Биография Полынова Б. Б

В 1945-1947 гг. ученый руководил группой Северокавказской экспедиции Совета по изучению производительных сил (СОПС) АН СССР по изучению условий  сельского хозяйства Краснодарского края, Объединяя работы отрядов: почвенного, ботанического и агрономического. Одновременно с 1946 г., Полынов являлся членом Бюро Геолого-географического отделения Академии наук СССР и членом Совета СОПСа.

30 ноября 1946 г. Б.Б. Полынов был избран  в действительные члены (академиком) АН СССР по Отделению геолого-географических  наук, по специальности – «почвоведение,  география».

Основные  работы Б.Б. Полынова посвящены вопросам происхождения почв и формирования коры выветривания. Выветривание он рассматривал как единый, охватывающий сушу и  мировой океан процесс, отдельные  стадии которого представлены определенными  типами коры выветривания. Развивая идеи В.И.Вернадского в изучении закономерностей  миграции элементов в коре выветривания, показал значение организмов для  процессов почвообразования и выветривания. Ему принадлежит разработка ряда оригинальных методов исследования почв: метод солевых профилей, предусматривающий  совместное изучение почв и грунтовых  вод, метод сопряженного химического  и минералогического анализа  почвы и развивающейся на ней  растительности, что позволяет изучать  обмен веществ между ними. Одним  из первых дал научно обоснованный критерий для выделения и классификации  географических ландшафтов и предложил  метод их геохимической характеристики.

Б.Б. Полынов - действительный член ВАРНИТСО (1933), председатель Постоянного комитета Международной  Тихоокеанской ассоциации (1934), член Международного общества почвоведов (1927), член Национального географического  общества США (1927).

Полынов награжден орденами Ленина (1947), Трудового  Красного Знамени (1945) и медалями, в  том числе – «За доблестный труд в Великой Отечественной  войне 1941-1945 гг.». Удостоен Большой золотой  медали Русского географического общества (1925), золотой медали им. П.П. Семенова-Тян-Шанского (АН СССР, 1927), медали им. Ф.П.Литке (Русское  географическое общество, 1927). Умер Борис Борисович Полынов 16 марта 1952 г. в Москве. Похоронен на       Новодевичьем кладбище. 
 
 
 
 

РЕПРЕССИРОВАННЫЕ  ПОЧВОВЕДЫ. 
ЗАПИСКИ Б.Б.ПОЛЫНОВА О 1937 г.  

В Архиве РАН, в ф. 602, хранится общая тетрадь, на обложке которой стоит одно слово: "Личная". Под названием "Воспоминания автобиографического  характера академика Б.Б.Полынова" тетрадь эта включена в специальную  опись, озаглавленную "Материалы, не подлежащие оглашению" (в читальный  зал не выдаются). В описи, составленной в 1960 г., – всего несколько единиц хранения: в основном материалы военного времени к незаконченной работе Полынова о задачах и методах военно-географических исследований. В эпоху гласности запрет с описи 8 снят, и мы можем познакомиться с записями, сделанными Полыновым для себя еще в сталинское время (он умер в 1952 г.).

В начале 1937 г. Борису Борисовичу Полынову шел шестидесятый год. Полынов был одним из ведущих почвоведов страны, принадлежал к докучаевской линии почвоведения. В анкетах на вопрос о специальности он, помимо почвоведения, называл также физическую географию и геологию. В 1901–1907 гг. Полынов служил статистиком (лесоводом и почвоведом) в Черниговском губернском земстве. С 1907 г. преподавал в высшей школе, профессор Донского политехнического института в Новочеркасске. Петроградского политехнического института. Ленинградского университета, где заведовал кафедрой географии почв до 1935 г., а затем профессор Московского университета. Дольше всего местом службы его оставался Почвенный институт им. В.В.Докучаева АН СССР, до 1927 г. входивший в состав Комиссии по изучению естественных производительных сил России при Академии наук – сначала на правах Почвенного отдела КЕПС. Научным сотрудником Почвенного отдела Полынов стал в 1923 г. Вместе с институтом он переехал из Ленинграда в Москву. В 1933 г. был избран членом-корреспондентом АН СССР, а уже через год получил степень доктора наук. Руководил полевыми исследованиями в разных районах страны, в 1936 г. начал исследования почв в Ленкорани, оборвавшиеся в следующем году его арестом.

