Отношение к жизни и смерти в религиях мира

Введение.

        Жизнь и смерть - вечные темы  духовной  культуры  человечества  во  всех  ее

подразделениях.  О  них  размышляли  пророки  и   основоположники   религий, фило- софы и моралисты, деятели искусства и  литературы,  педагоги  и  медики. Вряд ли най-дется взрослый человек, который рано или поздно не  задумался  бы о смысле своего су-ществования, предстоящей смерти и  достижении  бессмертия. Эти мысли приходят в го-лову детям и совсем юным людям, о чем  говорят  стихии проза, драмы и трагедии, пись-ма и  дневники.  Только  раннее  детство  или старческий маразм избавляют человека от необходимости решения этих проблем.

         По сути дела, речь идет  о  триаде:   жизнь  -  смерть  -  бессмертие, поскольку   все   духовные   системы   человечества   исходили    из    идеи противоречивого  единства  этих   феноменов.   Наибольшее   внимание   здесь уделялось смерти и обретению бессмертия в жизни иной,  а  сама  человеческая жизнь трактовалась как миг, отпущенный  человеку для  того,  чтобы  он  мог достойно подготовиться к смерти и бессмертию.

      За  небольшими исключениями у всех  времен  и  народов  высказывались   о жизни достаточно негативно: “Жизнь – страдание” (Будда:  Шопенгауэр  и др.);“Жизнь –

сон “(Платон, Паскаль); “Жизнь - бездна зла” (Древний Египет); “ Жизнь  -борьба и странствие  по  чужбине” (Марк  Аврелий);  “Жизнь  -  это  повесть глупца, расска-занная идиотом, полна  шума  и  ярости,  но  лишенная  смысла”(Шекспир); “Вся челове-ческая жизнь глубоко погружена в неправду” (Ницше)  и т.п.

      Об  этом же говорят пословицы  и поговорки разных народов типа "Жизнь -копейка". Ортега-и-Гассет определил человека не как тело и не  как дух,  а как специфически чело-веческую драму.  Действительно,  в  этом  смысле  жизнь каждого человека драматична  и  трагична:  как  бы  удачно  не  складывалась жизнь, как бы она не была длительна - конец ее неизбежен.  Греческий  мудрец Эпикур сказал так: "Приучай себя  к мысли,  что смерть  не  имеет  к  нам никакого отношения. Когда мы  существуем,  смерть  еще  не  присутствует,  а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем".

      Смерть  и  потенциальное  бессмертие  -  самая  сильная  приманка  для философского ума, ибо  все  наши  жизненные  дела  должны,  так  или  иначе, соизмеряться с вечным. Человек обречен на размышления о жизни и смерти  и  в этом его отличие от животного, которое смертно, но не знает об этом.  Смерть вообще  -  расплата  за  усложнение  биоло-гической  системы.   Одноклеточные практически бессмертны и амеба в этом смысле сча-стливое существо.

      Когда  организм становится многоклеточным, в него как  бы  встраивается механизм  самоуничтожения  на  определенном  этапе  развития,  связанный   с геномом.

      Столетиями  лучшие  умы  человечества  пытаются  хотя  бы  теоретически опроверг-нуть этот тезис, доказать, а затем  и  воплотить  в  жизнь  реальное бессмертие. Однако  идеалом  такого  бессмертия  является  не  существование амебы и не ангельская жизнь в лучшем  мире.  С  этой  точки  зрения  человек должен жить вечно, находясь в постоянном  расцвете  сил.  Человек  не  может смириться с тем, что именно ему придется уйти из это-го  великолепного  мира, где кипит жизнь. Быть вечным  зрителем этой грандиозной  картины  Вселенной, не испытывать "насыщения днями" как библейские пророки - может ли быть  что-то более заманчивым?

