Справедливость, мораль и моральные отношения

Для понимания  золотого правила нравственности существенно важно отметить, что его содержание дано в двух различных модальностях (под модальностью здесь понимается способ существования). В той части, в какой оно относится к другим и утверждает всеобщность в качестве признака нравственности, оно имеет идеальный характер: чего в другом не любишь; как вы хотите (хотели бы), чтобы с вами поступали люди.

Таким образом, отмеченная противоречивость морали, состоящая  в том, что она порождается  самой личностью и имеет всеобщий (общезначимый) характер, снимается, если предположить, что всеобщий моральный закон имеет разную модальность для самой личности, продуктом разумной воли которой он является, и для других людей, которые попадают в сферу его действия.

Многоаспектность  морали является одним из оснований  для различных ее интерпретаций. В частности, большую пищу для  этого дает различие между моралью  личности и моралью общества. Одни мыслители связывали мораль по преимуществу с самосовершенствованием личности (типичный пример – этика Спинозы).

Многоаспектность  морали как явления оборачивается  ее многозначностью как понятия  не только в этике. Это же имеет  место в повседневном опыте. Люди очень часто вообще не дают себе отчета в том, что такое мораль. Тогда, когда они задумываются над  этим вопросом, приходят к заключения, которые, как правило, являются очень субъективными, односторонними, нестрогими.

Потому, что мораль многозначна, к ней могут апеллировать люди с разными, в том числе  конфликтующими, экономическими, политическими  и прочими интересами. Благодаря  этому она удерживает конфликтующие, часто полярные силы в рамках единого  пространства человеческой взаимоуважительности и способствует общественной коммуникации между ними.

Суммируя общие  характеристики морали можно сказать, что она очерчивает внутреннюю смысловую  границу человеческой деятельности, задаваемую самим человеком. Она  позволяет и обязывает человека рассматривать собственную жизнь  и окружающую деятельность так, как  если бы они зависели от его выбора. Следует особо подчеркнуть: мораль не тождественна высшему смыслу, последней  цели существования человека и общества. Ее назначение иное – соединить  личностный смысл с высшим смыслом, нацелить человека на последнюю цель. При этом не имеет принципиального  значения, существует ли на самом деле высший смысл, последняя цель или  нет. Мораль исходит из того, что  они существуют. Если она не принимает  их как факт, она принимает их как постулат. Даже в тех деформированных  случаях, когда жизнь рассматривается  как бессмысленная суета, самой  этой суетливости придается обязывающее, нравственно-императивное значение («живи  одним днем», «лови мгновение» и  т.п.); бессмысленность становится своего рода смыслом. Через мораль жизнь  человека и общества приобретает  цельность, внутреннюю осмысленность. Вернее: цельность, внутренняя осмысленность  жизни и есть мораль.

Особенности функционирования морали.

Из понимания  морали вытекает ряд ее особенностей как действенного фактора жизнедеятельности  человека и общества. Во- первых, она выступает как практическое, деятельное сознание. В морали идеальное и реальное совпадают, образуют неразрывное целое. Мораль есть идеальное, но такое идеальное, которое вместе с тем есть реальное начало сознательной жизни человека. Эту мысль Л.Н.Толстой выразил следующим образом. Подобно тому, как нельзя двигаться без того, чтобы это движение не было движением в определенном направлении, нельзя жить без того, чтобы жизнь не имела какого-либо смысла. Смысл жизни, совпадающий с самим сознанием жизни, и есть мораль.

Нравственные  утверждения необходимо воспринимать в их обязывающем значении. Конечно, морали не существует вне того, что  человек говорит, но еще меньше она  сводится к этому.

Нравственные  утверждения можно считать нравственными  и принимать в их прямом значении только тогда, когда тот, кто формулирует  эти утверждения, формулирует их для того, чтобы примерить на самом  себе. Истинность морали совпадает  с ее действенностью. Мораль – такая  игра, в которой человек ставит на кон самого себя. Обыденное сознание формулирует эту же мысль, когда  оно отождествляет моральную  цель со святым, священным. Святое не допускает  попрания и, как частный случай этого, оно не допускает суесловия. От святого  человека не может отказаться без  того, чтобы он не отказался от самого себя. По поводу святого нельзя просто умствовать, острить и т.д.; слова, в которые облекается святое, высекаются в сердце.

Мораль не замкнута на какую-то особую сферу или особый аспект человеческой и общественной жизни – скажем, на трудовые отношения, на сексуальные отношения, на пограничные  жизненные ситуации и т.д. Она  охватывает все многообразие человеческого  бытия. Мораль вездесуща, повсюдна – имеет право голоса везде и всюду, где человек действует как человек, как свободное разумное существо.

