Возможность, действительность, вероятность как философские и научные категории

Действительность, опосредствованная возможностью, и возможность, опосредствованная действительностью, суть не что иное как моменты деятельности. Для Гегеля был характерен как раз деятельностный подход к исследованию многих категорий и самой объективной реальности.

«Внутреннее» определение рассматриваемой категории таково: действительность есть целокупность, объединяющая закон, статистическую закономерность, явление, сущность.

Категориально-логическая характеристика закона такова. Закон есть сторона действительности, противоположная явлению. Он действует так и только так, единственным образом. Он есть тождественное в действительности. Он есть всеобщая, единственная действительность, определяет единообразие действительности.

Закон есть внутренняя сторона действительности или внутренняя действительность. Прямо, непосредственно, через органы чувств или приборы, закон не наблюдаем; сам себя он не обнаруживает. Закон — это кантовская «вещь в себе». Обнаружить или наблюдать закон можно только косвенно, через явления.

Закон представляет ту сторону действительности, которую можно охарактеризовать как определенность, упорядоченность, порядок.

Статистическая закономерность — промежуточная категория, осуществляющая "плавный", постепенный переход от явления к закону или от закона к явлению. Она действует так или несколько иначе, в той или иной степени «инаковости». В сфере возможности ей соответствует вероятность.

Так называемые «эмпирические» статистические закономерности (устойчивости, регулярности, правильности, повторяемости) ближе «стоят» к явлению, а так называемые «теоретические» статистические закономерности ближе «стоят» к закону.

Статистические закономерности вследствие своего промежуточного характера одним своим «концом» упираются в мир явлений, изменчивости, беспорядка, а другим «концом» упираются в мир законов, устойчивости, порядка. Соответственно ученые и философы различают эмпирические, феноменологические закономерности и теоретические закономерности.

Явление есть внешняя сторона или внешняя действительность. Его можно наблюдать непосредственно, через органы чувств или через приборы.

С точки зрения «встречаемости» или частоты явления можно разделить на три вида:

1) частые или массовые  явления (например, выпадение осадков в умеренной зоне);

2) редкие или нечастые  явления (например, выпадение осадков в пустыне);

3) исключительные или  уникальные явления.

Такое деление явлений в известном смысле условно. Ведь любое явление по-своему неповторимо, специфично, исключительно или уникально, имеет, как бы сказать, специфическую или индивидуальную физиономию, свое «лицо». Неповторимость, специфичность или уникальность — сущностные черты явления. Почему же тогда мы говорим о нередких, частых и даже массовых явлениях? Дело в том, что хотя явление и имеет свою неповторимую «физиономию», оно тысячами нитей связано с теми или иными законами, зависит от них и, соответственно, на нем лежит отпечаток их общей природы. Закон как бы стандартизирует или, лучше сказать, унифицирует явления. Таким образом, если явления «делают» законы ущербными в смысле всеобщности, то и законы не «позволяют» явлениям быть абсолютно неповторимыми, исключительными, ранжируют их по степени «встречаемости».

Наиболее встречаемые, массовые явления являются в то же время наиболее законосообразными. Чем «сильнее» зависимость явления от закона, тем оно массовиднее, обычнее, типичнее. Однако и самые неповторимые явления зависят от законов.

В живой природе и человеческом обществе к этим отношениям закона и явления прибавляется их взаимоопосредствование — сущность.

Сущность — категория действительности, представляющая собой органическое единство, взаимоопосредствование закона и явления. Если закон определяет единообразие действительности, а явление ее многообразие, то сущность определяет единство действительности в ее многообразии или многообразие многообразий действительности в ее единстве. Единообразие и многообразие предстают в сущности как форма и содержание.

Форма — единство многообразного; содержание — многообразие единства или многообразие в единстве. Иными словами, форма и содержание — это закон и явление, взятые в аспекте сущности, существующие как моменты сущности.

Сущность — сложная органическая действительность, соединяющая ее внутреннюю и внешнюю стороны. В сфере возможности ей соответствует свобода. В сфере видов материи — организм и сообщество. В сфере качества — индивидуальное и типическое. В сфере меры — норма. В сфере видов движения — развитие и поведение. В сфере противоречия — сложное противоречие, единство, гармония и борьба, антагонизм. В сфере становления — деятельность, субъект, объект.

Сущность только как познавательный феномен воображаема, мнима, недействительна. Она существует, действует лишь в нашей познавательной деятельности, как характеристика одной из сторон деятельности, а именно объекта деятельности (вспомним, что деятельность, объект — это все категории, соответственные сущности). Она светит, так сказать, отраженным светом, получаемым от действительной сущности, каковой является деятельность человека.

