Прогнозы в сфере социологии преступности

 

В то время (два десятка  лет назад) мне казалось, что ничего хуже по части криминальной ситуации и ничего позорнее в смысле беспомощности  правительства и по этой части  в принципе быть не может. Однако 80-е  годы, при всех творимых в то время  безобразиях, кажутся сущей Швейцарией по сравнению с тем половодьем преступности, которое затопило страну в последующие годы и сделалось  поистине безбрежным океаном в 90-х  годах. Впечатление такое, будто  страну оккупировала иноземная армия, солдаты которой безнаказанно грабят и убивают ее граждан, насилуют женщин, обкладывают данью каждое предприятие, учреждение, организацию. Впечатление  такое, будто к власти пришла мафия.

 

Слово “мафия” сделалось  одним из наиболее расхожих в русском языке. Когда двое русских произносят его без каких-либо уточнений, всем ясно, что речь идет о “начальстве” — от местного до верховного, смотря по контексту. Когда два сотрудника Российской академии наук говорят “академмафия”, обоим ясно, что подразумеваются маразматики, захватившие власть в этом учреждении и погубившие советскую науку. Когда это слово звучит в устах офицеров, ясно, что подразумеваются генералы. И каждый раз не без оснований, потому что имеется в виду вопиющее своекорыстие, откровенный грабеж и неразборчивость в средствах, когда надо устранить противника. Но наше общество устроено так, что подобное поведение не считается уголовным. И поэтому слово “мафия” является во всех перечисленных и им подобных случаях скорее образным, нежели юридическим определением. В данном же случае речь идет о самой настоящей, уголовной мафии. О той где не генералы, министры и академики, а воры и убийцы.

 

Каждому, приехавшему сегодня  в Россию или любую другую республику бывшего СССР, бросается в глаза  картина, обычная для стран Востока: бесконечная череда палаток на улицах, торгующих импортным спиртом, шоколадом, галантереей (гарантированная прибыль  — до 500 —700% на вложенный капитал); еще более многочисленные торговцы “с рук” между ними и сплошной поток  толпы праздношатающихся — потенциальных  покупателей. В крупных городах (например в Москве) количество палаток исчисляется десятками тысяч, торговцев — сотнями тысяч (миллионами в Москве), праздношатающихся — тоже миллионами.

 

Единственное, пожалуй, отличие  от других стран мира — здесь  гораздо чаще слышатся крики о  помощи. У кого-то сорвали с головы дорогую меховую шапку (целая  месячная зарплата!). У кого-то вырвали  из рук сумку. У кого-то вытащили кошелек. А кого-то, приставив нож, заставили отойти за угол и сняли  куртку, часы и т.д. Впрочем, обо всем-этом можно прочитать в любом историческом романе, описывающем уличные сцены Нью-Йорка или Лондона 1890-х годов.

 

Но ведь то, что бросается  в глаза — сравнительно сущие  пустяки. Так, нечто вроде пены на гребнях волн бушующего океана преступности. Под ними — менее видимые невооруженному глазу сами “волны”, а под ними, в свою очередь, непроглядные глубины  мафиозных структур, тесно переплетающихся  с коррумпированным государственным  аппаратом.

 

Проходя по улице, то и дело видишь, как к палатке подходят двое-трое молодых людей, словно сошедших с экрана из фильма о чикагских  гангстерах 30-х гг. Обмен парой  слов с продавцом — и в их руки переходит пачка денежных купюр. После этого молодые люди обходят  ряды уличных торговцев, и наиболее солидные из последних (исключая стариков и пропойц с жалким тряпьем на руках) молча передают им денежные купюры. Это — рэкет в его наиболее примитивном виде. Есть виды посложнее, где оговоренная сумма передается в условленном месте или перечисляется со счета на счет по благовидной статье “накладных” расходов. Жаловаться в милицию бесполезно: сожгут палатку (несколько таких пожаров каждый день), изобьют, убьют. Поэтому к помощи милиции прибегают лишь в исключительных случаях: когда рэкетир требует непомерно большую часть прибыли. Словом, все, как у сутенеров с проститутками. Говорят, что не существует предпринимателя, который бы не платил дани рэкетирам в обмен на обязательство охранять от шантажа других рэкетиров. Во всяком случае, каждый из нескольких десятков лично знакомых мне предпринимателей— от уличного торговца до владельца предприятия с миллиардным оборотом — признает, что платит рэкетирам от 10 до 30% своей прибыли.