В биографии  ученого были такие детали, которые  в 1937 г. представляли опасность. Он был младшим офицером старой армии, отбывал воинскую повинность в гвардейской артиллерийской бригаде, находился в действующей армии во время русско-японской войны в Маньчжурии и первой мировой войны на Юго-Западном фронте. В Варшаве жила его сводная сестра Вера Ивановна Тукеркес, урожденная Сергеева. Сам Полынов неоднократно бывал за границей в 1906–1907, 1910, 1927, 1935 гг. Во время последней поездки за рубеж он участвовал в работе III Международного конгресса почвоведов в Оксфорде, а после его окончания вместе с другими участниками совершил научную экскурсию по Англии и Шотландии. В ходе этой поездки Полынов ближе познакомился с английским почвоведением и установил связи с английскими учеными. Двое англичан приезжали к нему еще в Ленинград, побывали в Саблине на почвенной станции географического факультета.

Предоставим теперь слово мемуаристу. К печати он своих воспоминаний не готовил, шероховатости  его стиля мы сохраним.

"В  феврале 1937 г. меня вызвали на совещание к заместителю директора Почвенного института Лебедеву. В его кабинете я застал как самого Лебедева, так и парторга И.П.Герасимова. Мне сделали предложение занять пост директора института. Это не было для меня неожиданностью. Разговоры со мной вели по этому поводу и раньше, но я отклонял их. Внутренние причины, которые препятствовали мне согласиться, заключались, во-первых, в том, что я боялся отрыва от научной работы – совершенно неизбежно при должности директора, и, во-вторых, в том, что не будучи полноправным академиком и не имея необходимого авторитета, не сумею отстаивать интересы института в полной мере перед лицами академического управления, очень тонко и неуклонно подчеркивающими всюду и везде различие между академиками, членами-корреспондентами и просто учеными. Кроме того, жена моя меня очень резко и настойчиво отговаривала отказаться от этой тяжелой и неблагодарной работы".

На этот раз собеседники Полынова были настойчивы, как никогда ранее, и дали ему  понять, что отказ будет расцениваться  как саботаж. Полынов попросил дать время на обдумывание ответа.

Затем его вызвал вице-президент АН СССР Г.М.Кржижановский и повторил предложение  о директорстве. В ответ на сомнение Бориса Борисовича в том, что он, будучи лишь членом-корреспондентом, сумеет защитить интересы своего института, когда  они столкнутся с интересами других институтов, во главе которых стоят "полноправные академики", Кржижановский  твердо пообещал, что в ближайшие  выборы Полынов станет академиком. "Объективная" причина сомнения, таким образом, отпала, и Полынову ничего не оставалось, как согласиться.

Он не скрывал от себя трудностей своего нового положения и попытался  представить его себе во всей полноте:

"1) Как  директор института я, понятно,  должен был прежде всего подчиняться всецело руководству партии. Это было вполне естественно и в принципе вполне удовлетворяло меня. Но, к сожалению, я убедился на опыте, что нередко те партийные товарищи, с которыми мне непосредственно приходилось иметь дело, очень часто выдавали свои личные мнения и намерения за мнения и намерения партии, а проверить я далеко не всегда имел возможность, так как, не будучи сам партийным, не имел входа ни на партийные собрания, ни на совещания. Непосредственное партийное окружение не было благоприятным".

Вспоминая прошлое, Полынов вновь перебирает в памяти партийцев института. Самый  образованный из них отличался и  невероятным карьеризмом. "Он во всех случаях старался вести не линию  партии, а линию персонально того, кто в данной момент находился  над ним", обеспечивая тем самым  если не продвижение по службе, то по меньшей мере свою репутацию в партийных органах. "Оппортунизм" этого сотрудника кажется новому директору тем более опасным, что тот умеет направить дело в нужном для себя направлении, переложив при этом ответственность на другого. Парторг видится Полынову мягким, боязливым и не очень одаренным человеком. От ответственных дел он старается устраниться.

2) Как  директор института, руководящий  научной работой, я должен был  направлять и согласовывать работу  всех старших, руководящих сотрудников.  Эта задача была чрезвычайно  трудной, ибо каждый из них  старался быть наиболее самостоятельным,  каждый из них выбирал темы  не по значимости их для  общего дела и социалистического  строительства, а по личному  вкусу и приспосабливал их  к крупным проблемам путем ловких объяснительных записок.

Идея  комплексной работы существовала только в официальных разговорах и для  видимости поддерживалась изданием нескольких работ в одном сборнике – вообще, она не проводилась  в жизнь и провести ее не было возможности, так как никто по существу ее не хотел – каждый желал  работать вполне самостоятельно и следили  только за тем, чтобы их не обворовали, то есть не украли их идей в той стадии, в какой они находятся в разработке. К сожалению, подобного рода кражи имели место в институте".

