Человек как проблема для науки

Человек как проблема для науки

Не претендуя на исчерпывающий  характер наших рассуждений, мы обращаем внимание на некоторые философские  аспекты трансформации современного научного познания, связанные с включением человека в круг исследуемых наукой проблем. До не столь уж давних пор  наука за редким исключением изучала  только вещи, в том числе и человека как вещь. И на этом пути наука  достигла больших успехов — пока не столкнулась с феноменом человека как такового.

А кто есть человек? И есть ли он? (В философии термином «человек», как правило, обозначается не просто отдельный индивид, но родовое существо, т.е. имеются в виду и все люди вместе, и каждый индивид как носитель родовых черт — именно в данном смысле употребляем термин «человек» и мы). Здесь сразу же следует оговориться, что мы не кладём в основу наших рассуждений заведомо бессмысленные, хотя и модные, утверждения.

Во-первых, заведомо бессмысленным  является философское утверждение  о «смерти человека», поскольку  произнести такое суждение может  лишь живой человеческий индивид (и  при этом живой не просто в биологическом, но и в собственно человеческом смысле). Таким образом, утверждение о  «смерти человека» является не более  чем парадоксальной метафорой, лежащей  за пределами философской антропологии как теоретического знания.

Во-вторых, заведомо бессмысленным  является утверждение о том, что  человек не имеет сущности (как  вариант — предзаданной сущности). Данное суждение отрицает само себя, ибо, если оно верно, то как раз в этом-то, в отсутствии сущности (или предзаданной сущности), и заключена сущность человека (причём вполне предзаданная).

Итак, человек жив и обладает сущностью, ибо обратные утверждения  не имеют смысла. Единство человеческой сущности служит основой для диалога  культур, который вообще не мог бы состояться, если бы представители  разных культур не обладали бы общим  «языком» межкультурного общения (каковым  служит всё общечеловеческое). Однако какова именно сущность человека — это проблема.

Философия сталкивается с реальной трудностью, когда пытается ответить на вопрос: «Кто есть человек?» Если философия говорит, что человек — это субъект, то сразу находится возражение: «человек — это и объект». Так же невозможно однозначно определить человека как сознательное или инстинктивное, доброе или злое, биологическое или надприродное существо. Наконец, сущность человека невозможно однозначно определить ни как «абстракт, присущий отдельному индивиду», ни как «ансамбль общественных отношений» [1]. Итак, куда ни кинь — везде клин. Человек буквально соткан из внутренних, сущностных противоречий. Э.Фромм отмечает, что человек — не вещь, а живое существо, которое «можно понять только в длительном процессе его развития. В любой миг своей жизни он ещё не является тем, чем может стать и чем он, возможно, ещё и станет. Человеку нельзя дать такое определение, как столу или часам, и всё же определение этой сущности нельзя считать полностью невозможным» [2]. Действительно, указанная трудность вовсе не говорит о том, что человек не имеет сущности, ибо последнее суждение не имеет смысла. Данная трудность указывает лишь на то, что сущность человека невозможно определить через ту или иную наличную совокупность свойств и отношений, через ту или иную действительность, абстрагированную от возможности, от процесса.

В марксистской философии существует принципиально иной способ определения  сущности человека — через способ его существования, ибо только в существовании сущность проявляет и реализует себя. С этой точки зрения, ключевым для определения характера человеческой сущности является понятие «производство». Социальный способ существования «предстаёт как социальное движение (социальная деятельность), то есть как функционирование общества, а на более глубоком, сущностном уровне как социальное развитие. Поскольку человеческая деятельность - это производительная деятельность, то сущностью социального способа существования (социальной формы развития) является производство» [3]. Наиболее ёмкое определение сущности человека дано в марксистской философии В.В.Орловым и Т.С. Васильевой: «Сущность человека заключается в том, что это существо, производящее своё собственное бытие и сущность» [4]. К.Маркс и Ф.Энгельс указывали: «Людей можно отличать от животных по сознанию, по религии - вообще по чему угодно. Сами они начинают отличать себя от животных, как только начинают производить необходимые им средства к жизни, - шаг, который обусловлен их телесной организацией» [5].

С одной стороны, человек создаёт  «вторую природу», т.е. производит то, чего никогда не было (новые вещи, новые материалы, новые устройства и т.д. и т.п.). С другой стороны, производя вещи, люди тем самым производят и самих себя (свои тела, свои знания, свои навыки, свои отношения к вещам и к другим людям и т.д. и т.п.). Таким образом, человек является причиной своего собственного существования (т.е. субстанцией).

Производство (как выражение сущности человека) носит универсальный характер. Маркс пишет: «Животное, правда, тоже производит. Оно строит себе гнездо или жилище, как это делают пчела, бобр, муравей и т.д. Но животное производит лишь то, в чём непосредственно нуждается оно само или его детёныш; оно производит односторонне, тогда как человек производит универсально; … животное производит только самого себя, тогда как человек воспроизводит всю природу … Животное строит только сообразно мерке и потребности того вида, к которому оно принадлежит, тогда как человек умеет производить по меркам любого вида и всюду он умеет прилагать к предмету присущую мерку; в силу этого человек строит также и по законам красоты» [6].