Определенным  основанием человеческого бытия, мораль существует не как состояние, а как  вектор сознательной жизни. Она обретает реальность как долженствование. Долженствование  нельзя противопоставлять бытию. Оно  есть особая – сугубо человеческая – форма бытия.

Мораль не может  уместиться в каком бы то ни было содержательно конкретном, позитивном требовании, она не может уместиться также в их совокупности, сколь  бы полной эта совокупность ни была. Поскольку мораль рассматривает  жизнь человека как конечного  существа в перспективе бесконечного совершенства, поскольку, далее эта  перспектива также является бесконечной то ее требования могут лишь фиксировать несовершенство человека, его удаленность от цели. Поэтому моральные требования в собственном смысле как требования, претендующие на абсолютность, безусловность, могут быть только негативными.

Единство морали и многообразие нравов.

Своеобразие морали как действенного фактора жизни  определяется тем, что она является точкой отчета ценностного мира. Это  последняя, высшая инстанция в том, что касается норм, оценок, ценностных представлений, выражающих внутреннюю заданность смысл человеческой жизнедеятельности. Но силлогизм не может состоять из одной общей посылки. Для него нужна еще и малая посылка.

Поступки людей, их взаимоотношения, как уже подчеркивалось, всегда конкретны, имеют свое частное, особенное содержание, за ними стоят  определенные и вполне достаточные  для совершения данных поступок эмпирические мотивы. Труднейший и наиважнейший вопрос человеческой практики есть вопрос о том, как предметно многообразное, исторически изменчивое, каждый раз  конкретное, причинно обусловленное содержание человеческих поступков соединяется с их нравственной оценкой.

Прежде всего зададимся вопросом: от чего зависит исторически конкретная, качественно своеобразная форма морали? Она решающим образом зависит от понимания высшего блага. Ведь мораль – не само высшее благо, а такая нацеленность на высшее благо, когда последнее признается безусловным ценностным приоритетом. Разные люди в разных общества, в разные эпохи понимали высшее благо по-разному. Это могла быть религиозная идея, социальная идея, национальная идея, клановая идея, идея личности и т.д. Причем каждая идея – в форме христианства, ислама и других конфессий, национальная идея – в форме многообразных национализмов, идея личности – в форме разумного эгоизма, прав человека и других разновидностей индивидуализма и т.д. То, как складываются, взаимодействуют, возвышаются и деградируют эти идеи, - предмет наук, изучающих общество. Этику они интересуют только в той мере, в какой они нуждаются в моральном одобрении и осуждении.

Война как определенное общественное отношение ставит человека перед необходимостью преодолевать ужас, связанный со смертью. Когда  он научается делать это, вырабатывает в себе соответствующий навык, его  называют мужественным. Соответственно мужество считается нравственной добродетелью. Другие типы поведения в той же ситуации и прежде всего трусость как неумение подняться над ужасом смерти рассматриваются в качестве порохов. Исчерпывающе проанализировавший этот вопрос в «Никомаховой этике» Аристотель особо подчеркивает, что поведение, похожее на мужественное, может быть вызвано случайными и внешними мотивами (опытностью, самонадеянностью, незнанием опасности и др.), но оно не будет мужественным. Действительно мужественным следует считать лишь того, кто является таковым только по той причине, что он считает мужество добродетелью, достойным способом поведения. Тем самым мужеству как определенному качеству человека и типу поведения придается нравственно-самоценное значение. Многие исторически существовавшие моральные кодексы читали мужество преимущественным моральным качеством.

Споры о том, какие  идеи могут считаться высшим благом и имеют абсолютный ценностный приоритет, какие качества человеческого характера  являются добродетелями, какие нравы, обычаи, общественные привычки, нормы  поведения нравственно оправданны, а какие нет, борьба против устоявшихся  моральных святынь, на место которых  возводились другие, неустанные поиски совершенных форм человеческих взаимоотношений, сопровождавшиеся время от времени  кризисами ценностей, все это  составляет основную линию и внутренний нерв нравственной жизни в ее историческом развитии.

Функционирование  морали в реальном опыте общественной жизни порождает специфические  трудности, связанные с тем, что  мораль утверждает самоценность личности, а в ходе практической деятельности люди становятся в иерархические отношения, при которых одни управляют другими. Эти трудности находят выражение в ряде парадоксов, наиболее типичными и распространенными из которых являются парадоксы нравственной оценки и нравственного поведения.

 Парадокс моральной оценки.