И в  этой сфере новый директор знал, кого надо опасаться. Один из сотрудников, по словам ученого, "человек гигантской работоспособности, но совершенно лишенный творческой инициативы" с необычайным рвением посещал производственные совещания, прочитывал отчеты своих коллег, ставил эксперименты и публиковал работы, построенные "на ворованной мысли и инициативе". "Он не сделал ничего серьезного, фундаментального, но зато опубликовал бесконечное множество никому не нужных статей, очерков и прочего". Его цифры нуждаются всегда в проверке, его выводы обычно не подтверждаются. Он не мог сосредоточиться на чем-либо одном, всегда разбрасывался и ни в какой отрасли не сделал ничего серьезного. Его работам теперь не верят, но пример оказался заразительным.

Результат: люди стали бояться излагать свои мысли на совещаниях и еще сильнее  замкнулись. Полынов видит, что предстоит  борьба, и борьба большая, за правильную расстановку сил, "заставить работать соединенными силами над одной проблемой".

3) Не  меньшую опасность (если не  большую) представляла другая  группа товарищей, которая в  погоне за карьерой перетолковывала  директиву: развивать теорию для  обслуживания практики – в  сторону наиболее простую и  легкую, – т.е. заниматься технической  работой того масштаба и значения, какие свойственны производственному  учреждению. Иначе говоря, брать  выполнение технических работ,  ведущихся отраслевыми институтами  и местными практическими органами. Темы, избираемые этими специалистами,  были, понятно, весьма практическими,  их работы, несомненно, приносили  прямую пользу, но эти работы ни в коей мере не содействовали развитию теории и легко могли быть выполнены любым добросовестным и опытным провинциальным специалистом. Это представляло тем большую опасность, что подкупало и высшие органы своей практичностью, с одной стороны, а с другой – создало стремление многих практических и производственных учреждений привлекать Академию наук для производства таких работ и получать, таким образом, марку академии, которая в значительной степени импонировала органам контроля и приема работ".

Во главе этой группы, как видится Полынову, –  немного лиц, но здесь академик Б.А.Келлер (директор Почвенного института в 1931–1936 гг.) и временами все тот же "самый образованный", действуют они под прикрытием партийной организации и ее руководителей, сначала Н.Д.Беспалова, а затем И.П.Герасимова. Активное сопротивление вызывает у них "действие против установок партии и правительства". Борьба с этой демагогией требует колоссального спокойствия и выдержки.

Между тем тенденция к снижению научного уровня в Академии уже дала свои плоды. Десять лет назад, по оценке Полынова, отечественное почвоведение еще занимало ведущее положение в мировой науке. Теперь во многих отраслях почвоведения обозначилось отставание. В физико-химическом изучении почв вперед вырвались Америка и Швеция, лесное почвоведение расцвело в Скандинавии, микробиология почв получила наибольшее развитие в Америке (хотя некогда возникла в России), "и даже в области географии почв начали выделяться более крупные работники в Германии". "Мы не могли похвалиться ничем, кроме Вильямса", который, однако, "обладая прекрасными идеями", "теории не подвинул ни на один шаг".

Такова  была обстановка. Тем не менее, Б.Б.Полынов "льстил себя надеждой преодолеть ее": опереться на новые молодые силы и "вывести институт на дорогу большого крупного советского института, строящего  истинную науку". "Приняв предложение и будучи скоро утвержден директором, я со всей энергией принялся за работу. Но... она скоро была прервана"*.

«11 мая 1937 г., – продолжает вспоминать ученый, – накануне выходного дня (тогда была шестидневная неделя, и 12-го был выходной день) после службы и обеда я с женой и моими сослуживцами по институту А.И.Троицким и его женой Е.И.Парфеновой решили провести вечер – в кино и дома. Настроение было хорошее. Неделю я очень интенсивно работал и вечером собирался основательно отдохнуть. Пообедали... через некоторое время все вчетвером пошли в кино. Последующие события настолько вытеснили из памяти все мелочи предшествующего времени, что теперь я не могу вспомнить даже картину, которую мы смотрели. Помню только, что возвращался я с ощущением приятной усталости, предвкушая хороший душистый чай и отдых в кругу людей, к которым был искренно привязан... Кино было в Доме правительства и пройти до дома надо было всего лишь 5–10 минут. Только что мы вошли в квартиру и начали хлопотать, собирая для чая и ужина посуду, еду и разогревая воду, как послышался звонок. Когда А.И.Троицкий открыл дверь, в квартиру вошли: два сотрудника НКВД в форме, один красноармеец и дворник... В значении и цели этого посещения не могло быть сомнения.