Материальная и экономическая жизнь

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 27 Июля 2012 в 16:03, доклад

Описание работы

В экономической истории исследователь-ис­торик сталкивается со всеми теми проблемами, кото­рые вытекают из существа его науки: перед ним — глобальная история людей, хотя и рассматриваемая с определенной точки зрения. Это ис­тория великих событий, история конъюнктуры и кри­зисов, наконец, это также история общественных масс и структур, претерпевающих медленную эволюцию в лоне длительной временной протяженности.

Файлы: 1 файл

ист.эк.doc

— 80.50 Кб (Скачать файл)


Санкт-Петербургский институт

управления и экономики

Смоленский филиал

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Доклад

по предмету: «История экономики»

Вариант 19

«Материальная и экономическая жизнь»

 

 

 

 

                                                                    Выполнил студент:

                                                                              Кузьменкова Ольга Николаевна

                      4 курс

                                           Заочное отделение

                               Группа 442

                                                           Преподаватель: Лузан П.П.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Смоленск

2004 г.


В экономической истории исследователь-ис­торик сталкивается со всеми теми проблемами, кото­рые вытекают из существа его науки: перед ним — глобальная история людей, хотя и рассматриваемая с определенной точки зрения. Это ис­тория великих событий, история конъюнктуры и кри­зисов, наконец, это также история общественных масс и структур, претерпевающих медленную эволюцию в лоне длительной временной протяженности. Здесь-то и кроется трудность, ибо, когда перед взором предста­ют четыре века истории всего мира. Наибо­лее существенной чертой доиндустриальной экономи­ки является сосуществование жесткого и неподвижного, тяжеловесного механизма все еще при­митивной экономики с локальным и ограниченным, но в то же время живым и мощным ростом современных экономических структур. С одной стороны, мы видим крестьян, живущих в своих деревнях почти без всякой связи с внешним миром, чуть ли не в полной автар­кии; с другой — распространение рыночной экономи­ки и капитализма, растекающихся, подобно масляно­му пятну, постепенно расширяющих производство и создающих прообраз того мира, в котором мы сегодня живем. Итак, существуют, по меньшей мере, два ми­ра, два жизненных уклада, весьма непохожих друг на друга. Удельный вес каждого из них может быть, од­нако, взаимно выведен и объяснен исходя из другого.

Инертные структуры, чья история, на первый взгляд, темна и недоступна для ясного осоз­нания людьми, являющимися в мире этих стихий ско­рее объектами, нежели субъектами действий (повседневность, структуры, глубина).

Исходным моментом для Фернана Броделя была повседневность — та сторона жизни, в которую мы оказываемся вовлечены, даже не отдавая в том себе отчета, — привычка, или даже рутина, эти тысячи действий, протекающих и заканчивающихся как бы сами собой, выполнение которых не требует ничьего решения и которые происходят, по правде говоря, поч­ти не затрагивая нашего сознания. Неисчислимые действия, переда­вавшиеся по наследству, накапливающиеся без всяко­го порядка, повторяющиеся до бесконечности, прежде чем мы пришли в этот мир, помогают нам жить — и одновременно подчиняют нас, многое решая за нас в течение нашего существования. Здесь мы имеем дело с побуждениями, импульсами, стереотипами, приемами и способами действия, а также различными типами обязательств, вынуждающих действовать, которые по­рой, причем чаще, чем это можно предполагать, вос­ходят к самым незапамятным временам. Это очень древнее, но все еще живое многовековое прошлое вли­вается в современность

Все это попытаемся охватить удобным, но не­точным, как и любое слово со слишком широким зна­чением, термином "материальная жизнь". Материальная жизнь это то, что за долгие века предшествующей истории вошло в плоть самих людей, для которых опыт и заблуждения прошлого стали обыденностью и повсед­невной необходимостью, ускользающей от внимания наблюдателя.

Суще­ствуя в тех или иных общих условиях, люди каждый раз оказываются то слишком многочисленными, то не­достаточно многочисленными; конечно, демографиче­ские колебания стремятся к равновесию, однако последнее достигается редко. Начиная с 1450 года, население Европы быстро возрастало: необходимо было компенсировать – и такая возможность тогда появилась – огромные потери населения, вызванные в предыдущем веке «черной смертью». Рост населения продолжался до следующего спада. Сменяющие друг друга, почти предсказуемые для наблюдателя-историка, периоды роста и сокращения населения очерчивают и вскрывают закономерную и долговременную тенденцию, которая будет наблюдаться вплоть до XVIII века. И лишь в XVIII веке будут взорваны границы невозможного и будет преодолен до той поры недоступный предел. С этого времени рост численности населения не прекращался и тенденция эта не менялась. Может ли она завтра оказаться обращенной вспять?