 

Ясно, что при перспективе  столь быстрой, легкой и огромной наживы, позволяющей сколачивать  миллиардные состояния и без  затруднений “отмывать” их, не может  не возникать организованная преступность. И, действительно, в газетах мы каждый день читаем о подвигах чеченской мафии, люберецкой мафии, азербайджанской мафии, свердловской мафии, ленинградской мафии, грузинской мафии, вьетнамской мафии, армянской мафии и т.д. (обилие преступных групп с Кавказа объясняется не национальными особенности тамошних жителей, а жесточайшей клановой дисциплиной в условиях сравнительно сильных пережитков патриархальщины — это позволяет легко одолевать вечно грызущихся между собой русских, украинцев, прибалтов и т.д.).

 

Мафия занимается не только рэкетом, сутенерством, игорными домами, но и прямым грабежом. Так, в Москве ежедневно подвергается ограблению от 50 до 100 квартир. В некоторых случаях  действуют одиночки-аутсайдеры, но, как правило, дело поставлено на поток: работают осведомители-наводчики, специальные  бригады взломщиков, их прикрытие  — охрана, автомашины — наготове и пр. Ясно, что для этого требуется  организация на уровне предприятия. Грабежи случаются так часто, что многие (в том числе автор  этих строк) стараются психологически подготовить себя к ним, не приобретают  дорогих вещей, способных привлечь внимание грабителей, держат у родственников  или знакомых чемодан с вещами первой необходимости, если вернешься  в совершенно разоренную квартиру.

 

Мафия занимается и так  называемыми “убийствами по заказу” (за определенную плату) — они за последнее время происходят все  чаще. Кроме того, то и дело происходит “передел” сфер влияния. Тогда гремят выстрелы, льется кровь, остаются трупы  — см. все те же гангстерские фильмы 30-х годов.

 

Чтобы не выглядело преувеличением, открываю первую попавшуюся газету за сегодняшнее число, когда пишутся  эти строки (в принципе может быть любое число любого года):

 

“Сотрудники милиции провели  операцию, вызволив из плена у чеченской  мафии члена комиссии ООН по здравоохранению д-ра Н. Жизнь доктора чеченцы оценили в 1 млн. долларов. Благодаря случайно найденной записке с адресом преступников арестованы четыре члена банды”.

 

“20 января в 17 ч. 20 мин. в Большом  Тишинском переулке Москвы в офисе  фирмы “Исток” расстреляны в  упор четыре человека. Нападавшие скрылись. Предположительно, это дело рук чеченской  мафии”.

 

И такое — почти каждый день, по всем крупным городам страны. Но и это еще не все. Под “волнами”  начинаются “глубины”. То и дело по страницам газет проходят сообщения о том, что в таком-то ресторане прошло совещание — банкет главарей такой-то мафии, что на одном из таких совещаний его участники были арестованы, но тут же отпущены по приказу “свыше”, что у ворот такого-то кладбища собрались сотни роскошных автомашин: торжественно хоронили одного из главарей мафии; что мафия полностью контролирует “великие торговые пути” Берлин-Варшава-Москва и Стамбул-София-Москва, облагая данью современные караваны купцов, причем бандиты снимают целые этажи в лучших отелях Москвы, Варшавы, Берлина, Софии, Стамбула; что масштабы действий русской, чеченской и других мафий начинают тревожить правительства США, ФРГ, Польши, Болгарии. Высшие чины российской милиции говорили мне, что имена главарей мафии хорошо известны и их носителей не трудно арестовать в любую минуту.

 

Почему же этого не делают? За ответом на этот вопрос придется спуститься в “глубины” еще глубже.

 

Страницы газет облетели несколько сенсационных сообщений  о крупных банковских аферах, когда  по подложным документам переводились на подставные счета до сотни миллиардов рублей. (Для пояснения: это равнозначно  годовому бюджету “средней” республики бывшего СССР.) Такое невозможно проделать без участия коррумпированных чиновников. В Москве огромное здание оценочной стоимостью 30 млн. руб. продается  за 3 млн. — и сразу же начинается обсуждение, сколько рублей ушло на взятки продажным чиновникам. Конечно, не все чиновники продажные. Но в  России широко распространено убеждение, что в каждом случае вопрос только в величине и форме взятки. Во всяком случае, все без исключения мои знакомые убеждены в этом и  не предпринимают ни одного шага в  контактах с любым государственным  учреждением без взятки — начиная  с букета цветов или шоколадки  секретарше чиновника и кончая весомым  конвертом с купюрами ему самому. А когда в Москве во главе милиции  попытались поставить профессионала, известного своим негативным отношением к взяткам, в дело вмешались высокие  инстанции и “неудобную” кандидатуру  заменили другой, более покладистой. Несколько ранее два следователя, которые, расследуя дело о много  миллиардных хищениях в Средней Азии, вышли на ближайшее окружение Горбачева, их тут же уволили и попытались отдать под суд, так что им пришлось бежать под защиту армянского парламента (один из следователей, по счастью для обоих, оказался армянином). А всех, замешанных в хищениях, тут же освободили.