Сущность как категориальное определение действительности внутрення и внешня, непосредственна и опосредована, в общем говоря, сложна и органична. Это хорошо видно на примере нашей собственной, человеческой сущности.

Каждый из нас носит в себе сущность; она безусловно дана нам непосредственно, она здесь, тут — в силу нашего рождения, развития, нашей жизнедеятельности. Она внутрення, поскольку «сидит» внутри нас, не всегда проявляется, не всегда дает о себе знать и мы не в полной мере знаем ее. Она внешня, поскольку проявляется, выступает в нашем поведении, поступках, деятельности, в объективных результатах деятельности, поскольку мы ее знаем. Так, Бетховен умер давно, а его сущность художника-творца продолжает жить, «выступать» в его музыкальных произведениях (ясно ведь, что музыкальные произведения Бетховена внешни ему самому как объективированные результаты его творческой деятельности).

Говоря об отношении «сущность-явление», нельзя не упомянуть об отношении «закон-явление». Философы часто путают эти два отношения, благо есть одна, общая для них категория — явление. Никто не задавался вопросом: а почему, собственно говоря, существуют две разные пары категориальных определений, имеющие в своем составе одну и ту же категорию (явление)? Отчего такая аномалия? Этой аномалии не было бы, если бы философы рассматривали указанные пары категорий не как самостоятельные, независимые друг от друга подсистемы категорий, а как «части» одной подсистемы: «закон-сущность-явление». Сущность в таком случае выглядит не как однопорядковая с законом категория, а как категория, объединяющая закон и явление, следовательно, имеющая черты того и другого. В самом деле, люди давно в практике словоупотребления различают закон и сущность. Если закон есть нечто всеобщее, общее в действительности, противостоящее специфическому и единичному (в нашем случае — явлению), то всеобщего, общего, в то же время имеет качество явления, а именно чего-то конкретного, единичного, специфического.

К. Маркс был не совсем точен, когда утверждал что «сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду», что «в своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений». Справедливо критикуя Л. Фейербаха за то, последний видел в человеке только природную сущность, он однако, как и Фейербах, игнорировал индивидуальную сторону человеческой сущности, пренебрежительно отзываясь об абстракте, присущем отдельному индивиду. Для Маркса и его последователей эта неточность дорого обошлась. Сводя сущность человека к социальной составляющей, марксисты сделали его (человека) объектом социального экспериментирования и манипулирования и на этом сильно обожглись. Человек по своей сущности и социальное существо, и природное. Как природное существо он — родовое существо и особь. Как социальное существо он — член общества и индивидуум, личность. Игнорирование хотя бы одной из этих составляющих сущности человека ведет в конечном счете к тяжким последствиям, чреватым гибелью человечества.

В связи с проблемой сущности как единства закона и явления нельзя не упомянуть Аристотеля. Именно он первый подробно рассмотрел ее категориально-логический статус и, в отличие от Платона, увидел в ней не только черты всеобщего, но и единичного,  создав тем самым предпосылку для адекватного осмысления и познания категории.

3 Категория  вероятность

Вероятность — промежуточная категория, осуществляющая постепенный или плавный переход от необходимости к случайности и от случайности к необходимости. Меньшая вероятность стоит ближе к случайности. Большая вероятность стоит ближе к необходимости. Одним своим «концом» вероятность упирается в случайность, переходит в нее, а другим «концом» переходит в необходимость.

Говоря об истоках категории «вероятность», следует в первую очередь упомянуть Аристотеля. Не раз в своих сочинениях он указывал на то, что между случайностью и необходимостью имеется промежуточная категория. Правда, Аристотель не обозначал эту категорию каким-то одним, определенным термином. Обычно он употреблял выражение «большей частью» в контексте сравнения со случайностью (могущей быть только иногда) и необходимостью (имеющей место всегда). В «Первых Аналитиках» он говорил о промежуточном между случайным и необходимым как «возможном в одном смысле», противопоставляя его случайному как «возможному в другом смысле». В этой же работе встречается термин «вероятное», который употребляется в значении, близком к выражению «большей частью».

Из этих текстов видно, что для Аристотеля категория «большей частью» не менее важна, чем необходимость и случайность. Он практически всегда мыслит триадой: «необходимое — большей частью — случайное». Поэтому не правы те исследователи, которые при анализе творчества Аристотеля ограничиваются рассмотрением пары категорий «необходимость-случайность». Это противоречит исторической правде, не говоря уже о том, что это искажает позицию Аристотеля в вопросе о диалектике необходимого, вероятного и случайного. Позиция Аристотеля в этом вопросе, пожалуй, гораздо более уравновешена, диалектична, чем позиция многих и многих живших после него философов, в том числе Гегеля. Для греческого мыслителя было совершенно ясно, что между необходимым и случайным имеется промежуточное звено. Другое дело, что он не так тщательно исследовал его, как это было сделано с категориями необходимого и случайного. Тем не менее Аристотель оставил достаточно свидетельств того, как он понимал промежуточную категорию.

