Мюнхенское соглашение 1938 года и оккупация Чехословакии

В десять часов вечера двух несчастных чехов проводили к  сэру Горацию Вильсону, верному советнику  премьер-министра. Вильсон от имени  Чемберлена ознакомил их с основными  пунктами четырехстороннего соглашения и вручил карту Судетской области, на которой были отмечены территории с населением, подлежащим немедленной  эвакуации. Когда чехи попытались протестовать, англичанин резко оборвал их, заметив, что ему больше нечего сказать, и  быстро вышел из комнаты. «Если вы не примете условий, — уговаривал он их, — то вам придется улаживать  свои дела с Германией один на один. Может быть, французы изложат вам то же самое в более мягкой форме, но, поверьте мне, они разделяют нашу точку зрения. Они — незаинтересованная сторона».

Это было правдой, какой бы горькой она ни оказалась для  представителей Чехословакии. Во втором часу ночи 30 сентября⁹ Гитлер, Чемберлен, Муссолини и Даладье (именно в таком порядке) поставили свои подписи под Мюнхенским соглашением, позволявшим немецкой армии вступить на территорию Чехословакии 1 октября, как и обещал Гитлер, и закончить оккупацию Судетской области к 10 октября. Гитлер получил то, в чем ему было отказано в Годесберге.

Оставался один болезненный  момент — по крайней мере, для  жертв - сообщить чехам, с чем они  должны расстаться и в какие сроки. Гитлера и Муссолини эта процедура  не интересовала, они ушли, перепоручив  сделать это союзникам Чехословакии — представителям Франции и Англии.

На следующий день, 30 сентября, Чемберлен встретился с Гитлером на его мюнхенской квартире, чтобы обсудить положение дел в Европе в будущем. Кроме того, он намеревался упрочить свое положение в политической жизни Англии, для чего хотел просить Гитлера о небольшой уступке.

Гитлер был не в настроении. Он рассеянно слушал высказывания главы  британского правительства, выражавшего  уверенность в том, что Германия «проявит великодушие при проведении в жизнь Мюнхенского соглашения», и Гитлер не подвергнет бомбардировке  Прагу, так как это повлечет «многочисленные  жертвы среди гражданского населения».

Сказанное премьер-министром  явилось только прелюдией к тому, что последовало дальше. Чемберлен  извлек из кармана листок бумаги, в  надежде, что они с Гитлером подпишут «документ» и немедленно его опубликуют: «Мы, фюрер Германии и канцлер, и  английский премьер-министр, провели  сегодня еще одну встречу и  пришли к. согласию о том, что вопрос англо-германских отношений имеет  первостепенное значение для обеих  сторон и для Европы. Мы рассматриваем  подписанное вчера вечером соглашение и англо-германские морское соглашение как символизирующие желание  наших двух народов никогда больше не воевать друг с другом. Мы приняли твердое решение, что метод консультаций стал методом принятым для рассмотрения всех других вопросов, которые могут касаться наших двух стран, и мы полны решимости продолжать наши усилия по устранению возможных источников разногласий и таким образом содействовать обеспечению мира Европе».

Гитлер прочитал заявление  и быстро его подписал, к большому удовлетворению Чемберлена. Введенный  в заблуждение премьер-министр  не знал того, что стало позднее  известно из трофейных немецких и  итальянских документов, а именно, что на встрече в Мюнхене Гитлер и Муссолини договорились при  необходимости сражаться «плечом  к плечу» против Великобритании.

В Праге настроение было, естественно, совсем иным. В 6.20 утра 30 сентября германский поверенный в делах поднял с постели чешского министра иностранных  дел доктора Крофту, вручил ему текст Мюнхенского соглашения и сообщил, что правительству Чехословакии надлежит к пяти вечера того же дня прислать в Берлин двух представителей на первое заседание «международной комиссии» по надзору за исполнением соглашения. У президента Бенеша не оставалось другого выхода, кроме как подчиниться. Англия и Франция предали его страну, более того, они встали бы на сторону Гитлера, если бы ему вздумалось применить военную силу в случае непринятия Чехословакией условий Мюнхенского соглашения. В десять часов Чехословакия капитулировала.

До последней минуты Англия и Франция оказывали давление на страну, которую бросили на произвол судьбы и предали. В течение всего  дня английский, французский и  итальянский послы наезжали к  доктору Крофте, чтобы убедиться, что чехи в последний момент не взбунтуются против капитуляции.

По настоянию из Берлина  президент Бенеш подал в отставку 5 октября. Его пост временно занял генерал Сыровы. 30 ноября президентом того, что осталось от Чехо-Словакии (с этого момента название государства писалось именно через дефис).