Парадокс моральной  оценки связан с вопросом о том, кто  может вершить моральный суд, кто имеет право выносить моральные  оценки. Логично было бы предположить, что такую функцию могут взять на себя люди, выделяющиеся из общей массы по моральным качествам, подобно тому как это происходит во всех других областях знания и практики, в которых решающим является слово специалиста (право авторитетного суждения о музыке имеет музыкант, по юридическим вопросам – юрист и т.д.). Однако одним из несомненных нравственных качеств человека является скромность, еще точнее, осознание своего несовершенства. Более того, чем выше человек в нравственном отношении, тем критичней он к себе относится. Поэтому действительно нравственный человек не может считать себя достойным кого-то судить. С другой стороны, люди, охотно берущие на себя роль учителя и судьи в вопросах морали, обнаруживают такое качество, как самодовольство, которое органически чуждо морали и безошибочно свидетельствует о том, что эти люди взялись не за свое дело. Жизненные наблюдения свидетельствуют, что в такой ложной роли чаще всего выступают люди, которые занимают более высокие ступени в социально-иерархических структурах (руководители по отношению к подчиненным, учителя по отношению к ученикам и т.д.) Получается: те, кто мог бы вершить моральный суд, не будут этого делать; тем, кто хотел бы вершить моральный суд, нельзя этого доверять. Моральный суд в данном контексте понимается широко – как моральное учительство, моральное осуждение и восхваление.

«Не судите других»  означает единство субъекта и объекта  моральной оценки как условия  ее нормального функционирования в  обществе. Это условие является особенно жестким и непререкаемым, когда  речь идет о моральном осуждении  других. Что касается морального восхваления  других, то вопрос о его оправданности  и конкретных формах нуждается в  особом детализированном рассмотрении. Тем не менее очевидно, что, по крайней мере, в определенных случаях восхваление других может быть скрытой формой самовосхваления. Нужно иметь право не только для того, чтобы осуждать других, но и для того, чтобы восхвалять их. А кому оно дано?

Парадокс морального поведения.

Парадокс морального поведения в его классической формулировке обычно возводят к Овидию:

«Благое вижу, хвалю, но к дурному влекусь».

Человеку свойственно  стремиться к тому, что лучше, благо  предпочитать злу, он не может быть врагом самому себе. В овидиевой ситуации (и в этом ее парадоксальность) все происходит наоборот: человек выбирает худшее, дурное, вредит себе. Получается: человек знает, что есть благо (добро), но не следует ему; оно не имеет для него обязывающего смысла. Можно ли в этом случае считать, что он действительно видит и одобряет лучшее, обладает знанием, на которое претендует?

В случае моральных, как и любых иных, утверждений  следует проводить различие между  тем, что человек на самом деле знает, и тем по поводу чего он думает, будто знает. Критерием такого разведения истинных и ложных утверждений является экспериментальная проверка, практика. Таким экспериментом в морали, как уже подчеркивалось, является мера обязательности моральных суждений для того, кто их высказывает. У нас нет иного критерия проверить, действительно ли человек видит лучшее, кроме его усилий, направленных на осуждение того, что он считает лучшим. В морали знать и выбрать есть одно и то же, истинность морали проверяется готовностью испытать на себе ее благотворную силу.

Если руководствоваться  тем, что люди одобряют и в каком  моральном свете они хотят  предстать перед собой и другими, то нам пришлось бы их всех, и прежде всего самых отъявленных негодяев, перевести в разряд ангелов. Не нужно страдать излишней подозрительностью, чтобы не верить моральной самоаттестации человека. Совместная человеческая жизнь, общественная атмосфера была бы намного чище, если бы индивиды не думали, и уж во всяком случае, не говорили каждый о себе, что они – хорошие, честные, совестливые и т.д. люди.

Первая из рассмотренных  деформаций морали (парадокс моральной  оценки) возникает из ложного допущения, будто одни индивиды сполна обладают моралью, а другие начисто лишены ее, одни являются добрыми, другие –  злыми. Вторая деформация (парадокс морального поведения) также связана с разведением  добра и зла, но уже по другому  основанию, а именно с ложным предположением, будто намерения могут быть исключительно  добрыми, а поступки – исключительно  злыми. На самом деле мораль является неотчуждаемой первоосновой сознательной жизни, ее реальным смыслом. Поэтому  всякая моральная поза, когда кто-либо выступает от имени морали, изображая  себя ее истолкователем, носителем, стражем  и т.д., является ложной позой.

В истории этических учений справедливость чаще всего рассматривается в  качестве меры нравственного воздаяния  и требования. Такое понимание  верно, недаром старинной эмблемой справедливости являются весы.