Проблема существования неандертальских погребений

    Особое место среди теорий, связывающих возникновение неандертальских погребений с появлением веры в души, занимает концепция, выдвинутая и обоснованная Г. Люке. Г. Люке, как и перечисленные выше авторы, ставит появление погребений в связь с верой в души и загробную жизнь, но не это определяет существо его концепции. Главная и основная мысль его состоит в том, что мустьерские и ориньякские погребения обязаны своим появлением, прежде всего страху перед мертвыми. „Основным чувством по отношению к покойникам, — пишет Г. Люке, — был, по-видимому, страх, и похоронные обряды в основном были мерами защиты против них. Ямы и могилы должны были служить покойникам не убежищем, а тюрьмой, и мы склонны принять в буквальном смысле замечание Вилльнева, что камни, положенные на труп женщины в детской пещере, имели своим назначением заточить покойника в могиле". Сходные мысли мы находим у Дж. Мерфи. Скрюченность трупов Г. Люке и Дж. Мерфи объясняют тем, что покойников связывали, чтобы они не смогли причинить вреда живым.

    Выдвинутое Г. Люке объяснение тех особенностей неандертальских погребений, которые невозможно понять, рассматривая возникновение их как результат только осознания единства человеческого коллектива, полностью согласуется с данными этнографической науки.

    Подавляющее большинство особенностей погребальных обрядов свидетельствует о том, что своим возникновением они обязаны имевшему в прошлом универсальное распространение страху перед покойниками. „Все… способы погребения и большая тщательность, с какой они совершаются, — пишет Ю. Липс, — порождены не только заботой о покойнике, но и прежде всего страхом, как бы человек, вырванный из общества вследствие „несчастного случая" — смерти, не вышел вновь из своего состояния неподвижности и не напугал оставшихся в живых или не причинил бы им вреда. Представление о ревнивой мстительности мертвых проходит красной нитью через похоронные обряды человечества, начиная с доисторических времен и кончая нашей современной цивилизацией. Камни, которые наваливались на тасманийскую могилу, связанные мумии Египта и забитые гвоздями гробы наших дней — все это восходит к одному и тому же атавистическому страху. Приемы, которыми пользуются для того, чтобы заставить трупы оставаться в своих могилах, отличаются чрезвычайным разнообразием. В Австралии дуплистое дерево, служащее в качестве гроба, пронзается иногда еще копьем, чтобы прочнее „пришпилить" шею мертвеца, в иных случаях все дерево сжигается после погребальной церемонии. Тасманийцы перед погребением связывали трупы по рукам и ногам, чтобы пресечь всякую попытку с их стороны освободиться. В доисторической Испании прибивание мертвых гвоздями к доскам, на которых их клали в могилу, было традиционным погребальным обычаем.

    Прежде всего, следует указать на несостоятельность утверждения некоторых авторов, в частности, В. Ф. Зыбковца о том, что одной из характерных особенностей неандертальских погребений, качественно отличавшей их от верхнепалеолитических, является естественность поз покойников. В действительности большинство скелетов неандертальцев  были найдены в более или менее скорченном состоянии или по крайней мере с подогнутыми ногами. Не может вызвать ни малейших сомнений искусственность позы женского скелета из Ля Ферасси, у которого ноги были сильно подогнуты и прижаты к тазу, а руки плотно прижаты к груди. Столь же несомненна искусственность позы скелета из Схул IV, обе ноги которого были так круто согнуты в коленях, что ступни их лежали у седалищной части.

    Скорченность тел неандертальцев имеет многочисленные этнографические параллели. Погребения в скорченном виде необычайно широко были распространены по всему земному шару.

    Исследователями было предложено немало объяснений этого погребального обычая. Высказывалось, например, даже предположение о том, что трупам придавалась такая поза с тем, чтобы воспроизвести положение человеческого зародыша в утробе матери. Некоторые ученые, ссылаясь на то, что у целого ряда племен и народов покойника после придания ему скорченной позы хоронили не в лежачем, а в сидячем положении, а также на то, что нередко у этих же народов сидение в таком положении было обычной позой живых, утверждали, что целью указанного обряда было придать покойнику любимую при жизни позу. Не исключена возможность, что по отношению к некоторым народам последнее объяснение является правильным. Но объяснить, таким образом, происхождение обычая придавать трупам скорченное положение невозможно, ибо он возник задолго до появления погребений в сидячем виде. Мы не знаем ни одного сидячего погребения, которое бы относилось к мустье или позднему палеолиту, тем не менее, уже в это время трупам придавалось скорченное положение.