        Но, размышляя об этом,  начинаешь  понимать,  что  смерть  -  пожалуй, единствен-

ное, перед чем  все равны:  бедные  и  богатые,  грязные  и  чистые, любимые и нелюби-мые. Хотя и в древности, и в наши дни постоянно  делались  и делаются попытки убедить мир, что есть люди, побывавшие "там" и  вернувшиеся назад, но здравый  рассудок  отка-зывается  этому  верить.   Требуется  вера, необходимо  чудо,  какое  совершил  евангельс-кий  Христос,  "смертию смерть поправ". Замечено,  что  мудрость  человека  часто  выражается  в  спокойном отношении к жизни и смерти. Как сказал Махатма  Ганди:  "Мы  не  знаем,  что лучше - жить или умереть. Поэтому нам не следует  ни  чрезмерно  восхи-щаться жизнью, ни трепетать при мысли о смерти. Мы должны  одинаково относиться  к ним обоим. Это идеальный вариант". А еще задолго до этого  в  "Бхагавадгите"сказано:  "Воистину,  смерть  предназначена  для  рожденного,   а   рождение неизбежно для умер-шего. О неизбежном - не скорби".

       Вместе  с  тем,  немало  великих   людей  осознавали  эту  проблему  в трагических  тонах.   Выдающийся   отечественный   биолог   И.И.   Мечников, размышлявший  о  возможности  "воспитания  инстинкта  естественной  смерти", писал о Л.Н.Толстом: "Когда Толстой,  терзаемый  невозможностью  решить  эту задачу и преследуемый стра-хом смерти, спросил себя,  не  может  ли  семейная любовь успокоить его душу, он тотчас увидел, что это - напрасная надежда.  К чему, спрашивал он себя, воспитывать детей, ко-торые вскоре очутятся в  таком же критическом состоянии, как и их отец? Зачем  мне  любить  их,  растить  и блюсти их? Для того же отчаяния, которое во мне, или для тупо-умия? Любя  их, я не могу скрывать от них истины, - всякий шаг  ведет  их  к познанию  этой истины. А истина - смерть".

Измерения проблемы жизни, смерти и бессмертия.

        Первое  измерение  проблемы  жизни,  смерти  и  бессмертия - биологическое, ибо эти состояния  являют  по  сути  дела  различные  стороны одного феномена. Давно уже была высказана гипотеза  панспермии,  постоянного наличия жизни и смерти во Вселен-ной,  постоянного     их     воспроизводства в  подходящих   условиях.   Известно  опреде-ление Ф. Энгельса: "Жизнь  есть способ существования белковых тел, и этот способ  существования  состоит  по своему существу в  постоянном  самообновлении  химических  составных  частей этих тел", акцентирует космический аспект жизни.

      Рождаются, живут и  умирают   звезды,  туманности,  планеты,  кометы  и другие кос-мические тела, и в этом смысле не исчезает никто и  ничто.  Данный аспект наиболее разработан в  восточной  философии  и  мистических  учениях, исходящих из принци-пиальной невозможности только разумом понять смысл  этого вселенского кругооборота. Материалистические концепции строятся на  феномене самопорождения жизни и само-уничтожения, когда, по словам  Ф.  Энгельса,  "  с железной необходимостью" порождает-ся жизнь и  мыслящий  дух  в  одном  месте Вселенной, если в другом он исчезает.

       Осознание единства жизни человека и человечества  со  всем  живым  на планете, с ее биосферой, равно как и потенциально возможными  формами  жизни во Вселенной имеет огромное мировоззренческое значение.

      Это идея святости жизни, права  на жизнь  для любого  живого  существа уже в  силу  самого  факта  рождения  принадлежит  к  числу  вечных  идеалов человечества. В преде-ле, вся Вселенная и  Земля  рассматриваются  как  живые существа, а вмешательство в еще плохо познанные  законы  их  жизни  черева-то экологическим кризисом. Человек  пред-стает  как  малая  частица  этой  живой Вселенной,  микрокосмос,  вобравший  в  себя  все  богатство   макрокосмоса. Чувство  "  благоговения  перед  жизнью",  ощущение  своей  причастности   к удивительному  миру  живого  в  той   или   иной   степени   присуще  лю- бой мировоззренческой  системе.  Даже,   если   биологическая,  телесная   жизнь считает-

ся  неподлинной, транзитной формой человеческого  существования,  то  и в этих случаях (например, в христианстве) человеческая плоть может и  должна обрести иное, цветущее состояние.

