Автор работы: Пользователь скрыл имя, 24 Сентября 2015 в 21:04, доклад
Символизм создал свою философию искусства, выработал свои
эстетические принципы. Эти принципы не были едиными, монолитными, они
представляли собой эклектическую мешанину различных дуалистических и
субъективно-идеалистических концепций. Внутренняя противоречивость идейной
программы символизма соответствует противоречивости его художественных
исканий.
Течение внутри символизма, представленное именами Д.
Мережковского, Ф. Сологуба, В. Брюсова, стали именовать «старшим»
поколением символистов. Позже, в начале 900-х годов, выступила группа
«младших» символистов - А. Блок, Бич. Иванов, Белый и другие.
ЛТСИ и П
Доклад
На тему: Техника символичной деятельности.
Студентка: Худододова Г.Ш.
2015г.
Течения символизма.
Символизм создал свою философию искусства, выработал свои
эстетические принципы. Эти принципы не были едиными, монолитными, они
представляли собой эклектическую мешанину различных дуалистических и
субъективно-идеалистических концепций. Внутренняя противоречивость идейной
программы символизма соответствует противоречивости его художественных
исканий.
Течение внутри символизма, представленное именами Д.
Мережковского, Ф. Сологуба, В. Брюсова, стали именовать «старшим»
поколением символистов. Позже, в начале 900-х годов, выступила группа
«младших» символистов - А. Блок, Бич. Иванов, Белый и другие.
Эта группа порой очень резко выступала против бессодержательности,
версификаторства, эстетизма декадентов. За «изящество шлифовального и
ювелирного мастерства Вяч. Иванов критиковал Брюсова. Но эта борьба с
эстетизмом сейчас выглядит совсем иначе, чем в свое время: творчество А.
Белого (псевдоним Бугаева) и Вяч. Иванова несет в себе те же черты
эстетизма и представляет собой разновидность декадентства.
Провозглашенные символистами принципы выразили в своем творчестве
Ю. Балтрушайтис, И. Аннинский, Эллис, М. Волошин, С. Соловьев, А.
Ремизов, Г. Чулков и другие писатели. В целом философская программа
символизма представляла собой мешанину из идеалистических учений Платона,
Канта, Шопенгауэра, Ницше, Маха, сдобренных мистицизмом Вл. Соловьева.
«Всякая эстетика, - писал А. Белый, - есть еще и трансцендентальная
эстетика в кантовском смысле, то есть она имеет отношение к
пространству и времени; учение о расположении общих условий возможности
эстетической формы есть учение о расположении в пространстве и времени.
Далее в усложнении, форм - так называемое содержание, содержание с этой
точки зрения выводимо из формы».
В. Брюсов, обосновывая интуитивный, антирассудочный взгляд на
искусство, исходил из эстетики Шопенгауэра, утверждая, что «искусство
есть постижение мира иными, не рассудочными путями. Искусство - то, что в
других областях мы называем откровением».
Если одни символисты (Мережковский, Гиппиус) видели смысл поэзии
только в воплощении мистической, потусторонней действительности, то другие
символисты стремились к гармоническому сочетанию в изображении
существующего и потустороннего миров.
Вот как
определяет символическую
которой органически, не насильственно, сливаются два содержания: скрытая
отвлеченность и очевидная красота, сливается так же легко и естественно,
как в летнее утро воды реки гармонически слиты с солнечным светом. Однако,
несмотря на скрытый смысл того, и другого символического произведения,
непосредственное, конкретное его содержание всегда законченно само по
себе, оно имеет в символической поэзии самостоятельное существование,
богатое оттенками».
Уход из этого мира, «где истин нет», взлеты в поднебесную высь,
падение ниц пред образом «сущего», возвеличение себя до сверхчеловека,
стоящего над миром, проповедь крайнего индивидуализма и «чистого
искусства», прославление смерти «мечтания о воле свободной» - таков внешне
многообразный, а по существу субъективно ограниченный мир ранней поэзии
декадентов. Недаром Бальмонт писал:
Я ненавижу человечество,
Я от него бегу спеша.
Мое единое отечество -
Моя пустынная душа.