 

Российские газеты усвоили  себе глумливо-игривый тон при  описании мелких преступлений, но никогда  ни строчкой не обмолвились о крупных, опасных для жизни редактора  газеты. И, разумеется, за последние годы не было ни одного судебного дела ни против главарей мафии, ни против высших сановников государства, замешанных в коррупции.

 

Короче, дело дошло до того, когда перестаешь различать черту, отделяющую уголовную мафию от коррумпированного  государственного аппарата. Есть такие  русские пословицы: рыбак рыбака видит издалека; рука руку моет; ворон  ворону глаз не выклюет. Не знаю, удастся  ли переводчику адекватно перевести  их смысл на английский язык. Но знаю, что такие стервятники ускоряют катастрофические процессы и затрудняют выход из них.

 

Время от времени с высоких  трибун раздаются призывы очнуться от криминальной летаргии и развернуть, наконец, крупномасштабную борьбу с  преступностью. Не сомневаюсь, что такая  кампания рано или поздно будет начата: уж очень удобное это поле для  популистских маневров, отвлекающих  внимание народа от катастрофического  положения в экономике и от полной неконструктивности в политике. Но ведь “отвлекающая кампания”, конечно же, не покончит с преступностью, а сделает ее еще более организованной, изощренной, эффективной. А ведь не секрет, что никакая преступность никогда еще не содействовала восстановлению разрушенной экономики, разрушенного государства. Скорее, наоборот, — словно червь, усиливала мучения заживо разлагающегося организма

 

По общему мнению, русская  мафия сегодня представляет собой  наиболее грозный отряд преступного  мира, являющий смертельную угрозу не только для России, но и для  других стран, не исключая США, ФРГ и  др. Эта угроза может оказаться  серьезнее, чем все предыдущие, исходившие из СССР. Такая “рука Москвы”  может прихлопнуть Западную Европу и США посильнее 60 тыс. советских  танков и атомных подводных лодок, вместе взятых. Поэтому считаю, что  вопрос о борьбе с преступностью  в бывшем СССР должен лечь в повестку дня Совета Безопасности ООН.

 

Как известно, последние римские  императоры укрылись в Равенне, окруженной со всех сторон непроходимыми болотами, и бросили Первый Рим на произвол судьбы, на разграбление варварами. Похоже, наши последние императоры, укрывшиеся под псевдонимами президентов, проделали  то же самое с Третьим Римом  — Москвой, укрывшись на своих  подмосковных дачах под надежную охрану и бросив население целой  страны на произвол отъявленных разбойников. Пока что не видно света в конце  этого туннеля. И если не будет  видно еще несколько лет —  стране конец даже при самых удачных  экономических в политических решениях.

 

Я никогда не решился бы говорить об этом, если бы мне не было 75 лет (советские мужчины, по статистике, живут в среднем 57) и не было бы безразлично, умру ли я собственной  смертью, или меня убьют в моей родной стране, в этом проклятом  Богом и людьми государстве.

 

Что же касается пустословия  насчет “искоренения преступности” (на практике — введение “половодья преступности”  в ее обычные берега), то социологу  — и не только социологу —  положено знать, что искоренять надо не столько преступников, сколько  так называемые социальные источники  преступности, ту питательную среду, которая порождает преступников каждодневно, ежечасно, сколько их ни сажай, ни расстреливай. Иначе борьба с преступностью напоминает попытку  осушить гнилой пруд ведрами, когда  в него потоком льются со всех сторон грязные помои.

 

В первом приближении таких  социальных источников преступности насчитывается  более полутора десятков, и способы  их “перекрытия” как раз и составляют суть нормативных прогнозов в  этой отрасли социологии. Перечислим их в самом кратком виде:

 

— неблагополучная семья;

 

— школа-казарма с ее репрессивной педагогикой;

 

— теневая экономика, немыслимая без правонарушений;

 

— пьянство и наркомания (об этом специально в следующей  лекции);

 

— приезжая низко квалифицированная  и низкооплачиваемая рабочая  сила, поставленная в дискриминационные  условия (лимитчики-гастарбайтеры);

 

— открытая и скрытая безработица;

 

— коррупция;

 

— рэкет;

 

— тюрьмы как “уголовные академии”;

 

— клановые структуры стран  ближнего и дальнего зарубежья, а  также из отдельных национальных районов РФ;

 

— бесконтрольная организованная преступность стран Запада;

 

— социально-опасная психопатия;

 

— “дедовщина” всех уровней  и разновидностей;

 

—отечественная организованная преступность (“российская мафия”) — самовоспроизводящаяся система;

 

— антикультура с ее культами насилия, похоти, наркокайфа, воспитывающая потенциальных преступников.

 

Этот перечень можно продолжить, и каждый пункт заслуживает специальной  лекции.

 

 

 

Материал взят из книги  Социальное прогнозирование Бустужев-Лада И.В. год издания 2001, гл. 23