Уроки Канта

В наше время, когда  всё более входит в моду, особенно в «свободной» России, так называемый «прагматизм», неоценимый урок даёт кантовский анализ долга как «выгоды сверх  всякой выгоды». Кант показывает в «Основах метафизики нравственности», что хуже всего для морали, в качестве её основания, эмпирический принцип счастья, или благополучия, который не только непригоден, т.е. не ведёт к своей цели, не только ложен, обманывая человека иллюзией, но и прямо вреден: он в корне подрывает собственно моральное, то есть высшее начало в человеке - самое ценное, что в нём есть, повергая его в расслабленное и рабское состояние, наилучшее для его корыстного использования. Именно поэтому в «обществе потребления», или фальшивого рекламного счастья, такое широкое распространение получил культ зла и порока, самого разнообразного человеческого свинства. И суть дела здесь не только в том, что порок разнообразнее и зрелищнее добра, а средства массовой информации, павшие жертвой бизнеса, работают по принципу выгоды, то есть – «сенсации». Принцип счастья учит одной только расчётливости. Эвдемонизм и прагматизм – две стороны одной медали, а жажда удовольствий и расчётливость так же неразрывно связаны с продажностью и рабством, как «ригоризм» долга связан с неподкупностью и свободой. Дымовая завеса постоянного обличения советской власти и «тоталитаризма», ёрничания над «совками», иронических усмешек над «коммунизмом» служит, судя по всему, вовсе не защите свободы, а напротив - защите и укреплению системы скрытого порабощения, более всего опасной своей вкрадчивой незаметностью: новые «хозяева жизни» пытаются подчинить людей прежде всего изнутри, как инопланетяне в фантастических фильмах. Расчёт на благополучие, счастье, успех, естественное стремление к удовольствию – самый удобный рычаг зависимости и манипуляции. Для чего же ещё нужна гигантская машина пропаганды богатства и удовольствий, восхваления эгоистической благоразумной расчётливости как общего принципа поведения? Эта машина нацелена именно на разрушение принципа независимости в людях, на имитацию, симуляцию и подмену свободы, на «бархатное» порабощение людей посредством управления их желаниями. Давно известно: кто хочет всё купить, должен сначала себя продать. Нацеленность исключительно на «пользу», говорит Кант, – верный признак ограниченности ума и неразвитости личности. Тот, кто хочет воспитать целый народ в духе расчётливого эгоизма, должен всеми силами препятствовать его духовному развитию. Стремление к выгоде, как «стимул», как причина деятельности - признак слабости и зависимости. Деньги, слава, награды, одобрение окружающих и т.п. делают слабого сильнее, трусливого - храбрее, робкого - решительнее, пассивного - активнее. Следовательно, только сильный и независимый человек может выполнять свой долг, не ради «платы». То, что делается бескорыстно, то и делается, собственно, свободно. Чем свободнее человек, тем он бескорыстнее, чем бескорыстнее – тем свободнее. Бескорыстие - свойство свободных людей. Чем сильнее корысть, тем меньше свободы, тем сильнее зависимость. Разнообразное «стимулирование» – это способы заставить человека работать, поставить его в зависимость, сделать функцией системы. Об этом говорит и Кант, освобождая сферу морали, или чистой свободы, или, что то- же самое, безусловного долженствования, от всякой «гетерономии». Ведь «свобода» корыстного расчёта ставит человека даже ниже животного – благодаря его «благоразумию» его легче подчинить и дрессировать, чем известную своей независимостью кошку. Никого так легко не подчинял себе фашистский режим, как расчётливого прагматика. «Утилизующий обречён на утилизацию; одержимый выгодой – наилучший объект для извлечения выгод»⁹. Такова увиденная Кантом диалектика «коммерческого разума». Вот почему новоявленные российские нувориши через закупленные средства массовой информации занимаются массовым оглуплением людей, пытаются воспитать целый народ в духе «прагматизма». Самый чистый прагматик, однако, - животное. Оно, как сказал опальный классик, совершенно тождественно со своей жизнедеятельностью и целиком сводится к сумме своих аппетитов. Стимул – реакция. Именно поэтому оно – природа, и в нём нет никакой свободы, целиком отсутствует личность. Человек, прагматичный на все сто процентов, - просто скотина. Человек лишь в той мере личность, и лишь в той мере свободен, в которой он не прагматичен, может видеть дальше собственного носа, быть на расстоянии от себя самого и текущей ситуации, поступить вопреки собственному желанию, по общему принципу (тоталитарно!), самого себя подчинить и ограничить.