Как бы то ни было, до XVIII века человечество было как бы заключено в замкнутый круг, граница которого была для этой живой системы практически недоступна. Едва эта граница достигалась, как следовало попятное движение, откат. Причин и поводов для восстановления равновесия было немало: нищета, неурожай, голод, тяжелые условия повседневного существования, войны и особенно многочисленные болезни. Они и сегодня угрожают людям, но вчера это было бедствие апокалипсического масштаба – взять ли чуму, регулярные эпидемии которой прекратились в Европе лишь в XVIII веке, или тиф, который вместе с суровой зимой сковал армию Наполеона в самом сердце России; взять ли оспу и брюшной тиф с их эндемиче­скими вспышками; туберкулез, издавна известный в деревнях, а в XIX веке наводнивший города, где, глав­ным образом, он и приобрел свой романтический оре­ол; наконец, венерические болезни, сифилис, вернув­шийся после открытия Америки в Европу и буквально заполонивший ее в результате взаимодействия раз­личных видов его возбудителя. Добавим сюда низкий уровень гигиены, плохое качество питьевой воды...

Де­тская смертность в этот период необычайно высока, как сегодня или в недавнем прошлом в некоторых развивающихся странах, а санитария находится в зача­точном состоянии. Мы располагаем сотнями отчетов о вскрытиях, начиная с XVI века. Это ошеломляющие документы. Описания деформаций и повреждений те­ла и кожи, невообразимых колоний паразитов в лег­ких и внутренностях изумили бы современного врача. Таким образом, до недавнего времени над историей людей неумолимо господствовала нездоровая биологи­ческая среда. Об этом следует помнить, когда зада­ешься вопросами: сколько их было? чем они страдали? способны ли они были бороться со своими болезнями?

Затем ставятся новые вопросы: что они ели? что пили? как одевались? Чтобы ответить на них, нужно предпринять целую экспедицию в прошлое — ведь, как известно, в традиционных исторических трудах люди не едят и не пьют. Между тем издавна — и справедливо — говорят: "Der Mensch ist was er isst" ("Человек есть то, что он ест").Невоз­можно преувеличить значение злаков, этих господст­вующих культур в питании прошлых времен. Пшени­ца, рис и кукуруза явились результатом очень древне­го отбора и бессчетного ряда экспериментов, опреде­лив, в результате многовековых "отклонений", выбор цивилизации. Пшеница, зани­мающая огромные площади, требующая, чтобы земля регулярно отдыхала, позволяет и предполагает заня­тие животноводством; можно ли вообразить историю Европы без домашних животных, плугов, упряжек, повозок? Культура же риса возникает на основе своего рода огородничества, интенсивного земледелия, не ос­тавляющего места для животных. Что касается куку­рузы, то это, несомненно, самая удобная культура, из нее легче всего готовить повседневные блюда, ее воз­делывание оставляет немалый досуг — отсюда привле­чение крестьян к государственным работам и циклопические памятники индейских цивилизаций. Так не­востребованная рабочая сила была употреблена обще­ством для своих целей.

Аналогичным образом дело обстоит и с техникой. Ее история поистине полна чудес и в то же время тес­но связана с трудом людей и их крайне медленными успехами в повседневной борьбе с окружающей средой и с самими собой. К технике относится все — и мощ­ные усилия, и упорные и монотонные движения чело­века, обрабатывающего камень, кусок дерева или же­леза, чтобы сделать из него орудие труда или оружие. Это весьма приземленная деятельность, консервативная по своей природе, очень медленно из­меняющаяся, и наука (которая является ее поздней­шей суперструктурой) крайне медленно развивается — если и развивается — на ее основе. Высокая концентрация экономики вызывает концентрацию техни­ческих средств и развитие технологии; этот процесс можно проследить на примере Арсенала в Венеции XIV века, примерах Голландии XVII века, Англии XVIII века. В каждом таком случае в дело вступает наука, какой бы рудиментарной она в то время ни бы­ла. Она просто принуждена к участию.

Издавна все технические приемы, все элементы научного знания являлись предметом постоянного об­мена, непрерывно распространяясь по всему миру. Од­нако есть вещи, которые распространяются с трудом — навесной руль плюс использование соединения "стык внакрой" при обшивке корпуса судна, плюс ар­тиллерия на борту, плюс плавание в открытом море и на дальние расстояния. Таков и капитализм, представляющий собой сумму привычек, способов, ухищрений,  достижений.

