Политическая харизма: версии и проблемы

© Н.В. Фреик

Политическая харизма: версии и проблемы

«Политическая харизма» относится  к числу наиболее дискуссионных  и неоднозначных понятий социологии. Причин этому несколько не только «ускользающая», «мистическая», трудно поддающаяся научному исследованию природа феномена харизмы; неоднозначность, непрозрачность классической концепции  харизмы М. Вебера. Здесь важно  учитывать и различие аксиоматических  оснований, представлений о природе  человека и социальной реальности, методов познания, которые используются при изучении этого столь многогранного  и сложного феномена. Насколько целесообразно  использование данного понятия  в исследованиях современных  политических процессов? Что является источником харизмы? Реальна она  или искусственна? Каковы благоприятствующие условия ее появления? Кто играет ведущую, определяющую роль в харизматических  отношениях лидер, его последователи  или «свита»? Можно ли назвать  конкретные личностные свойства, которые  делают их обладателя харизматическим, или имеет смысл говорить о  ситуационном наборе качеств, релевантных  в конкретном социальном контексте? Что есть харизма исключительно  психологическое состояние или  же это социальное, культурное явление? Ограничивается ли харизма экстремальными условиями и патологическими  личностями или же это универсальный  феномен?

Большая часть объяснительных моделей феномена харизмы так  или иначе основывается на подходе  М. Вебера. В его трактовке понятие  харизмы тесно соотносится с  проблемой создания новых социальных образований, а также проблемой  свободы, творчества, человеческой ответственности. Эта тема обсуждается им во многих работах (в частности, в ряде глав фундаментального труда «Хозяйство и общество», «Политика как призвание  и профессия», «Социология религии», «Хозяйственная этика мировых религий», «Древний иудаизм» и др.), поэтому  в зависимости от контекста несколько  различаются и трактовки феномена харизмы. В работе «Хозяйство и общество»  дано следующее определение: данное понятие «применяется к определенному  качеству личности индивида, благодаря  которому он отличается от обычных  людей и воспринимается как обладатель сверхъестественных, сверхчеловеческих  или исключительных способностей». Здесь же Вебер поясняет, что «эти качества не свойственны обычному человеку, они приписываются божественному  происхождению или воспринимаются как образцовые, благодаря чему индивид  считается вождем» [1]. При этом абсолютно  неважно, по Веберу, являются ли квалифицируемые  харизматические качества действительными, мнимыми или предположительными [2]. Следуя принципу свободы от ценностных суждений, Вебер безразличен и  к ценностям, вносимым в мир харизматической  личностью. Харизматиком для него является всякий, кто способен воздействовать на массу с большой эмоциональной  силой. Однако в концепции Вебера харизма фундаментально социальна  и не отождествляется с историко-психологической  традицией «Великого человека».

Принципиально важно то, что  как бы внеобыденна она ни была, для признания и сохранения своей  харизмы вождь должен постоянно  представлять доказательства харизматической  легитимности знаки «благодатности», реальные «успехи» правления и т.п. Это обстоятельство объясняет ее нестабильность и подводит нас к выводу о принципиальном значении «организационного», «бюрократического» аспекта проблемы политической харизмы. Массовый энтузиазм, связанный с этим феноменом, предполагает использование различных формально-рациональных процедур, необходимость привлечения и управления большим числом людей и структур для формирования подобного эффекта. Иными словами, политическая харизма зависит от деятельности огромной бюрократической «машины». Далее, любой энтузиазм, особенно массовый, непостоянен, никогда полностью не предсказуем и не контролируем, но при этом требует все новых и новых стимулов. Наличие «массового движения», выражающего поддержку курса лидера, уже предполагает, что это движение кто-то и как-то организовал. Более того, чтобы удерживать в состоянии мобилизации население большой страны, недостаточно одного лишь массового энтузиазма и возбуждения, необходимо также постоянно демонстрировать успешность действий властей. Таким образом, в современном мире для установления и поддержания господства одной лишь «благодатной» харизмы явно недостаточно.

