Мировой финансовый кризис: история, причины. Кризис в разных государствах

Шведская модель исходила из положения, что децентрализованная рыночная система  производства эффективна, государство  не вмешивается в производственную деятельность фирм, а активная политика на рынке труда должна свести к  минимуму социальные издержки рыночной экономики. Смысл состоял в максимальном росте производства частного сектора  и очень широком перераспределении  государством части прибылей через  налоговую систему и государственный  сектор для повышения уровня жизни  народа, но без воздействия на основы производства. При этом упор делался  на инфраструктурные элементы и коллективные денежные фонды.

Это привело к очень большой  роли государства в Швеции в распределении, потреблении и перераспределении  национального дохода через налоги и государственные расходы, достигшие  рекордных уровней. В социал-демократической  идеологии такая деятельность получила название "функциональный социализм".

Каковы же результаты шведской модели?

Неоспорим был успех Швеции на рынке  труда. Швеция сохраняла исключительно  низкую безработицу в послевоенный период вплоть до 90-х годов, в том  числе и с середины 70-х годов, когда серьезные структурные  проблемы привели к массовой безработице  в большинстве развитых стран  Запада.

Были определенные достижения и  в длительной борьбе в области  выравнивания. Полная занятость сама по себе важный фактор выравнивания: общество с полной занятостью избегает различий в доходах и жизненном уровне, проистекающих из массовой безработицы, поскольку долгосрочная безработица  ведет к потерям в доходах. Доходы и жизненный уровень выравнивались  двумя путями в шведском обществе. Во-первых, политика солидарности в  области зарплаты была нацелена на достижение равной зарплаты за равный труд. С конца 50-х до начала 90-х  годов различия в зарплате между  различными группами в ЦОПШ сократились  более чем наполовину. Они также  сократились между рабочими и  служащими. Политика солидарности в  области зарплаты имела решающее значение для сокращения различий в  зарплате в Швеции. Во-вторых, правительство  использовало прогрессивное налогообложение  и систему обширных государственных  услуг. В результате выравнивание в  Швеции достигло одного из самых высоких  уровней в мире.

Меньших успехов Швеция добилась в  других областях: цены росли быстрее, чем в большинстве развитых стран, ВВП с 70-х годов увеличивался медленнее, чем в ряде стран Западной Европы, производительность труда росла  слабо. Таким образом, инфляция и  относительно скромный экономический  рост являлись определенной ценой, уплаченной за полную занятость и политику равенства.

Нежелание правительства применять  рестриктивные налоговые и денежные меры в периоды высокой конъюнктуры стало причиной неудач в поддержании экономической стабильности. Особенно это проявилось с середины 80-х годов, когда социал-демократическое правительство допустило слишком высокие прибыли, превышение роста спроса и инфляционный рост издержек. Призывы к профсоюзам спасать экономику путем ограничения роста зарплаты - это тот самый метод, который в более ранних вариантах шведской модели считался бесполезным. Но были и другие факторы, угрожавшие шведской модели.

Наиболее слабым местом модели оказалась  сложность сочетания полной занятости  и стабильности цен. До 80-х годов  эти трудности не проявлялись  в виде серьезной угрозы модели в  целом. Но возникли проблемы в сфере  политики. Социал-демократы имели  правительство, опиравшееся на меньшинство  в риксдаге, и позиции партии постепенно ослабевали. Правительство понимало необходимость более сильной  налоговой политики, но не находило поддержки этому в риксдаге. Рестриктивная политика обычно непопулярна, а период пребывания правительства у власти до 1994 г. был коротким: общенациональные выборы проходили через три года, и правительству требовались твердость и политическое мужество при сдерживании высокой конъюнктуры.

Неотъемлемую часть шведской модели составляли централизованные переговоры о зарплате между ЦОПШ и САФ. Политика солидарности в области зарплаты была для профсоюзов руководящим  принципом, а предприниматели в  течение длительного времени  не могли противостоять стремлению профсоюзов к выравниванию доходов. За централизованными переговорами следовало заключение коллективных договоров на местном уровне, где  выравнивающее воздействие первых несколько смягчалось. Однако конечным результатом этого процесса было сокращение разницы в зарплате.

В середине 80-х годов предприниматели  устранились от общенациональных централизованных переговоров и заставили профсоюзы  вести переговоры на уровне отраслей. Их целью были децентрализация и  индивидуализация процесса формирования зарплаты, что заметно затрудняло профсоюзам проведение политики солидарности в области зарплаты. Уход предпринимателей от централизованных переговоров сопровождался  новой стратегией введения для своих  занятых систем деления прибылей и предоставления опционов, которые  затем могут быть превращены в  акции. Высокие прибыли в 80-х годах  позволяли это сделать. Принципиальная точка зрения профсоюзов, что подобные мероприятия несовместимы с философией солидарности, тем не менее не препятствовала местным профсоюзам принять эти привилегии. Таким путем позиции профсоюзов ослабли, и политика солидарности в области зарплата была подорвана. Перед профсоюзами встала необходимость выработать новую стратегию, соответствующую новым явлениям в экономике Швеции.