Деньги — это очень старое изобре­тение, если понимать под ними средство ускорения обмена. А без обмена нет общества. Что касается горо­дов, то они существуют с доисторических времен. И то, и другое — это многовековые структуры самой обычной жизни. Но это также и мощные ускорители, способные адаптироваться к изменениям и, в свою очередь, их стимулировать. Можно сказать, что города и деньги породили современный мир, но возможно, в соответствии с правилом обратимости, и заявление о том, что дух совре­менности, динамика жизни человеческих масс способ­ствовали экспансии денег и создали растущую тира­нию городов» Города и деньги являются одновременно и двигателем, и показателем развития; они вызывают изменения и указывают на них. Но при этом они так­же являются их следствием.

Экономика обмена, связыва­ет две обширные области — область производства и область потребления. В период Старого Порядка, между 1400 и 1800 годами, экономика обмена была еще очень несовершенной. Она, безусловно, уходит своими корнями в глубь веков, однако в упомянутый период она еще не в состоянии соединить всю сферу производства со всей сферой потребления, поскольку значительная доля производства не включается в сфе­ру рыночного обращения, работая па натуральное по­требление, не выходящее за пределы семьи или сель­ской общины.

Отметив это несовершенство, следует, однако, признать, что рыночная экономика развивается, что она уже объединяет достаточное количество малых и больших городов, чтобы оказывать организующее влияние на производство, направлять и стимулировать потребление. Для этого, безусловно, потребуются ве­ка, однако между этими двумя мирами — производст­вом, где все рождается, и потреблением, где все разру­шается, — именно она является связующим звеном, двигателем, тем узким, но чрезвычайно активным пространством, где зарождаются живые импульсы, стимулы, нововведения, инициативы, озарения, дина­мика роста и сам прогресс.

Все, что осталось за пределами рынка, имеет лишь потребительскую стоимость, все, что сумело пройти в его тесные врата, приобретает обменную сто­имость. В зависимости от того, с какой стороны эле­ментарного рынка находится индивид, он будет или не будет участником обмена, того, что называют эконо­мической жизнью, в отличие от материальной жизни, но также и в отличие от капитализма.

Странствующий ремесленник, предлагающий то в одном, то в другом городке свои услуги плетельщика соломенных стульев или трубочиста, будучи весьма скромным потребителем благ, все же принадлежит миру рынка – именно к нему он обращается за ежедневным пропитанием. Если у него сохранились связи с родной деревней и на время жатвы или сбора винограда он возвращается к крестьянскому труду, то значит, он снова пересекает границу рынка, только в обратном направлении. Крестьянин, который регулярно сам реализует часть своего урожая и регулярно покупает орудия труда и одежду, уже принадлежит рыночной сфере. Тот же, что едет в город продать немного продуктов, яйца, птицу, чтобы уплатить налоги или купить лемех для плуга, лишь приближается к границе рыночной сферы, оставаясь частью огромной массы натурального хозяйства. Разносчик, торгующий небольшим количеством товара на городских улицах или по деревням, находится в пространстве обмена, расчетов, баланса долга и наличности, какими бы скромными ни были эти расчеты и обмены. Что касается лавочника, то он положительно является субъектом рыночных отношений. Он либо продает то, что производит, и в этом случае он – ремесленник, хозяин лавки-мастерской, либо торгует тем, что произвели другие, тогда он переходит в категорию торговцев. Лавка, открытая ежедневно, обладает тем преимуществом, что в ней возможен постоянный обмен, в том время как рынок работает один-два раза в неделю. Более того, в лавке обмен сочетается с кредитом, так как лавочник получает свои товары в кредит и продает также в кре­дит. Таким образом, обмен здесь пронизан чередой долгов и кредитов.

По отношению к рынкам и субъектам обмена эле­ментарного уровня более высокое положение занима­ют ярмарки и биржи (ярмарки проводятся регулярно в одном и том же месте в определенное время и продол­жаются несколько дней, а биржи открыты ежедневно). Даже если на ярмарках обычно находится место для мелкой розничной торговли и купцов с небольшим ка­питалом, на них, как и на биржах, господствуют круп­ные дельцы, получившие вскоре название негоциан­тов, которые розничной торговлей не занимаются.

Выделим два уровня рыночной экономики: нижний этаж, с его рынками, лавками, торговцами вразнос, и верхний, на котором располагаются ярмарки и биржи.

В XV веке, особенно после 1450 года, происходит общий экономический подъем, от которого выигрыва­ют города, чему способствует рост цен на ремесленные товары, в то время как цены на сельскохозяйственную продукцию остаются прежними или даже снижаются. В результате развитие городов начинается раньше, чем развитие сельских районов. В это время движущая роль принадлежит лавкам ремесленников или, еще точнее, городским рынкам. Именно они диктуют свои законы. Так эконо­мический подъем проявляется на нижнем уровне эко­номической жизни.

Информация о работе Материальная и экономическая жизнь