Поэтому мораль, настаивает Кант, нужнее человеку, чем любой расчёт благоразумия: лишь она одна сохраняет его достоинство, делает его неподатливым к социальному подкупу и неудобным для манипулирования и «эффективного использования». Этот урок Канта помогает и сегодня освободить неискоренимое нравственное начало, живущее в каждом человеке, как «практический разум», из-под толстого навозного слоя массовой культуры, которая пытается вернуть мораль в то расслабленное и рабское состояние, которое неизбежно порождается расчётом преимущественно на «счастье» и «благополучие». Следуя этому простому уроку, не нужно нам бояться быть «несовременным» и нужно признать моральную ничтожность того, что нынешняя «элита» считает «духом времени». В своей простоте и чистоте понятие долга яснее и сильнее, убедительнее для любого человека, чем любой мотив, связанный с его естественным стремлением к счастью и благополучию. Для того чтобы убедиться в этом, достаточно прислушаться к самому себе. В сознании долга как способности определить свою волю независимо от всех обстоятельств, независимо даже от собственных влечений и склонностей, которые, собственно, и служат рычагами зависимости и манипуляции, и заключается свобода человека. В морали речь идёт не о том, что ценно для каких-либо целей, но исключительно о том, что ценно само по себе. Симуляция свободы посредством подмены долга выгодой (или морали – «эффективностью») и возведение принципа выгоды во всеобщность могут временно заглушить неискоренимые задатки добра в человеке и дезориентировать его. К сожалению, российская философская традиция едва ли может противостоять этой попытке деструкции морального начала, даже в чисто теоретическом отношении, поскольку в целом она, словами Канта, гетерономна: достоинство поступка она всегда определяла через его цель. В этом отношении православная метафизика не отличается от советского марксизма. «Добрую волю» Канта у нас всегда считали слишком «формальной» и «бессильной». Модные новые течения в современной российской философии, пришедшие с Запада, также лишь способствуют нарастанию морально-интеллектуального хаоса и нравственной дезориентации – необходимой составной части всякого деспотизма. Но нравственное начало, согласно кантовскому анализу, составляет саму субстанцию личности человека, и потому неискоренимо, может исчезнуть лишь вместе с ним.

Может быть, ваша теория и хороша, ответят нам иронически и снисходительно умудрённые жизнью прагматики, но она – увы! - не годится  для практики. «И утверждается это  с такой важностью, таким пренебрежительным  тоном… в своём самомнении и мнимой мудрости эти люди думают, что глазами крота, устремлёнными только на опыт, они видят лучше и дальше, чем видят глаза, данные существу, созданному, чтобы держаться прямо и видеть небо»¹⁰. Свобода, как автономия воли, – вот единственная подлинная мистерия. Поэтому и сегодня уроки Канта нам нужны. Как и двести лет назад, мы можем повторить вслед за создателем критической философии: «…das System der Kritik, auf einer völlig gesicherten Grundlage ruhend, auf immer befestigt und auch für alle künftigen Zeitalter zu den höchsten Zwecken der Menschheit unentbehrlich sei (…система критики, покоясь на незыблемом основании, утверждена навеки. Во все будущие времена она останется незаменимой для осуществления высших целей человечества)»¹¹.

