Счастье и нравственность

В целом, можно согласиться и  с Б.Н. Поповым и с Г.Н. Гумницким, так как в моем понимании счастье  – это прежде всего познание самого себя, достижение гармонии с самим собой, когда это происходит, человек счастлив просто от того, что вокруг поют птицы.

3.2. Индивидуальные предпосылки счастья

Бытует справедливое выражение: «С человеком случается то, к чему он предрасположен». Будет ли человек  счастлив, зависит не только то того, что ему встречается в жизни, но и от того, как он реагирует на все происходящее с ним, то есть счастье не то, чем мы обладаем, а как мы реагируем на это.

Циклотимики. Люди экстровертированного полиэмоционального типа, не находят удовлетворения в чем-либо одном. Пытаясь найти удовлетворение во многом, разбрасываются, отсюда частая смена деятельности, отсутствие желания довести до конца начатое дело.

Шизотимики. Интровертированный (моноэмоциональный) характер. Интроверт сосредоточивает свои чувства на одной идее и рискует поэтому: если не повезет, не найти компенсации и не получить даже маленького счастья. Напротив, если он познает счастье то уже большое, без ограничений и компенсаций¹⁹.

Представление о счастье разнится у эмоционального и логического  типа людей. Эмоциональный тип более  заинтересован проблемами личной жизни, более зависит от них. Повышенная эмоциональность часто оказывается  присущей людям художественного типа. Жизнь во многом осмысляется через страдания. («Искусству скальда не учатся, говорит один из героев Ибсена, я получил дар страдания и стал певцом»).

Классификацию человеческих типов  можно произвести и по другим основаниям. Например, можно предложить классификацию с точки зрения человеческих потребностей. Человек имеет пять наиболее важных потребностей, не считая физических: хочет кем-то быть, что-то иметь, что-то делать, что-то знать, что-то чувствовать. Отсюда три фактора счастья: Кем являюсь? Что делаю? Что имею?

Что делаю?  является нашим жизненным  содержанием. И в этом смысле нужно  различать влечения, которые в  дальнейшем определяют содержание жизни, ее высший смысл и преходящие влечения, то есть влечения одного дня. Именно такие  влечения могут быть помехой для счастья. Для философского понимания счастья большинство благ в смысле удовольствий являются мнимыми. Философское понимание счастья связано с поиском смысла, идеи существования. Люди, как правило, философы, потому как отождествляют счастье с желанием неких постоянных ценностей, но каждый человек одновременно и поэт, ибо признает счастье мгновенья: «Безрассудный!»  восклицает мудрец. «Счастливый» говорит поэт.

Если вы хотите узнать, как представляют счастье ваши» близкие, попробуйте им задать следующие вопросы:

1. Зависит ли счастье от уровня  образования и культуры?

2. От материального благосостояния?

3. От наличия творческих способностей?

4. От умения приспосабливаться  к жизни?

5. Новый тип сексуального воспитания  увеличивает ли шансы на счастье? (Секс сделали настолько естественным, что он часто теряет свои поэтические качества).

6. Является ли безответная любовь  одной из причин несчастья?

7. Счастье чаще наступает при  серьезном, разумном, трудолюбивом  образе жизни или при импульсивном  легком настрое?

8. Мужчины себя чаще считают  более счастливыми, чем' женщины.  Почему? (Может быть, потому, что более независимы от личных отношений)²⁰.

При ориентации на те или иные представления  о счастье встает проблема выбора. Счастье есть осуществление внутренней свободы.

4. Счастье и нравственность: на  сколько возможна взаимосвязь?

4.1. Необходимость связи морального  поведения и счастья

Одной из самых важных проблем этического знания остаётся доказательство тезиса о необходимой связи морального поведения и счастья. По сути, это отношение является важной составляющей нравственного идеала, представленного в виде торжества высшей справедливости: за добродетельную жизнь каждый получит воздаяние благом, за злые поступки – воздаяние наказанием. Моральное сознание верит в осуществимость такого порядка, но как показать, что вера находит подтверждение в реальности?  В истории этической мысли вопрос о соотношении нравственности и счастья находил следующие наиболее характерные решения.