         Второе измерение проблемы жизни, смерти и бессмертия  связано с уяснением специфики человеческой жизни и ее отличия от жизни  всего  живого. Уж более тридцати веков мудрецы, пророки и философы разных стран  и  народов пытаются найти  этот водо-  раздел.  Чаще  всего полагают,  что все дело  в осознании факта предстоящей смерти: мы знаем, что умрем и  лихорадочно  ищем путь к бессмертию. Все остальное живое тихо и  мирно  завершает  свой путь, успев воспроизвести новую жизнь или послужить удобре-нием  почвы  для  другой жизни. Человек же обречен  на  мучительные  пожизненные  раздумья  о  смысле жизни или ее бессмысленности,  изводит  этим  себя,  а  часто  и  дру-гих,  и вынужден топить эти проклятые вопросы в вине или  наркотиках.   Отчасти  это

верно,  но  возникает  вопрос:  как  быть  с  фактом  смерти  новорожденного ребенка, ко-торый  не  успел  еще  ничего  понять,  или  умственно  отсталого человека, который не в состоянии ничего понимать? Считать ли  началом  жизни человека момент зачатия (кото-рый невозможно точно определить  в  большинстве случаев) или момент рождения.

        Известно,  что  умирающий   Л.Н.Толстой,    обращаясь   к  окружающим, сказал, чтобы они обратили свои взоры на миллионы других людей,  а не  глядели на одного льва.  Безвестная,  и  никого  не  трогающая  кроме  матери  смерть,  смерть маленького  существа  от  голода  где-нибудь  в  Африке  и  пышные  похороны всемирно известных лидеров перед лицом вечности не имеют  различий.  В  этом смысле глубоко прав анг-лийский поэт Д.Донн, сказавший,  что  смерть  каждого человека умаляет все человечест-во и поэтому "никогда не спрашивай,  по  кому звонит колокол, он звонит по тебе".

      Очевидно, что специфика жизни,  смерти  и бессмертия  человека  прямо связаны с разумом и его проявлениями, с успехами и достижениями  человека  в течение жизни, с оценкой  его  современниками  и  потомками.  Смерть  многих гениев в молодом возрасте, бесспорно, трагична, но при  этом  нет оснований считать, что их последующая жизнь, если бы  она  состоялась,  дала  бы  миру нечто еще более гениальное. Здесь действует какая-то  не  вполне  ясная,  но эмпирически очевидная закономерность, выражаемая христианским тезисом:  "Бог прибирает в первую очередь лучших".

       В  этом  смысле  жизнь   и   смерть   не   охватывается   категориями рационального познания, не укладывается в рамки  жесткой  детерминистической модели мира и челове-ка. Рассуждать об этих понятиях  хладнокровно  можно  до определенного предела.  Он  обусловлен  личной  заинтересованностью  каждого человека и его способностью к инту-итивному постижению  предельных  оснований человеческого бытия. В этом отношении каждый подобен пловцу,  прыгнувшему  в волны среди открытого моря. Надеяться  надо  только  на  себя,  несмотря  на человеческую солидарность, веру в Бога, Высший разум  и  т.д.   Уникальность человека, неповторяемость личности проявляется здесь в  высочайшей  степени. Генетики  подсчитали,  что  вероятность  появления на  свет  именно   этого че-

ловека  от  данных  родителей  составляет  один  шанс  на  сто  триллионов случаев.  Если  уж  это  свершилось,  то  какое  же  поражающее  воображение многообразие человечес-ких смыслов бытия предстает перед человеком, когда  он задумывается о жизни и смерти?