Недавно меня спросили: конечно, Кант – гений, но неужели его не за что критиковать? Неужели в его взглядах нет никаких недостатков, ошибок? В чём состояла главная ошибка Канта? «Ошибка», наверное, не самое подходящее здесь слово, речь идёт ведь не о контрольной работе школьника. Говорить о ошибках может лишь тот, кто знает «правильный ответ». А кто из нас возьмёт на себя смелость утверждать, что знает ответ на поставленные Кантом вопросы лучше, чем сам Кант? И, тем не менее, можно, видимо, сказать, что Кант кое в чём действительно ошибся, если сопоставить его прогноз с тем, что фактически произошло впоследствии. Главный вопрос для Канта – «как возможна метафизика в качестве науки?». Ответ, который он обосновал в «Критике чистого разума», привёл его к непоколебимой уверенности в том, что метафизику не только можно построить как единую для всех людей аподиктическую науку, но что её построение будет полностью завершено ещё «до конца текущего столетия», доставив тем самым разуму «полное удовлетворение». Метафизику можно будет просто «передать» всем будущим поколениям как «капитал, не подлежащий дальнейшему увеличению». В этом Кант ошибся фактически: никто не поддержал его план, его лучший ученик начал с перестройки фундамента, его наиболее талантливые последователи пошли путём, о котором он и не подозревал, никто сегодня не преподаёт метафизику как науку в смысле Канта и по его плану. Метафизика так и не стала наукой в том смысле, который вкладывал в это слово Кант. Исходя из этого неоспоримого факта, мы можем и должны задаться более интересным вопросом: почему Кант заблуждался, что послужило источником и наиболее глубоким основанием этой ложной уверенности? Здесь мы имеем дело уже с более или менее вероятными предположениями. Я думаю, что суть дела – в представлении о чистом разуме, который каждый может найти «в самом себе», так что все «простые акты» некоего «чистого мышления», или «чистые понятия», могут быть перечислены благодаря рефлексии окончательным и исчерпывающим образом. Или, иначе: в основе ошибки Канта лежало ложное убеждение в том, что есть категории (понятия) сами по себе, что немецкий профессор Кант может, имея дело «с самим собой», «отвлечься» в утренние часы «от всяких объектов», и наблюдать в самом себе в чистом виде некий «чистый рассудок». Мне кажется, что главную, «роковую» роль сыграло здесь соединение аристотелевского идеала аподиктической науки (абсолютной логической необходимости) с принципом спонтанной творческой активности субъекта. Эта взрывоопасная смесь и заставила Канта вывести всякую связь (единство) из субъекта, построить «дедукцию категорий» и ввести «чистое созерцание»: признать пространство и время чистыми формами чувственности.

Кант – наш  общий учитель, и великая сила этого учителя, между прочим, обнаруживается в том, что ни один из его учеников с ним не согласен. Он учит, оставляя нас свободными.

¹ Хайдеггер М. Кант и проблема метафизики. – М.: «Русское феноменологическое общество, 1997. С.142-143.

² Beck L.W. Was haben wir von Kant gelernt? // Kant-Studien, 1981, H.1. S.1-2.

³ Кассирер Э. Жизнь и учение Канта. – СПб.: Университетская книга, 1997. С.243.

⁴ Kant’s gesammelte Schriften, Bd.XX, S.45.

⁵ B 731-732. Кант И. Критика чистого разума / пер. Н.О.Лосского с вариантами переводов на русский и европейские языки. – М.: Наука, 1998. С.532.

⁶ Kant’s gesammelte Schriften, Bd.XX, S.310. Кант И. О вопросе, предложенном на премию… // Соч. в 6 тт. М.,1966. Т.6. С.238.

⁷ Kant’s gesammelte Schriften, Bd.15, S.395. Единственное место, где Кант применяет это выражение.

⁸ См.: Kant’s gesammelte Schriften, Bd.5, S.262, 264. Кант И. Критика способности суждения // Соч. в 6 тт. М., 1966. Т.5, с.270, 272-273.

⁹ Соловьёв Э.Ю. И.Кант: взаимодополнительность морали и права. – М.: Наука, 1992. С.69.

¹⁰ Кант И. О поговорке: «Может быть, это и верно в теории, но не годится для практики» // Кант И. Сочинения на немецком и русском языках. – М.: Kami, 1994. Т.1. С.246-247.

¹¹ Kant’s gesammelte Schriften, Bd.12, S.397.