В двух случаях Аристотель прямо говорит о вероятном, дает определение вероятного: «вероятное есть правдоподобная посылка, ибо то, о чем известно, что оно в большинстве случаев таким-то образом происходит или не происходит, существует или не существует, есть вероятное, например для завистников ненавидеть или же для возлюбленных любить». «Вероятное — то, что случается по большей части, и не просто то, что случается, как определяют некоторые, но то, что может случиться и иначе; оно так относится к тому, по отношению к чему оно вероятно, как общее к частному».

Оба определения вероятного вполне соответствуют употребляемым в предыдущих текстах выражениям «большей частью», «в большинстве случаев», «обычно», «как правило». Таким образом, под промежуточной категорией (между необходимым и случайным) Аристотель явно имел в виду вероятное.

К сожалению, другой великий категориолог — Гегель — практически оставил без внимания эту категорию. Причиной игнорирования Гегелем категории вероятности является то, что он мыслил по схеме триады «тезис-антитезис-синтез» (или «утверждение-отрицание-отрицание отрицания»), в которой не было места промежуточному звену. Синтез («отрицание отрицания») носит характер объединения категорий, в результате которого возникает новая категория. Гегель, увлекшись «синтетическим» представлением, не заметил того, что между противоположными определениями имеется промежуточное звено.

А.С. Кравец сделал вывод, что вероятность носит промежуточный характер. Промежуточные состояния потому и являются промежуточными, что они «располагаются» где-то между крайними состояниями и их существование зависит от существования этих состояний. Вероятность носит промежуточный характер благодаря тому, что существуют случайность и необходимость — полюсы взаимозависимости. Располагаясь между ними, вероятность не поглощает их, а связывает, осуществляет переход от одного полюса взаимозависимости к другому. В этом ее смысл и назначение.

На промежуточный характер вероятности указывает то, что вероятностные устойчивости могут ближе «стоять» к случайности, т. е. быть более частными, и могут ближе «стоять» к необходимости, т. е. быть более общими. Первый род вероятностных устойчивостей обычно причисляют к разряду эмпирических статистических закономерностей. Второй род — к разряду теоретических статистических закономерностей. Некоторые ученые и философы сомневаются даже, можно ли во всех случаях именовать частные статистические устойчивости эмпирическими закономерностями. И они в какой-то мере правы. Вероятностные устойчивости "плавно" переходят в чисто случайные процессы, носящие неопределенный характер. Чем уже охватываемая ими область, тем они более похожи на чистые случайности и тем менее оснований называть их эмпирическими закономерностями.

Интересное рассуждение можно найти у математика А. Реньи. «На днях, приводя в порядок книги, — пишет он, — я наткнулся на «Размышления» Марка Аврелия и случайно открыл ту страницу, где он пишет о двух возможностях: либо мир является огромным хаосом, либо в нем царствует порядок и закономерность, какая из двух взаимоисключающих возможностей реализуется, мыслящий человек должен решить сам... И хотя я уже много раз читал эти строки, но теперь впервые задумался над тем, а почему, собственно, Марк Аврелий считал, что в мире господствуют либо случайность, либо порядок и закономерность? Почему он думал, что эти две возможности исключают друг друга? Мне кажется, в действительности оба утверждения не противоречат друг другу, более того, они действуют одновременно: в мире господствует случай и одновременно действуют порядок и закономерность...Вот почему я и придаю такое значение выяснению понятия вероятности и интересуюсь неразрывно связанными с этим вопросами».

А. Реньи связывает вероятность с тем, что в мире действуют одновременно случайность и порядок, закономерность. Таким образом он косвенно указывает на то, что вероятность основана на единстве случайности и необходимости.

Среди философов встречается порой представление о вероятности как «степени возможности» или «количественной мере возможности». Это представление фиксирует лишь факт, что вероятность может быть большей или меньшей, что она исчислима (методами теории вероятностей). Однако оно ничего не говорит о природе вероятности. Ведь и о случайности можно говорить как о большей или меньшей, и о необходимости. И вообще любое категориальное определение можно как-то характеризовать с количественной стороны. Например, еще не создано исчисление противоречий, хотя давно известен факт, что противоречия имеют свои минимумы и максимумы. Смеем утверждать, что такое исчисление будет со временем создано. Все объективные категориальные определения имеют количественную сторону и поэтому их ждет неизбежная математизация.