Те территории Чехословакии, которые Чемберлен и Даладье  не смогли передать Германии в Мюнхене, отдала ей так называемая международная  комиссия. В этот спешно сформированный орган вошли итальянский, французский  и английский послы, чешский посол  в Берлине и барон фон Вайцзекер из германского министерства иностранных дел. Любой спорный вопрос о передаче дополнительных чехословацких территорий Германии разрешался в пользу последней. Нередко в таких случаях Гитлер и ОКБ угрожали применением военной силы. В конце концов 13 октября комиссия проголосовала за отмену плебисцита на территориях, где он должен был проводиться в соответствии с Мюнхенским соглашением. Нужда в нем отпала.

Польша и Венгрия, угрожая  применением военной силы против беззащитной Чехословакии, словно стервятники, поспешили захватить свой кусок. Польше по настоянию министра иностранных  дел Юзефа Бека досталась территория в районе Тешина площадью 650 квадратных миль с населением 228 тысяч человек, из которых 133 тысячи были чехами. Венгрия отхватила кусок побольше — 7500 квадратных миль с населением 500 тысяч венгров и 272 тысячи словаков. Эта территория была выделена ей 2 ноября во время встречи Риббентропа и Чиано.

Более того, раздробленной  и беззащитной стране по наущению Берлина надлежало создать пронемецкое правительство явно фашистского толка. Стало очевидно, что впредь существование Чехословакии будет всецело зависеть от вождя Третьего рейха.

По условиям Мюнхенского  соглашения Гитлер получил все то, что он требовал в Годесберге, а международная комиссия под давлением его угроз дала ему еще больше. Окончательное соглашение, подписанное 20 ноября 1938 года, обязывало Чехословакию отдать Германии 11 тысяч квадратных миль своей территории, на которой проживало 2 миллиона 800 тысяч судетских немцев и 800 тысяч чехов. На этой территории размешалась широко разветвленная система чешских укреплений, считавшихся самыми неприступными в Европе.

В Чехословакии была нарушена сложившаяся система железных и  шоссейных дорог, телеграфная и  телефонная связь. Согласно немецким данным, расчлененная страна лишилась 66 % своих  запасов каменного угля, 80 % запасов  бурого угля, 86 % запасов сырья для  химической промышленности, 80 % цемента, 80 % текстильной промышленности, 70 % электроэнергии и 40 % леса. Процветающая индустриальная держава в одну ночь была разорена и разорвана на части.

Неудивительно, что Йодль  в ночь подписания Мюнхенского соглашения радостно записал в своем дневнике: «Мюнхенский пакт подписан. Чехословакии как государства больше не существует... Фюрер с его гением и целеустремленностью, которую не поколебала даже опасность возникновения мировой войны, опять одержал победу без применения силы. Остается надеяться, что те, кто не верил в его гений, теперь переубеждены навечно».

Многие из сомневавшихся были переубеждены, а те немногие, кого переубедить не удалось, впали в отчаяние. Генералы Бек, Гальдер, Вицлебен и их гражданские советники опять ошиблись в своих расчетах. Гитлер получил то, что хотел, — совершил очередное великое завоевание без единого выстрела. Его престиж достиг высот необычайных. Никто из проживавших тогда в Германии не забыл того восторга, который охватил немцев после подписания Мюнхенского соглашения. Они вздохнули с облегчением — ведь опасность войны миновала; они чрезвычайно гордились бескровной победой Гитлера не только над Чехословакией, но и над Англией и Францией. Они не уставали повторять, что всего в течение полугода он завоевал Австрию и Судетскую область, увеличил население Третьего рейха на 10 миллионов человек, захватил огромную, важную в стратегическом отношении территорию, после чего перед Германией открылась возможность добиваться господства в Юго-Восточной Европе. И при этом не погиб ни один немец! Интуиция гения помогла ему не только предугадать слабость малых государств Центральной Европы, но и провидеть поведение двух крупнейших государств — Англии и Франции и заставить их подчиниться его воле. Он изобрел и применил на практике с невероятным успехом стратегию и методы «политической войны», сводившей на нет необходимость войны как таковой.

Примерно за четыре с половиной  года этот человек, не отличавшийся знатностью происхождения, превратил безоружную, ввергнутую в хаос и практически  разоренную Германию, которая считалась  самой слабой из больших государств Европы, в самое сильное государство  Старого Света, перед которым  трепетали даже Англия и Франция. Ни на одной ступени этого восхождения  державы-победительницы не осмелились остановить его, даже когда у них  имелись для этого силы. В Мюнхене, где была зафиксирована его величайшая победа, Англия и Франция наперебой  старались поддержать Германию. Но больше всего удивляло Гитлера, как, впрочем, Бека, Хасселя и других членов немногочисленной оппозиции, одно: никто из высоких политических деятелей, входивших в состав правительств Англии и Франции, не осознавал, к каким последствиям приведет их попустительство каждому новому агрессивному шагу нацистского вождя.