        Третье  измерение  этой  проблемы  связано  с  идеей  обретения бессмертия, которая рано или поздно становится в  центр  внимания  человека, особенно если он достиг зрело-го возраста.

      Выделяют несколько  видов  бессмертия,  связанных  с  тем,  что  после человека ос-тается его дело, дети, внуки и т.д., продукты его деятельности  и личные вещи, а также плоды духовного производства (идеи, образы и т.д.).

       Первый вид бессмертия - в генах потомства, близок  большинству  людей. Кроме принципиальных противников брака и семьи и  женоненавистников,  многие стремятся увековечить себя именно этим способом. Одним  из  мощных  влечений человека  являет-ся  стремление  увидеть  свои  черты  в  детях,   внуках   и правнуках.  В королевских ди-настиях Европы прослежена передача  определенных признаков (например, носа у Габс-бургов) на протяжении нескольких  поколений. С этим связывается наследование  не  только  физических  признаков,  но  и нравственных  принципов  семейного  занятия  или  ремесла  и  т.д.  Историки установили, что многие выдающиеся   деятели   русской   куль-туры   19   века находились  в родстве  (пусть  и  отдаленном)  между  собой.     Один    век включает  в  себя  четыре поколения.

      Таким образом, за две тысячи  лет сменилось  80  поколений,  и  80-й предок  каждого  из  нас  был  современником  Древнего  Рима,  а   130-й   -современником египетского фа-раона Рамзеса II.

       Второй вид бессмертия - мумификация тела  с  расчетом  на  вечное  его сохранение.   Опыт   еще   египетских   фараонов,   практика    современного бальзамирования (В.И. Ленин, Мао-Дзэдун др.)  говорят  о  том,  что  в  ряде цивилизаций  это  считается  при-нятым.  Достижения  техники  конца  XX  века сделали возможным  криогенезацию  (глу-бокое  замораживание)  тел  умерших  с расчетом на то, что  медики  будущего  оживят  и  вылечат  ныне  неизлечимые болезни. Такая фетишизация человеческой  телесности  характерна  в  основном для тоталитарных обществ, где  геронтократия  (власть  стариков)  становится основой стабильности государства.

       Третий  вид бессмертия  -  упование  на  "растворение"  тела  и духа умершего  во  Вселенной,  вхождение   их  в  космическое  "тело",  в  вечный кругооборот  материи.  Это  характерно  для  ряда   восточных   цивилизаций, особенно японской. К такому решению  близка  исламская  модель  отношения  к жизни   и   смерти   и   разнообразные   материа-листические    или    точнее натуралистические концепции. Здесь речь идет об утрате лич-ностных качеств  и сохранению частиц бывшего тела, могущих войти в  состав  других  организмов. Такой крайне абстрактный вид бессмертия неприемлем для большинства  людей  и эмоционально отвергается.

        Четвертый  путь  в  бессмертие  связан  с   результатами   жизненного творчества человека.  Недаром членов различных академий  награждают  титулом "бессмертные".   Научное   открытие,   создание   гениального   произведения литературы и искусства, ука-зание пути человечеству в  новой  вере,  творение философского   текста,   выдающаяся   военная    победа    и    демонстрация государственной  мудрости  -  все  это  оставляет  имя  человека  в   памяти благородных потомков.  Увековечиваются  герои  и  пророки,  страстотерпцы  и святые, зодчие и изобретатели. Навечно сохраняются в памяти  челове-чества  и имена жесточайших тиранов и величайших преступников.  Это  ставит  вопрос  о неоднозначности оценки масштабов личности человека.  Создается  впечатление, что чем большее количество  человеческих  жизней  и  сломанных  человеческих судеб лежит на совести того или иного исторического персонажа,   тем  больше у него шансов попасть  в  историю  и  обрести  там  бессмертие.  Способность влиять на жизнь сотен миллионов лю-дей, "харизма" власти  вызывает  у  многих состояние мистического ужаса, смешанного с почтением. О таких людях  слагают легенды и предания, которые передаются от поколе-ния к поколению.