Различия существовали также между московским и петербургским
символистом.
Всякого рода «странности» в среде русских символистов появились
практически одновременно с рождением символизма. Еще в 90-х годах Брюсов
поражал собеседников загадочными речами, намеренно ничего не разъясняя. А
Бальмонт «дикими» выходками покорял женщин и доводил до исступления мужчин.
Воспитанный же в такой атмосфере читатель уже ничему не удивлялся.
Жизнь порождала искусство, искусство переливалось в жизнь – строило
ее по своим законам. Игра перерастала в реальность, и все оказывалось
соответствием всего.
Эта причудливая действительность становилась повседневной
атмосферой, ею жили и дышали. Таков был московский символизм.
В Петербурге
все обстояло немного по-
Символистами называли себя и те, кто стремился к туманным намекам на
неясный им самим смысл, и направлявшие мысль читателя по пути прихотливых
ассоциаций, и претендовавшие на то, чтобы определить словами еще никем не
познанную сущность Вселенной.
Символизм Петербурга – это особое состояние мира и человека,
повлекшее за собой перемены во всех областях жизни. В человеке же главное,
по символизму, особая нервность, тяготение к мистическому познанию.
Петербургские символисты стремились продемонстрировать обостренную
чувствительность, непонятные обычному человеку переживания, неожиданные
видения. Символисты описывают мир духов, доступный спиритам.
Символизм по-петербургски – это игра со светом и тенью. Вера в то,
что помимо мира видимого, реального, существует другой – невидимый,
сверхъестественный; вера в возможность человека общаться с этим миром.
Символизм по Петербургу – это разрыв границ и прорыв в будущее, а вместе с
тем и в прошлое, прорыв в иное измерение.
Три главных элемента нового искусства, считают символисты, –
мистическое содержание, символы и расширение художественной
впечатлительности.
Петербургский символизм иногда называют «религиозным».
Религиозность, однако, понимается максимально широко – это не только
православие, но и иные вероисповедания и религиозные искания: от народных,
сектантских, до рассудочных конструкций высокообразованных людей.
И Ветхий и Новый Завет, считали петербургские символисты, уже
исчерпаны. Человечество должно перешагнуть в царство, предсказанное
Апокалипсисом. И они старались показать современному православию новый путь
– Третьего Завета.
Таким образом, символизм не был однороден. Внутри него существовали
различные течения, которые позднее привели к расколу и падению символизма.
листы.
Постулаты символизма отнюдь не нивелировали его творцов; они были
людьми яркой индивидуальности: у каждого в поэзии свой тембр голоса, своя
палитра красок, свой облик. Певучий Бальмонт, первым из символистов
достигший всероссийской известности и славы; многогранный, с литыми
бронзовыми строфами, Брюсов, наиболее земной, наиболее далекий от мистики,
наиболее реалистический по духу среди своих собратий; до болезненности
тонкий психолог, созерцатель Иннокентий Анненский; мятущийся Андрей Белый,
создавший замечательную книгу стихов о задыхающейся в годы реакции после
девятьсот пятого года России “Пепел” и романы “Серебряный голубь” и
“Петербург”; мастер горестных в своей музыкальности стихов, автор “Мелкого
беса” Сологуб; многомудрый Вячеслав Иванов, “ловец человеческих душ”,
знаток Эллады, неиссякаемый источник изощренных теорий; Александр Блок, с
годами ставший национальным поэтом, нашей гордостью,– Блок, чья поэзия – и
печальная, и полная светлой любви песнь о родине, и повесть о своих
пожизненных духовных путях и блужданиях.
О некоторых символистах хочется рассказать отдельно.
Специфика взглядов (особенности символизма).
На чем же настаивали символисты, что лежало в основе их поэтики? В
чем заключались их специфические взгляды? Символизм в литературе был
движением романтиков, воодушевляемых философией идеализма. Уже Мережковский
в своем трактате объявил войну материалистическому мировоззрению,
утверждая, что вера, религия – краеугольный камень человеческого бытия и
искусства. “Без веры в божественное начало,– писал он,– нет на земле
красоты, нет справедливости, нет поэзии, нет свободы”.