Высокие темпы скольжения зарплаты, системы деления прибылей, опционы  и дополнительные льготы и привилегии свидетельствовали о том, что  политика солидарности в области  зарплаты перестала соответствовать  требованиям рынка. В этом было и  определенное упущение профсоюзов. Ведь еще в 1951 г., при введении политики солидарности в области зарплаты, было одновременно отмечено, что профсоюзное  движение должно найти общепринятые нормы различий в зарплате. Все  попытки найти такую систему  оценки труда не привели к успеху. Пока это не сделано, предприниматели, используя силы рынка, будут обходить профсоюзы и ослаблять их позиции в процессе формирования зарплаты.

В свое время успешное функционирование шведской модели зависело от ряда внутренних и международных факторов. Главной  и наиболее важной предпосылкой были высокие и постоянные темпы экономического роста, которые позволяли расширять  личное и государственное потребление. Второй предпосылкой была полная занятость  и то обстоятельство, что государство  должно было предоставлять социальное обеспечение лишь очень незначительной части граждан. Поэтому система  благосостояния могла финансироваться  путем налогообложения. Третья предпосылка  состояла в том, что на рынке труда  люди были заняты на постоянной основе в течение всего рабочего дня. Эти предпосылки сохранялись  с середины 50-х годов до середины 70-х годов.

Когда эти факторы стали меняться, то неизбежно модель должна была адаптироваться к новым условиям. С середины 70-х  годов в связи с обострением  конкурентной борьбы на внешних рынках и глубоким кризисом производства экономическое  положение страны заметно осложнилось. При этом некоторые отрасли промышленности, попавшие в глубокий структурный  кризис, стали получать государственную  помощь, причем в огромном масштабе. В связи с этим некоторые авторы заговорили о крахе шведской модели, кризисе государства благосостояния, чрезмерном уровне личного налогообложения  и быстро разрастающемся государственном  секторе, вытесняющем частные фирмы. Социал-демократы - ведущий политический фактор шведской модели - оказалась  в оппозиции в 1976-1982 гг., когда  к власти пришли буржуазные партии. Однако развитие в 80-е годы - а с 1983 г. до конца 80-х годов продолжался  экономический подъем - показало, что  шведская модель смогла приспособиться к изменившимся условиям и показала свою жизнеспособность.

Во второй раз о кризисе и  крахе шведской модели иностранные  и местные аналитики заговорили с начала 90-х годов, когда в  стране возникли новые острые социальные, экономические и политические проблемы. Государственный сектор, который  был эффективным в 50-х и 60-х  годах, оказался в состоянии перманентного  кризиса. Безработица достигла 13% - исключительно  высокого показателя по шведским стандартам. Участились забастовки. Размер национального  долга приблизился к объему годового ВВП, а дефицит государственного бюджета достиг 11%. Возникли и сильные  противоречия между ранее едиными  профсоюзами и социал-демократами. Проблемы государственных финансов и усиление политических разногласий  сопровождались ростом этнической напряженности  в стране, противоречивым решением вступить в Европейский Союз и  постоянными дебатами о значении шведского нейтралитета.

К середине 90-х годов, когда социал-демократы  вновь вернулись к власти, изменилось и положение в шведском обществе. В результате значительного снижения удельного веса промышленности в  экономике Швеция стала страной  преимущественно среднего класса, а  социал-демократы - партией скорее "белых  воротничков", чем рабочих, что  и привело к обострению их ранее  тесных отношений с профсоюзами  рабочих.

С 70-х годов усилилось недовольство руководителей крупных промышленных компаний своим незначительным участием в принятии государственных решений. Их роль недооценивалась в деле создания национального богатства, перераспределявшегося  в государстве благосостояния. К 80-м годам они стали опасаться  за самое свое существование: высокий  уровень налогообложения, огромный рост государственного сектора и  боязнь ползучей национализации, вызванная  созданием "фондов трудящихся" и  другими предложениями профсоюзов, заставили их предпринять мощное неоконсервативное контрнаступление на фундаментальные основы политики государства.

Шведская модель, по крайней мере в ее идеализированной форме, предполагала существование общества с высокой степенью этнической и религиозной однородности, высокоорганизованной системой во главе с политической и экономической элитой и значительной долей граждан, следующих за этой элитой. В настоящее время население стало намного менее однородным. Значительная послевоенная иммиграция рабочих, прежде всего из европейских стран, за которой последовала весьма крупная иммиграция в поисках политического убежища, в основном из неевропейских стран, привела к появлению проблем ассимиляции и усилила скрытую ксенофобию в шведском обществе.

