Схоластическая философия: ранняя схоластика (VIII–XIвв.)

Умеренные номиналистыговорили, что общее существует в мыслях, в понятиях. Общее не пустой звук, а понятие познания, это термин, фиксирующий общность группы, видов, родов предметов. Общее понятие есть отвлечение вещей, тел, предметов, явлений. Вещь первенствует над понятием: она до понятия, до общего, общее после вещи.

Крайний номинализм в ранней схоластике представлен  Росцелини (1050–1110 гг.)[6], а реализм Ансельмом Кентерберийским.

Росцелини утверждал, что объективно существовать могут  только «единичные вещи». Общие понятия  – это лишь «дуновение звука». Общие  понятия имеют к вещам лишь косвенное отношение. Только нехватка слов, чтобы дать каждой вещи особое имя, вынуждает нас придумывать  общие понятия для названия большой  массы предметов. Так, например, родовое  слово «человек» существует лишь в языке, а в действительности существуют отдельные люди со своим  именем. Росцелини отвергал какую-либо объективность общего. Никакой белизны, говорил Росцелини нет, а есть всего лишь белые предметы. Применяя свою логику к догмату Троичности, он отрицал единую божественную субстанцию.

Оппонент Росцелини  Ансельм Кентерберийский (1033–1109 гг.) был крайним реалистом. Он говорил, возражая номиналистам, что если под  человеком разуметь отдельных индивидов, то мы никогда не узнаем природу  человека, а будем знать лишь природу  отдельных индивидов. Не ставя под  сомнение догматы христианства, он использовал реализм понятий, чтобы  доказать их незыблемость исходя только из понятий разума, не прибегая к  земному опыту. Поставив разум на службу вере, он доказывает реальность универсалий. До создания мира, учил Ансельм, вещи существуют в уме Бога в виде своих понятий. Ничто не может  произойти, если в уме творящего  ничто не предшествует сотворенной  вещи в качестве формы, идеи, мысли  или первообраза.

Прообразы вещей  это есть слово Бога, как внутренняя речь человека есть его мысль. Таким  образом, все сотворенное есть отображение  Божьего слова.

Следовательно, универсалии  представляют собой первичное, объективно существующее, а все единичное, конкретное – вторичное и производное  от общего, универсального.

Схоластики рассуждали не о явлениях природы, и не природный  мир хотели они объяснить. Предметом  их спора были вещи сверхчувственные, абсолютные, сверхъестественные,запредельные, и отсюда спекулятивный и умозрительный, абстрактный характер их дискуссий. В этом источник их интереса к логике. Только вера в существование абсолютных бестелесных сущностей – чистых понятий – вне и до единичных предметов позволила логически обосновать догматы церкви.

На таких крайне реалистических основаниях Ансельм  Кентерберийский строит свое онтологическое доказательство бытия Бога. Его доказательство сводится к тому, что если существует понятие Бога, идея Бога и вера в  эту идею, то Бог не может не существовать в самой действительности: он-то и является причиной, источником самой  идеи Бога. Ансельм приходит к заключению о существовании Бога как последней  причины и абсолютного совершенства из наличия понятия Бога. По Ансельму, признаком всякого совершенства является предположение об объективности  того, что заключено в понятии  совершенного. Таким образом, Ансельм  идет от понятия Бога к его существованию, к его бытию, а не наоборот.

В конце периода  ранней схоластики и на рубеже поздней  попытку примирить позиции крайнего реализма и крайнего номинализма  сделал Петр Абеляр (1079–1149 гг.). В автобиографическом произведении «История моих бедствий»  он пишет: «Тем временем у меня появилась  мысль прежде всего приступить к  обсуждению самих основ нашей  веры путем применения уподоблений, доступных человеческому разуму, и я сочинил для моих учеников богословский трактат «О божественном единстве и троичности»[7]. В своей попытке примирения реализма и номинализма Абеляр исходил из того, что вера должна основываться на разумных позициях. Он рассуждал, что если слово выражает мысль, то сама мысль должна быть понятием предмета. Следовательно, слово вторично по отношению к обозначаемой им вещи[8]. Общее, учил Абеляр, есть концепт, понятие вещи (отсюда концептуализм).

По Абеляру, общее, универсальное не может быть реально существующей вещью, но общее не сеть и просто слово. Общее есть слово, которое относится к целому классу предметов и которое может быть названо общим, если оно сказывается об этих предметах. В его изложении реальность общих понятий – универсалий – заключается в том, что слова, их обозначающие, не просто звуки, а они обладают значением. То есть это не VOX(звук, голос), а sermo, слово в связной речи, слово, взятое в его отношении к объекту, предмету, явлению. Но сами по себе универсалии – это продукт нашей мыслительной деятельности, они существуют только в уме. С помощью их человек пытается отыскать в единичных вещах то, что заключено в вечных идеях, поскольку естественное знание весьма смутно и неотчетливо[9]. Если номиналист Росцелини отрицал всякую объективность универсалий, то Абеляр ее признает, но лишь как вторичную объективность: универсалии существуют в уме, но он отрицает их онтологическую объективность.