Данное обстоятельство актуализирует  комплекс вопросов, касающихся взаимоотношений  харизматического вождя и управленческого  аппарата, их слаженных, солидарных действий или конфликта их интересов. Первоначальным базисом рекрутирования «свиты»  вождя является личная харизма. Однако члены штаба заинтересованы в  сохранении и укреплении позиции  вождя, поскольку все, что угрожает легитимности главы, в той же мере угрожает легитимности их форм дохода, властных позиций и престижа, что  сопровождает членство в штабе. Сохранение позиций штаба зависит также  от укрепления сообщества в целом  и установления такого социального  порядка, при котором собственная  позиция членов штаба получила бы стабильную повседневную основу. По Веберу, власть конфликтна по своей сути. Существует постоянный, по большей части латентный, конфликт между вождями и их управленческими  штабами за то, чтобы владеть инициативой  в борьбе за власть, экономические  преимущества и социальный статус. При явном отсутствии успеха лидера, неудовлетворенности интересов  штаба, наличии альтернативного  харизматического лидера и множестве  других причин весьма вероятна борьба управленческого штаба против наличного  вождя во имя нового. По Веберу, любое  политическое действие (а соответственно, и харизматическое) предполагает трех участников, от мотивации и поведения  которых зависит его характер. Это «массы», вождь и его управленческий аппарат. В концепции Вебера основное внимание уделено анализу отношений  между профессиональными политиками, а не «массам». Вебер не придавал особого значения понятиям «воля  народа», «народный суверенитет», «мудрость  народа» и т.п., расценивая их как  чисто идеологические построения. Принимая основные положения либеральной  концепции демократического правления  свободы личности, идеи представительного  правления и требования политического  консенсуса граждан, включенных в политический процесс, он считал, что политические мнения формируются главным образом  «наверху», а не передаются лидеру избирателями в ходе делегирования полномочий. «...Сам демос в виде бесформенной массы никогда не «управляет»  большими ассоциациями, но управляем. Изменяется лишь способ, которым избираются исполняющие вожди и степень  влияния, которую демос (или, точнее, социальные круги) способны оказывать  на содержание и направление управленческой деятельности посредством «общественного мнения»» [3].

Профессионализация и  рационализация политического пространства, превращение его в «предприятие», приводит к углублению разделения на массу и профессионалов. Индивиды, не являющиеся профессионалами в  политике, не способны, по Веберу, действовать  рационально в этой сфере, т.е. осознанно  и самостоятельно ставить политические цели и столь же сознательно избирать адекватные им средства. «Массой» становятся все те, кто не включен в политику как предприятие, кто рационально  действует в других «космосах». В  этом смысле каждый такой индивид, вне  зависимости от его умственного  уровня, статуса или нравственных принципов, потенциально или фактически является членом массы.

Таким образом, по Веберу, несмотря на рационализацию, характерную для  современного мира, отношение масс к вождю и к политике в целом  по-прежнему остается преимущественно  эмоциональным и иррациональным. Данные неизменные психологические  черты масс особенно усиливаются  в экстраординарных ситуациях. Традиционное и легальное господство, несмотря на ряд различий, характеризуются  общей чертой постоянством, они выступают  структурами повседневной жизни. Харизматическое  правление в чистом виде появляется из коллективного возбуждения, произведенного необычной ситуацией и/или в  условиях экстраординарных психических  состояний. При этом ситуация экстраординарна  с точки зрения вовлеченных в  нее людей. Соответственно, для сохранения своего господства вождь и его  «свита» вынуждены постоянно  поддерживать среди последователей некоторое состояние «тревожности». Поскольку экстраординарные ситуации не могут быть полностью исключены  из жизни и истории, можно предположить неискоренимость феномена политической харизмы.

Пассивность, эмоциональность  и иррациональность масс дают повод  к обсуждению ряда дилемм современной  демократической политики, развивающейся  в направлении легального типа господства. Во-первых, формальная рациональность, как и соответствующий ей чистый тип целерационального действия, в себе самой своей цели не имеет  и всегда определяется через что-то другое. Парламентарная демократия, признаваемая классическим либерализмом единственным правомерно законодательным органом  в правовом типе западного государства, не имеет в себе достаточной легитимирующей силы в глазах масс (а это, по Веберу, первооснова любого господства), является неустойчивой. Соответственно, легитимность легального господства необходимо усилить  либо с помощью традиции, либо за счет харизмы. Последний вариант  представляется Веберу более предпочтительным, поскольку только плебисцит, по его  мнению, может сообщить политическому  лидеру ту силу легитимности, которая  позволит ему проводить определенным образом ориентированную политику, поставив государственно-бюрократическую  машину на службу тем или иным ценностям. Для этого политический вождь  должен быть харизматически одарен, в  противном случае он не сможет получить одобрение плебисцита.

Во-вторых, с точки зрения Вебера, легальность сама по себе не может служить мобилизующим моментом, т.е. давать дополнительный импульс  поведению индивидов. В современном (демократическом западном) обществе массы верят в рациональную обоснованность политического порядка. Однако конкретный выбор требует эмоций, он совершается  отнюдь не по идеальному типу целевой  рациональности. Реальное функционирование политики как предприятия предполагает эмоциональную мобилизацию масс на поддержку харизматического вождя. В последнем случае можно говорить об аффективном политическом действовании, прерывающем течение повседневности [4]. Харизма позволяет, хотя бы на относительно короткое время, мобилизовать людей для совершения политических действий, выходящих за рамки их рутинных занятий (выборы, референдумы и т.п.), но и требующих более сильного импульса, чем его могут дать привычка, традиция или рациональное убеждение.