Очевидно, что сохранять контроль за развитием событий легче при ограниченном числе лиц, осуществляющих такой контроль. Уже в конце 60-х годов появились первые поползновения на эту власть в виде требования новых левых усилить борьбу с бюрократизацией общества и усилить основы демократии. Возникли и первые социальные конфликты, самым значительным проявлением которых стала забастовка на горных разработках "ЛКАБ" в Кируне. Затем появились и другие знаки ослабления консенсуса, например, расхождения по вопросам использования ядерной энергии, а затем членства в ЕС, для чего использовались редко проводимые референдумы. Дальнейшим знаком перемен в настроениях электората стало появление в риксдаге представителей от партии зеленых в 1988 г. (впервые за 70 лет появилась новая шестая партия в парламенте) и откровенно популистской партии "Новая демократия" в 1991 г.

Наконец - и это было вероятно наиболее существенным моментом - шведская модель предполагала существование внутренней "арены", которая была бы в значительной степени ограждена от внешних  воздействий и тенденций, что  позволяло бы шведской элите осуществлять контроль за основными направлениями внутренней экономической политики. За последние два десятилетия ситуация коренным образом изменилась. Интернационализация хозяйственной жизни, появление крупных европейских группировок типа ЕС и революционные перемены в глобальных средствах связи навсегда похоронили иллюзию о том, что так называемое суверенное государство может в настоящее время осуществлять полный контроль за выполнением своих политических решений. Жестокая реальность состоит в том, что резко сократилось пространство для политических и экономических маневров внутри страны в результате воздействия извне в виде колебаний валютных курсов, изменений в мировой экономической конъюнктуре, потоков капиталов, передачи информации по факсу или интернету или решений брюссельской евробюрократии.

Как только шведская модель в ее классическом варианте стала давать сбои, правительство  стало предпринимать различные  меры по "ремонту" модели. Большинство  этих мер были временными импровизациями. Однако девальвации кроны, рост занятости  в государственном секторе и  пакеты антикризисных мер не могли  реально сократить дефицит государственного бюджета, рост государственного долга  и увеличивавшуюся безработицу. Сила шведской модели позволила продержаться так долго до тех пор, пока не стало  очевидно, что проблемы были глубинными и структурными и в определенной степени общими для большинства  стран Европы. В этих условиях очень  трудно было бы найти точные решения.

Многие из недостатков, которые  обозреватели стали отмечать в 80-х  и 90-х годах, были ничем иным, как  итогом преувеличенных ожиданий, окружавших в течение длительного времени  шведскую модель: как правило, чем  больше ожидания, тем глубже разочарования.

Что же можно взять из опыта шведской модели? Некоторые аналитики считают, что шведский опыт и методы можно  легко экспортировать и использовать в других странах. Однако механически  перенести на чужую почву даже самый прогрессивный опыт очень  трудно. Каждая страна имеет свои собственные  традиции, историю и институциональные  структуры, и многое из того, что привлекает внимание в шведском обществе, основано на специфических традициях и институтах, появившихся очень давно.

И все же некоторую пользу на примере  шведской модели можно извлечь и  для других стран. Во-первых, учеба  на чужих ошибках. Так, шведское правительство  несколько раз повторяло ошибку, стремясь переложить ответственность  за стабильность цен на профсоюзы, хотя совершенно ясно, что ответственность  за стабилизацию экономики лежит  на правительстве. Профсоюзы организованы для защиты интересов своих членов, а не являются инструментом государственной  политики. При росте спроса на рабочую  силу в рыночном хозяйстве заработная плата возрастет независимо от того, что профсоюзные лидеры пообещают  правительству. Политика доходов бесполезна, во всяком случае в долгосрочном плане - в этом состоит шведский урок.

Во-вторых, опыт активной политики на рынке труда - важнейшей части  шведской модели - может использоваться другими странами, а именно: лучше  проводить переподготовку безработных  и возвращать их к труду, в частности  путем предоставления субсидий для  переезда к вакантному рабочему месту, чем тратить огромные суммы на пособия безработным в качестве компенсации за потерянные доходы. Кроме неблагоприятных последствий  для человека, безработица - весьма дорогостоящий метод борьбы с  инфляцией и решения структурных  проблем. Значительная часть издержек на политику на рынке труда в Швеции возвращается государству в виде налогов и взносов на социальное страхование. Чистые расходы на нее  заметно меньше значащихся в бюджете  цифр. Шведский опыт состоит в том, что мощная и хорошо организованная политика на рынке труда высокопродуктивна  и является на деле эффективным путем  использования денег налогоплательщиков. Социальная политика и регулирование  рынка труда и привлекают прежде всего внимание в шведской модели.