Проблема спора  номинализма и реализма очень  сложная, многоаспектная. Даже из нашего краткого рассмотрения можно заметить и выделить три аспекта: 1. Онтологический – о самостоятельности существования  универсалий, идей, духовных сущностей; 2. Гносеологический – проблема природы  универсалий, их образований, значение понятий и т.д.; 3. Логический аспект – об отношении общего и единичного. Но в целом спор сводился к проблеме соотношения общих понятий и  единичных вещей: предшествуют ли общим  понятиям объективно существующие, чувственно воспринимаемые вещи (как считал номинализм) или наоборот, идеи, понятия раньше вещей (реализм). Движется ли познание от чувственно-воспринимаемых вещей  к их понятиям, или познание идет от понятия к вещи.

Однако спор носил  богословский характер, речь шла о  толковании догматов, для чего и  требовалось обращение к логике, к античным авторам. Официальная  церковь не могла пройти мимо этого  спора: в 1092 она осудила Росцелини, а в 1121 г. – Абеляра.

Отношение официальной  церкви к спору схоластиков определялось ее позицией по вопросу о Троичности Бога. Для нее были неприемлемы  и крайний номинализм, и крайний  реализм. Степень опасности каждого  из направлений зависела от того, насколько  далеко они отходили от официальной  интерпретации догмата. Не случайно поэтому были осуждены и сожжены  как трактаты реалистов (Эриугены), так и номиналистов (Росцелини).

Опасность реализма официальная церковь видела в  том, что он ставил под сомнение реальности лиц Божественной Троицы. Из реализма вытекала опасность пантеизма, отождествляющего Бога с природой. Реализм, тяготеющий к рационализму и признающий общее как умопостигаемую сущность, неизбежно вел к признанию необходимости разумного познания, ограничивая в какой-то мере веру. Официальная церковь усматривала в этом тенденции к обязательности доказуемости истин веры, к скептическому отношению к авторитетам церкви.

Еще большую опасность  церковь усматривала в номинализме, который в своей тенденции  оказывался материализмом, настаивая  на том, что общее существует лишь в мышлении, а реальным бытием –  чувственно познаваемым – обладают вещи предметного мира. Но материализмом  номинализм оказывался лишь в конечном итоге, а в действительности в  раннесхоластический период шел  богословский спор внутри теологической  мысли.

Наибольшую опасность  для богословской мысли в целом  и для всех ее течений, в том  числе и еретических, с точки  зрения ортодоксального богословия, означало появление средневековой  мистики. Последняя считала возможным  познание Бога без посреднической помощи богословов и церкви. Для мистиков Бог непосредственно присутствует в душе верующего, и потому он доступен верующему через созерцание, интуицию, в переживании, вытекающем из беспредельной  любви к Богу. Тем самым верующему  предоставлялись возможности находить индивидуальные интимные пути к Богу. Постижение Бога, учили мистики, достигается  не напряжением интеллектуальных сил, а Божественной благодатью, которую  верующий заслуживает своим образом  жизни. Человек может постигнуть Бога душой, минуя разум, так как  душа человека не является полностью  тварной. В ней есть нечто такое, что роднит, сближает человека с  Богом. Благодаря душе человек сливается  с Богом в одно единство. Высшей формой познания являетсявидение, в состоянии которого душа полностью освобождается. И, следовательно, человек таким образом оказывается свободным от обязательных богословских правил богопознания. Однако стоит заметить, что в мистической интерпретации богопознания не было ничего возвышающего человека. Наоборот, отрицалась роль разума, подчеркивалась ничтожность индивидуальности, личностного начала: видение Бога наступает в момент эстетического состояния души, в миг осознания своего полного ничтожества перед лицом всемогущего Бога.

Ранняя мистика  представлена аббатом Бернаром (1091–1153 гг.). Он был ярым противником Абеляра. Бернар был инициатором созыва в 1140 г. собора в Сансе, на котором высшие прелаты французского духовенства и король Людовиг VIIосудили все произведения Абеляра. Подчеркнем еще раз, что официальная церковь увидела опасность в мистике прежде всего потому, что мистика отрывала теологию от развивающегося научно-философского знания: церковь нуждалась в этом знании. По мере развития европейской культуры возрастал процесс философизации теологии. Теология постепенно перерастает в схоластическую философию, рационально-логический элемент в теологии начинает доминировать.