1) Утверждение, которое с определёнными оговорками можно приписать всей античной философии: в награду за добродетельную жизнь необходимо следует счастье. Это тождество простирается от абсолютистского толка, представленного в философии стоиков и киников: для счастья достаточно только добродетели, до умеренной трактовки в этике Аристотеля и Эпикура. Аристотель разумно разделил счастье как жизнь, согласную с добродетелью, и блаженство, для которого помимо добродетельности требуются «дары судьбы»: здоровье, богатство, силы, талант и т.д. Важно отметить, что античная философия понимала счастье не как случайное совпадение событий, а как закономерное следствие из моральной жизни²¹.

2) Христианское мировоззрение,  трактующее земное счастье как  мимолётное, иллюзорное состояние  в сравнении с блаженством вечной жизни. Для достижения райского блаженства недостаточно добродетельной жизни в узко-моральном смысле. Добродетель должна быть основана на религиозной жизни, но помимо неё требуется действие божественной Благодати. Своими силами человек не может достичь блаженства, но это не обесценивает добродетель, которая в любом случае вменяется в обязанность.

3) Третье решение отрицает саму  возможность тождества нравственности  и счастья. Его источник находится  в мироощущении античной трагедии, где праведность час-то осуждается на гибель. Оказывается, нравственное поведение никак не может привести к счастью, ибо оно всегда связано с жертвенностью и самоотречением. В новоевропейской философии это мнение стало популярно в философии жизни, отказавшейся от сугубо рационального толкования человеческого бытия и рассказавшей миру об абсурдности и несоизмеримости нашей жизни с её общепринятыми оценками.

4) Наконец, ещё одно известное  решение было предложено И.  Кантом. С его точки зрения, счастье  – естественное стремление человека, но моральная жизнь разумного существа не может зависеть от чувственного, сугубо индивидуального представления о благе. Тем не менее, моральное сознание верит в торжество высшей справедливости. Как же совместить два взаимоисключающих рассуждения? Ответ Канта хорошо известен: тождество нравственности и добродетели достижимо, если мы будем верить в продолжение нашей жизни после смерти и в существование абсолютно справедливого Судьи, который воздаст всем по заслугам. Бытие Бога и бессмертие души Кант называет «постулатами практического разума», т.е. утверждениями, принимаемыми на веру, но без которых невозможна нравственная жизнь.

4.2. Подходы к соотношению счастья  и нравственности

Древние греки высевали в засыпанную на дно кувшина' землю зерна. Зерна прорастали и тянулись длинными бледными ростками к свету узкому горлу кувшина. Кувшин этот с обреченными зернами был символом трагичности бытия. Греки эпохи античности поняли непреложную детерминированность человека внешними условиями и его вечный удел  тянуться к свету, свободе. Демокрит был первым. философом, который утверждал, что счастливая жизнь зависит не только от удачной судьбы или вообще от внешних условий, но, и даже в большей степени, от внутреннего состояния души.

Наивысшим счастьем стоики считали добродетель. Кто хочет счастья, говорили они, пусть ограничивает потребности, ибо удовлетворение одних потребностей порождает другие. Потребности бесконечны, их невозможно удовлетворить²².

Одни видят счастье в материальном достатке, другие считают, что материальный достаток может только помешать счастью. По этому поводу есть и третья точка зрения: счастье определяется не достатком, а его соответствием потребностям. В юмористическом тоне говорил о таком счастье Диккенс: «Счастливым является тот, кто, имея двадцать шиллингов дохода, ежедневно тратит 19,5 и несчастным тот, кто получает 20 шиллингов, а тратит 20,5».

А вот мнение Эпикура: не существует жизни, которая не была бы разумной, нравственно возвышенной и справедливой. Для счастливой жизни не требуется многого, особенно не требуется многого от внешнего мира, только бы он не причинял нам физических страданий, а источник удовольствий мы найдем в самих себе.

Киники в качестве жизненного принципа выставляют борьбу со страстями, порабощающими  человека. Счастье зависит не от внешних обстоятельств, а от выработки внутреннего отношения к ним. Киники не могли решить проблему практической возможности высшего блага, потому как свою свободу воли они считали единственным и достаточным основанием. То же и стоики  моральную способность человека под именем «мудреца» возвышали над всеми возможностями человеческой природы, своего «мудреца» они считали независимым от природы.

И. Кант считал, что основу счастья  должно искать не в природе человека или в тех обстоятельствах, в которых он поставлен, а априори  Бог, Бессмертие, Свобода. Человеку трудно верить лишь в себя, ему нужны идеалы. Искусство, согласно И. Канту, объединяет область чувственно постигаемого мира природы (необходимости) с умопостигаемым миром свободы. С одной стороны, человек как природное существо зависит от законов природы, с другой он живет согласно нравственным, принципам, определяемым миром свободы. Только человек, имеющий возможность разумом определить себе цели, может быть идеалом красоты и совершенства. Социальнопсихологические функции искусства и философии тесно переплетаются, художественное и философское познание в данном случае решают один и тот же вопрос противоречие между идеалом и действительностью²³.