Огромное влияние на русских символистов оказал философ и поэт
Владимир Соловьев. В его учении было заложено идущее от древнегреческого
Платона представление о существовании двух миров – здешнего, земного, и
потустороннего, высшего, совершенного, вечного. Земная действительность –
только отблеск, искаженное подобие верховного, запредельного мира, и
человек – “связующее звено между божественным и природным миром”. В своей
мистической религиозно-философской прозе и в стихах Вл. Соловьев звал
вырваться из-под власти вещественного и временного бытия к потустороннему –
вечному и прекрасному миру. Эта идея о двух мирах – “двоемирие” – была
глубоко усвоена символистами. Среди них утвердилось и представление о поэте
как теурге, маге, “тайновидце и тайнотворце жизни”, которому дана
способность приобщения к потустороннему, запредельному, сила прозреть его и
выразить в своем искусстве. Символ в искусстве и стал средством такого
прозрения и приобщения. Символ (от греческого symbolus – знак,
опознавательная примета) в художестве есть образ, несущий и аллегоричность,
и свое вещественное наполнение, и широкую, лишенную строгих границ,
возможность истолкования. Он таит в себе глубинный смысл, как бы светится
им. Символы, по Вячеславу Иванову,– это “знамения иной действительности”.
“Я не символист,– говорил он,– если слова мои равны себе, если они – не эхо
иных звуков, о которых не знаешь, как о Духе, откуда они приходят и куда
уходят”. “Создания искусства,– писал Брюсов,– это приотворенные двери в
Вечность”. Символ, по его формуле, должен был “выразить то, что нельзя
просто “изречь”. Поэты-символисты, утверждает Бальмонт, “овеяны
дуновениями, идущими из области запредельного”, они – поэты – “пресоздавая
вещественность сложной своей впечатлительностью, властвуют над миром и
проникают в его мистерии”. В поэзии символистов укоренялся не всем
доступный, достаточно элитарный, по выражению Иннокентия Аннинского,
“беглый язык намеков, недосказов” – “тут нельзя ни понять всего, о чем
догадываешься, ни объяснить всего, что прозреваешь или что болезненно в
себе ощущаешь, но для чего в языке не найдешь и слова”. Появились даже,
начиная со стихотворений Вл. Соловьева, целые гнезда слов-символов, слов-
сигналов (“небо”, “звезды”, “зори”, “восходы”, “лазурь”), которым
придавался мистически
Валерий Яковлевич Брюсов
В истории русской литературы Брюсов навсегда остался открывателем
новых путей, «искателем смутного рая», великолепным мастером стиха,
доказавшим, что поэт может передать все многообразие человеческих страстей,
все «сокровища», заложенные в чувстве.
Брюсовым создан собственный стиль – звучный, чеканный, живописный.
Для него характерно разнообразие форм, их неустанный поиск, стремление
обнять в своем творчестве все времена и страны. Брюсов ввел в русскую
поэзию образ современного большого города с его людскими толпами и огнями
реклам. Брюсову всегда была близка общественно-гражданская тема. Труд,
творческие возможности человека, подчиняющего своей воле силы природы, -
один из важнейших мотивов поэзии Брюсова.
Для Брюсова характерна поэзия намеков.
Для анализа
я выбрала стихотворение «
отражает его творчество.
Дремлет Москва, словно самка спящего страуса,
Грязные крылья по темной почве раскинуты,
Кругло-тяжелые веки безжизненно сдвинуты,
Тянется шея – беззвучная, черная Яуза.
Чуешь себя
в африканской пустыне на
Чу! что за шум? не летят ли арабские всадники?
Нет! качая грозными крыльями в воздухе,
То приближаются хищные птицы – стервятники.
Падали запах знаком крылатым разбойникам,
Грозен голос близкого к жизни возмездия.
Встанешь, глядишь…а они все кружат над покойником,
В небе ж
тропическом ярко сверкают
В этом стихотворении Брюсов словно уводит нас в иную реальность, в
иное измерение, он противопоставляет Россию с Африкой и сравнивает Москву с
самкой страуса. В данном случае самка спящего страуса является символом