В социологии нет общей  позиции как в отношении веберовской  концепции харизмы, так и относительно возможности использования данного  понятия для анализа современных  политических процессов. Представление  о неадекватности понятия харизмы, в первую очередь, стало реакцией на его повсеместное некритическое  употребление. Скептическому отношению  способствовало и двойственное понимание  Вебером проблемы харизмы, «многоуровневость» понятия.

В «религиозном» подходе  к харизме (К. Фридрих, Д. Эммет) критикуется, с одной стороны, расширение, выведение  изначально теологического понятия  за пределы сферы религии, с другой безразличие к вопросам духовности и моральности лидерства. В итоге  либо аргументируется тезис об абсолютной несовместимости сфер религии и  политики и, соответственно, утверждается невозможность политической харизмы, либо использование категории харизмы  при анализе политических процессов  допускается лишь к ограниченному  кругу «духовных» политиков (например, М. Ганди). В последнем случае подлинные  харизматики в сфере политики также рассматриваются в высшей степени моральными и религиозными. Харизматический политик предстает  обладающим особой «вдохновляющей»  способностью и благодаря своим  духовным качествам мобилизует людей  на экстраординарные усилия. Далее, побудительным  мотивом харизматического политика выступает стремление «разбудить»  мораль других людей, а не желание  стать объектом слепого послушания и преданности. Таким образом, в  религиозном подходе стремятся  придерживаться узкого значения понятия  «харизма». Однако если группа мыслимых вождей-харизматиков настолько мала, то закономерен вопрос о полезности данного понятия для социологии.

Принимая основные положения  веберовской концепции харизмы, ряд исследователей обращает внимание на необходимость ее модификации  в связи с принципиальными  изменениями современного политического  пространства и современного мира в  целом. Так, К. Лёвенштейн [5] полагает, что  харизматическое лидерство зависит  от широко распространенной веры в  экстраординарные и сверхъестественные способности, тогда как в современном  рациональном обществе подобные верования  практически исчезли, отсюда харизма  возможна лишь в «ранние эпохи», а также в обществах, продолжающих оставаться несовременными в указанном  смысле слова. Исходя из того, что Вебер  не мог знать о революции массового  общества, массовой политики и т.п., делают вывод, что его концепция  мало применима для анализа современной  политики, которая качественно отлична  от описываемого им «века площадей и митингов». Другими словами, место  истинных харизматических политиков  заняли псевдохаризматики, манипуляторы современных массовых коммуникаций.

Существует и другая линия  рассуждения, в которой краеугольным камнем аргументации выступает несовместимость  «истинной» харизмы с сущностью  современного общества. При этом акцентируются  три черты харизмы: ее иррациональность, революционность и личностная природа. Предполагается, что изменения в  социальных и политических структурах обусловили минимальные шансы или  даже практическую невозможность появления  истинной формы харизмы в современном  обществе (рациональном, безличном, бюрократическом, массовом и т.п.). Преобладающей тенденцией становится создание бюрократическими структурами харизматического лидера, изначально лишенного качеств харизматика. Р. Глассман пишет о «сфабрикованной  харизме» [6], а Й. Бенсман и М. Гайвант  предлагают ввести понятие «псевдохаризма» [7]. На развитие проблематики псевдохаризмы  в связи с реалиями массового  общества значительное влияние оказали  работы представителей франкфуртской  школы неомарксизма. В частности, интерес представляет обсуждение темы «позднего капитализма», для которого характерна тотальная формализация всех сфер жизнедеятельности, подвергающая постоянному давлению истинную харизму (иррациональную, радикальную, личностную). Всемогуществу бюрократических  структур невыгодно появление или  усиление неподконтрольных им личностей  и процессов, а значит, и подлинного (революционного) харизматического лидера. Однако харизма, говорят те же авторы, необходима для функционирования политики, а следовательно, выражена потребность  в ее «управляемой», искусственной  замене псевдохаризме. Иными словами, социальный кризис, как показывает практика, можно создать и при  этом единственным выходом из него изобразить избрание того или иного  политического деятеля, представляемого  фигурой с экстраординарными  качествами. Согласно подобным критическим  теориям, харизма выступает ширмой для затемнения других, скрытых идеологических или материальных целей определенных заинтересованных групп. Отсюда выдвигается  вопрос о рассмотрении природы интересов, скрытого содержания псевдохаризматического послания.