем распространяет его и на всю органическую природу. Он пишет: "Прежде всего, нечто живое хочет проявлять свою силу - сама жизнь есть воля к власти: самосохранение есть только одно из косвенных и многочисленных следствий этого".                                                

       В дальнейшем Ницше применяет данное понятие и к миру в целом: "Допустим, наконец, что удалось бы объяснить совокупную жизнь наших инстинктов как оформление и разветвление одной основной формы воли - именно воли к власти, как гласит мое положение; допустим, что явилась бы возможность отнести все органические функции к этой воле к власти... тогда мы приобрели бы себе этим право определить всю действующую силу единственно как волю к власти. Мир, рассматриваемый изнутри, мир, определяемый и обозначаемый в зависимости от его "интеллигибельного характера", был бы "волей к власти", и ничем, кроме этого". Вообще, если переводить с оригинального текста, то тогда то, что мы, переводя на русский, называем “Воля к власти”, на самом деле теряет смысловой оттенок “мощь”, т.е. правильнее все-таки будет говорить “Воля к мощи”.

 
Воля к власти как познание. Учение об истине.

 
      "Познание работает как орудие власти. Поэтому совершенно ясно, что оно растет соответственно росту власти" - пишет в указанной выше связи Ницше.                                                         Стремление к расширению области познания и само желание знать зависят от воли к власти, т.е. от способности той или иной разновидности жизни контролировать и подчинять себе определенную часть реальности.            

       Цель познания, по Ницше, состоит не в стремлении постичь абсолютную истину из любви к ней, а в том, чтобы распространить свою власть до максимально возможных пределов.    

 С помощью концептуализации  опыта, мы, согласно Ницше, решаем, прежде всего, практические задачи: выжить и утвердить свое влияние.  Изначальная реальность представляет собой неупорядоченный поток становления, лишенный каких бы то ни было форм и качеств. Именно люди набрасывают на него удобную им концептуальную схему, превращая становление в бытие. Подобная деятельность "законна" в том смысле, что она есть форма проявления воли к власти. Суть же науки, как квинтэссенции стремления людей к познанию, определяется философом как "превращение природы в понятия в целях господства над природой". Познание для Ницше - это процесс интерпретации, истолкования. Он основан на жизненной потребности, контролировать поток становления. "Упущение индивидуального и действительного дает нам понятие и форму, природа же не знает ни понятий, ни форм, ни родов, но только одно недостижимое для нас и неопределимое X".        

 Однако ни  о какой объективности истины, согласно Ницше, речи быть не может. Это "выдумка" учёных и философов. Вместе с тем, они по-своему правы, настаивая на том, что некоторые положения, идеи и концепции должны иметь преимущество перед другими. "Истина есть тот род заблуждения, без которого некоторый определенный род живых существ не мог бы жить. Ценность для жизни является последним основанием".                       Некоторые "фикции" подтвердили свою полезность для рода человеческого и стали чем-то само собой разумеющимся, например такие как: "существуют постоянные вещи; существуют одинаковые вещи: существуют вещи, вещества, юла; вещь есть то, чем она кажется",  и т.п.    В свою очередь "фикции", которые оказались менее полезными или даже приносящими вред, получили название "ошибок", "заблуждений". Те же, которые доказали свою полезность для рода, постепенно вписались в структуру языка, вплелись в его лексику. В этом факте, предупреждает Ницше, заключена известная опасность, поскольку язык оказывается способным обольщать нас и создавать беспочвенную уверенность в том, будто наш способ высказываться о мире действительно отражает реальность: "Слова и понятия вводят нас постоянно в заблуждение... В словах скрыта философская мифология, которая постоянно сказывается, как бы мы ни старались быть осторожными".                                           

 Все истины, как считает Ницше,  будучи по своей сути фикциями, вместе с тем являются интерпретациями  реальности, в которых находят  выражение те или иные перспективы.       Любая форма жизни имеет свою точку зрения, свою перспективу, которую она стремится навязать всем другим как обязательную. Категории разума и законы науки, будучи логическими фикциями, тоже имеют в виду определенную (не только познавательную) перспективу и не является олицетворением необходимой, априорной истины.