   Подводя итоги всему сказанному выше, мы видим, что такие особенности неандертальских погребений, как наличие могильных ям, закладывание покойников камнями, землей, скорченность трупов, находят свое полное объяснение в страхе перед мертвецами, в стремлении предотвратить опасность, грозящую живым со стороны покойников. Таким образом, мысль Г. Люке о том, что в возникновении неандертальских погребений большую роль сыграл страх перед мертвецами, нельзя не признать правильной.

4. Возникновение неандертальских погребений.

     Страх перед трупами объясняет целый ряд особенностей неандертальских погребений, но им одним невозможно объяснить их появление. Если бы неандертальцы испытывали по отношению к мертвецам только лишь страх, то они не стали бы оставлять их в своих жилищах. Они бы просто выбрасывали трупы или их уничтожали. Появление погребений можно объяснить лишь совместными действиями двух противоположных факторов: заботы о члене своего коллектива, возникшей в результате осознания единства первобытного человеческого стада и побуждавшей оставлять мертвеца в пещере, снабжать его пищей и орудиями, и страха перед мертвецами, побуждавшего связывать его, помещать в яму, закладывать землей и камнями. Такое объяснение причин возникновения неандертальских погребений полностью согласуется с данными этнографии.

    Как отмечают все исследователи, отношение примитивных племен и народов к своим покойникам отличается резкой двойственностью. „Все обряды, — пишет А. Элькин, характеризуя погребальные обычаи австралийцев, — отражают двойственное отношение к покойнику. С одной стороны, участники траурной церемонии и все общество хотят, чтобы умерший оставался среди них; они охраняют могилу, носят с собой тело или кости, заботятся об удобствах покойного... С другой стороны, они принимают все меры, чтобы душа умершего окончательно покинула их, и наряду со знаками внимания, проявляемого к покойнику, ясно и даже настойчиво выражают это свое желание отделаться от души".

    Однако с выяснением того, что неандертальские погребения обязаны своим появлением совместному действию двух факторов заботы о мертвых и страха перед ними, проблему нельзя еще считать полностью решенной. Остается еще ответить на вопрос о причине возникновения страха перед мертвецами.

   Страх перед трупом имеет настолько универсальное распространение и является столь живучим, что ею нельзя объяснить, не допустив, что труп на самом деле представлял собой реальную опасность для живых Трудно представить, чтобы страх неандертальцев перед трупом имел в своей основе не реальную опасность, исходящую от него, а воображаемую.

    Если учесть, что страх перед трупами возник тогда же, когда возник запрет каннибализма и забота о покойнике, т. е. когда трупы в нетронутом виде начали оставлять в жилищах, то ответ невольно напрашивается сам - причиной страха перед трупом является реальная опасность, исходящая от гниющего, разлагающегося трупа. Такое предположение мы находим в работах П. И. Беляева, А. В. Луначарского и В. Н. Чернецова.

   Оно находит определенное подкрепление в этнографических данных. Как мы видели выше, опасное влияние, исходящее от трупа, мыслится, во-первых, как имеющее безусловный, автоматический характер, во-вторых, как грозящее в первую очередь родным и близким покойника, т. е. людям, первоначально обитавшим в одном с ним жилище, в-третьих, как существующее в течение сравнительно небольшого периода после смерти человека, обычно лишь в течение времени, когда идет процесс разложения трупа, и как бесследно исчезающее после окончания этого периода.

    Однако это предположение не объясняет целого ряда других данных о природе опасного влияния, исходящего от трупа. В частности, придерживаясь только его одного, трудно объяснить, почему вредоносное влияние, исходящее от трупа, мыслилось как заразительное, как исходящее не только от трупа, но и от вещей, которыми пользовался умерший при жизни, и прежде всего от его одежды, обуви и посуды, а также от людей, соприкасавшихся с ним, причем исходившее от них в течение более или менее продолжительного промежутка времени после контакта с покойником. Последние данные можно объяснить, лишь предположив, что в основе формирования представления об опасном, исходящем от мертвеца влиянии лежало не только реальное вредоносное влияние разлагающегося трупа на окружающих, но и передача инфекционных заболеваний от умирающих членов коллектива к здоровым. Последнее предположение мы находим в работах И. И. Скворцова-Степанова. Правильность его подтверждается тем фактом, что примитивные народы рассматривают больных и умирающих как источник такого же вредоносного влияния, что и трупы, и принимают по отношению к вещам и людям, находившимся в контакте с больными, такие же меры, что и по отношению к людям, соприкасавшимся с мертвецом.

     С выявлением причин возникновения страха перед мертвыми проблему неандертальских погребений можно считать в основном и главном решенной.

    Перелом в процессе обуздания зоологического индивидуализма, выразившийся, в частности, в осознании единства человеческого коллектива, запрете каннибализма и появлении моральных норм, предписывающих заботу о всех членах первобытного стада, имел своим следствием оставление трупов в пещерах, служивших местами обитания неандертальцев, и снабжение их пищей и орудиям. Пребывание разлагающегося трупа в жилище вредно влияло на живых, влекло за собой болезни и смерть других членов коллектива. Ставшая обычной забота о больных членах коллектива способствовала передаче инфекции от них к здоровым членам коллектива, что также влекло за собой новые случаи заболевания и смерти.