В Англии это понимал, казалось, один Уинстон Черчилль. Никто не смог сформулировать последствия Мюнхена  так сжато, как он в своей речи, произнесенной в палате общин 5 октября: «Мы потерпели полное и сокрушительное поражение... Мы находимся в центре грандиозной катастрофы. Путь вниз по Дунаю... дорога к Черному морю открыты... Все государства Центральной Европы и бассейна Дуная одно за другим будут попадать в орбиту широкой системы нацистской политики... которая диктуется из Берлина... И не надо думать, что этим все кончится. Это только начало».

Но Черчилль не являлся  членом правительства, и его предупреждения были оставлены без внимания.

Была ли неизбежна англо-французская  капитуляция в Мюнхене? Блефовал Адольф Гитлер или нет?

Теперь мы знаем ответ  на оба вопроса. Как это ни парадоксально, но в обоих случаях он отрицателен. Все генералы, близкие Гитлеру, которым  удалось пережить войну, соглашаются  с тем, что если бы не Мюнхенское соглашение, то фюрер напал бы на Чехословакию 1 октября 1938 года. Они  полагают, что вопреки сомнениям  Лондона, Парижа и Москвы Англия, Франция  и Россия все равно оказались  бы втянуты в войну.

И, что особенно важно, немецкие генералы в один голос заявляли, что Германия проиграла бы эту  войну, причем в кратчайшие сроки. Аргументы  защитников Чемберлена и Даладье  насчет того, что Мюнхен спас Запад  не только от войны, но и от поражения  в войне, опровергают немецкие генералы, особенно те, кто фанатично поддерживал  Гитлера до самого конца.

Ориентиром для этих генералов  служил Кейтель, беспредельно преданный Гитлеру и всегда принимавший его сторону. Когда в Нюрнберге его спросили, какова была реакция немецких генералов на подписание Мюнхенскою соглашения, он ответил: «Мы были необычайно счастливы, что дело не дошло до военного столкновения, потому что... всегда полагали, что у нас недостаточно средств для преодоления чешских пограничных укреплений. С чисто военной точки зрения у нас не было сил брать штурмом чехословацкую оборонительную линию¹⁰».

Если, как утверждают генералы, гитлеровской армии не хватало средств  для прорыва чешских укреплений, если французские войска на западной границе значительно превосходили по численности немецкие, если настроения среди генералов были столь мрачными, что даже начальник генерального штаба готовил заговор против Гитлера, чтобы избежать безнадежной  войны, то почему об этом не знали генштабисты  Англии и Франции? Невозможно поверить, что английский и французский генеральные штабы и правительства этих стран не знали о нежелании генерального штаба немецких сухопутных войск участвовать в европейской войне. Как известно, берлинские заговорщики в августе — сентябре, по крайней мере, по четырем каналам предупреждали об этом англичан. Известно также, что информация эта поступила самому Чемберлену. В начале сентября в Париже и Лондоне, вероятно, узнали об отставке генерала Бека и о том, какие последствия повлечет для немецкой армии уход этого талантливого военачальника.

В то время в Берлине  английская и французская разведки считались довольно осведомленными. Трудно поверить, что верховное командование в Лондоне и Париже не знало  об очевидной слабости немецкой армии  и авиации, об их неспособности вести  войну на два фронта. Так что  же, кроме врожденной мнительности, заставляло начальника штаба французских  сухопутных войск генерала Гамелена сомневаться в том, что он, имея под началом почти сто дивизий, легко справится с пятью регулярными и семью резервистскими немецкими дивизиями, сметет их и глубоко проникнет на территорию Германии?

Как вспоминал позднее  сам Гамелен. основания для сомнения были. 12 сентября, когда на заключительном заседании партийного съезда Гитлер метал громы и молнии в адрес Чехословакии, французский генерал уверял премьера Даладье, что если дело дойдет до войны, то «страны демократии продиктуют условия мира». Он утверждал, что даже написал письмо, в котором объяснял свой оптимизм. В разгар чешского кризиса, точнее, сразу после встречи в Годесберге Гамелен, сопровождавший главу своего правительства в Лондон, 26 сентября повторил свои заверения Чемберлену и постарался подкрепить их анализом военной обстановки. Он стремился расшевелить не только британского, но и своего премьер-министра. Это ему, по всей видимости, не удалось. В конце концов, перед тем как Даладье отбыл в Мюнхен, Гамелен объяснил ему, на какие территориальные уступки в Судетской области можно пойти, не опасаясь за безопасность Франции, объяснил, что основные чешские укрепления, важные в стратегическом отношении железные дороги, предприятия оборонной промышленности нельзя отдавать немцам. Кроме того, он добавлял, что ни в коем случае нельзя позволять немцам отрезать Моравский коридор. Совет сам по себе неплохой, но только в том случае, если Чехословакия понадобилась бы Франции в войне против Германии. А как известно, Даладье на это не решался.