5. Счастье – иная сторона  добродетели

Счастье – это и есть иная сторона добродетели. Конечно, этот тезис звучит слишком радикально и требует пояснений. Всё зависит от смысла, который мы вкладываем в понятие счастья. В данном случае нами утверждается, что добродетельная жизнь ведёт личность к такому возвышенному состоянию, которое можно назвать подлинной жизнью. То есть тождество моральности и счастья доказывается не рационально (как причина и следствие), а экзистенциально как обретение человеком подлинного бытия. Кратко приведём аргументы в пользу доказательства этой мысли.

1) Добродетельная жизнь предполагает  отсутствие в душе ненависти,  зависти, злобы, ехидства, коварства,  т.е. всего, что уничтожает саму  возможность внутреннего блаженного  состояния. 

2) Нравственное существование необходимо  предполагает участие и помощь нашим ближним. Поэтому моральной личности доступны все ценности, которые даёт нам доверительное общение с людьми. Только зло выстраивает вокруг себя стену подозрительности и непонимания.

3) Ещё одна характеристика добродетели  – осуществление высших ценностей человеческой жизни, таких как долг, справедливость, милосердие, служение; всё то, что наполняет жизнь смыслом. Соответственно обретение смысла жизни – важнейший шаг к обретению счастья. 

4) Наконец, мы понимаем, что моральность  не избавит нас от страданий, и проблема «страдающего праведника» в нашем мире особо актуальна. Но нельзя понимать страдания только как зло. Л.Н. Толстой много раз повторял: страдания делают жизнь такой, какой она и должна быть – духовной. Это очевидно даже на житейском уровне, поскольку мы понимаем, что для собственного совершенствования требуются борьба, самопреодоление и терпение. Жизнь, лишённая страданий, наполненная только удовольствием, становится пустой и далёкой от счастья²⁴.

Счастье, как это ни парадоксально, заключается в способности идти сквозь отдельные несчастья, преодолевая их сопротивляясь неблагоприятным обстоятельствам, в готовности и умении справиться с отрицательными эмоциями, идти на риск, бороться с собственными слабостями. Страдание перестает быть страданием, когда обнаруживает   его смысл.

Счастье, будучи во многом зависимым  от внешнего мира может оказаться  недостижимым. Отсутствие ситуаций, необходимой  для самовыражения личности, отсутствие ответного понимания, разделенности  судьбы создают ощущение трагизма. Счастье предполагают готовность к страданию, в то время как установка на удовольствие, сопряженное с возможным неудовольствием, не требует никакого мужества.

«Что есть Я?»  спрашивал Л. Н. Толстой и отвечал: «Я есть соединение двух деятельностей. Одна из них ограничена и зависима от внешнего мира через телесную организацию человека, составляет все то, что мы называем потребностями человека. Другая, духовная  ничем не ограничена и потому свободна, она то и составляет сущность сознания человека». Стремление разрешить противоречие духовного и плотского начала прослеживается у Л. Н. Толстого на протяжении всего творчества, начиная с автобиографических заметок и кончая «Исповедью»²⁵.

Заключение

Нравственность – это личностная характеристика, объединяющая такие качества и свойства, как доброта, порядочность, честность, правдивость, справедливость, трудолюбие, коллективизм, регулирующие индивидуальное поведение человека.

Золотое правило в евангельской формулировке гласит: «Во всем, как  хотите, чтобы с вами поступали люди, поступайте и вы с ними». Это правило предписывает человеку поступать по таким нормам, которые он сам сформулировал бы в качестве норм нравственного поведения, если бы он был тем существом, которому дано формулировать такие нормы.

Негативное действие может быть категорическим, безусловным по той  причине, что речь идет о действии в том пункте перехода мотива в  решение, который полностью подвластен сознательной воле человека.

Считается, что добрые дела следует  совершать скрытно – скрытно и от других и от самого себя. Доброе дело теряет в своей нравственной красоте, если о нем начинают кричать на всех углах, или если даже сам совершивший его человек упивается им, преисполняется собственной значимостью из-за того, что он совершил это дело.