    Люди не могли с течением времени не осознать, что им со стороны покойников грозит опасность, что от покойников исходит какое-то вредоносное влияние. Вполне понятно, что раскрыть действительную природу этого вредоносного влияния неандертальцы оказались не в состоянии. Логический способ мышления оказался в данном случае бессильным, и на „помощь" пришел магический образ мысли. Реальное вредоносное влияние умирающих и мертвых было осознано как таинственное, магическое отрицательное влияние. Возникло убеждение, что трупы обладают свойством магического вредного влияния на живых, возник страх перед мертвецами.

     Осознание, хотя и в иллюзорной форме, того факта, что от умерших исходит влияние, представляющее опасность для окружающих, пришло к неандертальцам не в процессе теоретических размышлений, а в ходе практической деятельности, направленной к нейтрализации этого влияния. Человек осознал опасность, исходящую от трупов, прежде всего практически и лишь затем „теоретически". Средствами практической нейтрализации вредного влияния трупа было закладывание его ветвями, камнями, засыпание его землей, наконец, помещение его в яму, с последующей засыпкой землей. Так как эти вполне реальные меры принимались против опасности, которая была осознана как магическая, то и сами эти меры были, в конце концов, осознаны как магические.

     Все указанные выше меры нейтрализовали опасность, исходящую от разлагающегося трупа, но не могли помешать передаче инфекции от больного к здоровым. Чувствуя их недостаточность, люди начинали применять и такие по существу уже чисто магические приемы, как, например, связывание покойника.

    Погребения в собственном смысле этого слова возникли лишь с практическим осознанием опасности, исходящей от мертвецов. Но эта опасность не могла быть осознана сразу. Для этого потребовался определенный период времени, в течение которого трупы просто оставлялись в жилище. Из этого следует вывод, что осознание единства человеческого коллектива и выявление моральных норм, предписывающих заботу о каждом члене коллектива, относится ко времени, предшествовавшему возникновению первых настоящих погребений.

Заключение.

   Разрешение проблемы неандертальских погребений дает ключ к пониманию целого ряда вопросов развития первобытной религии вообще, вопроса о возникновении анимизма, в частности.

   С осознанием реальной опасности, исходящей от трупа, как магической, труп в представлениях пралюдей стал предметом, обладающим отрицательным магическим влиянием, т. е. отрицательным, вредоносным фетишем. Не исключена возможность, что труп вообще был первым фетишем. Но как бы то ни было, вряд ли, могут быть сомнения в том, что осознание опасности, исходящей от трупа, как магической, а самого мертвого тела как фетиша оказало огромное влияние на формирование фетишизма, т. е. веры в наличие у вещей свойства таинственным, непонятным, магическим образом влиять на жизнь и деятельность человека, и прежде всего на формирование представлений об отрицательных фетишах.

    Передача инфекции от умирающих к другим людям, происходившая как прямо, так и через посредство вещей и людей, будучи магически осмысленной, легла в основу формирования представлений о состоянии табу, в котором могут находиться как люди, так и вещи.

    Сущность состояния табу, состояния магической нечистоты, магической заразы заключается в том, что всякий человек или любая вещь, находящиеся в таком состоянии, являются источником опасности для людей, вступающих с ними в контакт, причем опасности заразительной. Всякая вещь и любой человек, соприкасающиеся с вещью или человеком, находящимися в состоянии табу, сами оказываются в таком же состоянии. Человек или вещь, находящиеся в состоянии табу, являются отрицательными, вредоносными фетишами особого рода, не только опасными, но и заражающими опасностью все, что приходит с ними в контакт.

   Нарушение этих запретов, которые можно было бы назвать магико-инфекционными табу, имело своим следствием заражение человека, что осмысливалось как переход его в состояние табу, как превращение его в магически нечистого, магически заразного. Так как люди не отличали магико-инфекционных табу от магико-этических и чисто магических, то представления, связанные с первыми, начали распространяться и на последние. Наступление состояния табу, состояния магической нечистоты начало связываться как с нарушением чисто магических, так и особенно с нарушением магико-этических табу, причем оформлению взгляда на нарушителя магико-этического табу как на находящегося в состоянии магической нечистоты способствовало то обстоятельство, что он и раньше рассматривался как личность, и сама находящаяся в опасности, и представляющая опасность для коллектива. Так возникло представление о моральной нечистоте („грехе") как о чем-то заразном, могущем быть переданным от человека к человеку, которое зафиксировано этнографами у большого числа племен и народов.