Итак, понятие человека может быть включено в философскую теорию только таким способом, каким формирует  математическую теорию конструктивное направление в математике (согласно которому математические объекты признаются существующими, если они могут быть построены): «Человек — это существо, производящее само себя и свою собственную сущность». Человек признаётся существующим постольку, поскольку он может «построить» (и «строит») себя. Когда мы определяем сущность человека через наличное бытие, через уже существующее (как даёт свои определения классическая математика), мы неизбежно попадаем впросак, ибо человек живёт тем, чего нет (о чём ниже).

Идея приоритета материального  производства над духовным привела Маркса и Энгельса к открытию материалистического понимания истории: «Производство идей, представлений, сознания первоначально непосредственно вплетено в материальную деятельность и в материальное общение людей, в язык реальной жизни. Образование представлений, мышление, духовное общение людей являются здесь ещё непосредственным порождением материального отношения людей. То же самое относится к духовному производству, как оно проявляется в языке политики, законов, морали, религии, метафизики и т.д. того или иного народа. Люди являются производителями своих представлений, идей и т.д., - но речь идёт о действительных, действующих людях, обусловленных определённым развитием их производительных сил и - соответствующим этому развитию - общением, вплоть до его отдалённейших форм. Сознание никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием, а бытие людей есть реальный процесс их жизни» [7]. Однако материалистическое понимание истории, т.е. понимание того, что общество самостоятельно развивается по своим собственным объективным законам, а не под решающим влиянием идей, окончательно перестало быть гипотезой после создания не столько философского, сколько политэкономического труда - «Капитала» Маркса. В результате появления материалистического понимания истории человек стал рассматриваться марксистской онтологией в качестве наиболее сложной формы материи.

В дополнение к вышеизложенному, необходимо учитывать фактор исторического развития сущности человека. Крах иллюзии о наличии неизменной человеческой природы (сущности) давно очевиден. Ни один предмет в мире не обладает неизменной сущностью. Любой предмет может изменять свои внутренние существенные характеристики в достаточно широких пределах, оставаясь при этом самим собой, не превращаясь в другой предмет, сохраняя свою наиболее общую сущность в той или иной её модификации. К. Маркс как-то заметил (и это высказывание можно считать определением предмета философской антропологии): «… мы должны знать, какова человеческая природа вообще и как она модифицируется в каждую исторически данную эпоху» [8]. Причём модифицируется не только человеческая природа (сущность) в целом, но в этом процессе участвуют и её субстрат (то, что обозначается словами «я», «мы», «он», «она» и «они»), и её отдельные атрибуты — сущностные силы человека (труд, мышление, общение, способности, потребности и т.д.). Процесс исторической модификации сущности человека носит объективный характер, и поэтому совершается независимо от утопических прожектов выведения того или иного «нового типа» человека.

Итак, человек — не вещь, поскольку он обладает своей собственной специфической сущностью, качественно отличной от сущности любой вещи. (Так, стол родственен стулу, дерево родственно траве, но человеку, как универсальному существу, из всех существ родственен только сам человек). Однако сегодня, как и столетия назад, человек весьма зависим от вещей, детерминируем вещами во многих аспектах своей жизни. Будет ли сохраняться вещная зависимость или настанет эпоха свободного развития индивидов? Человек будет по-прежнему уподобляться вещам, служить им, или вещи будут уподоблены человеку и служить ему? Только сейчас, в связи со становлением всеобщего (онаученного) труда, эти вопросы перешли в практическую плоскость. Какова же здесь роль науки? Способствует ли наука овеществлению или же, наоборот, развеществлению человека (не путать с опредмечиванием и распредмечиванием)? С одной стороны, без участия науки невозможен ни всеобщий труд, ни прогресс современного общества в целом. С другой — процесс дегуманизации, процесс превращения человека в вещь приобрёл особо выразительные, чудовищные формы не в последнюю очередь благодаря науке. Но благодаря какой науке? Той, которая имеет дело исключительно с вещами, только с объектами, но не с субъектностью — благодаря науке классического типа.

В современную эпоху объективное  противоречие между вещью и человеком  выступает причиной субъективного  противоречия между отчуждённым  и неотчуждённым сознанием. Рассмотрение человека в качестве вещи, в качестве средства, есть продукт отчуждённого сознания, позволяющего вытворять с  людьми всё, что угодно, если это  технологически осуществимо. Человека нельзя рассматривать в науке  так же, как рассматриваются вещи, как рассматриваются средства, ибо  в норме человек есть цель для  самого себя и причина вещей. Перед современной философией, как и перед любой наукой, стоит дилемма: либо человек должен рассматриваться как мера всех вещей, либо какая-нибудь вещь (например: вселенная, биосфера, ген, валюта, конвейер, газовая камера) должна рассматриваться как мера всех людей. И третьего не дано, поскольку в системе, состоящей из человека и вещи, отсутствует какой-либо третий компонент. Требование подстройки человека под вещь (зачастую им же созданную) ценой ломки всего человеческого, т.е. по сути требование превращения, перетекания человека в вещь, есть не просто плод отчуждённого сознания. Такое требование неприемлемо с этической точки зрения, ибо, доведённое до логического конца, оно выступает пропагандой концлагерной промышленности, выпускавшей ширпотреб из человеческих останков. Строго говоря, концлагерь — апофеоз торжества вещи над человеком — это только крайний, наиболее выразительный случай весьма распространённого до сих пор отчуждённого типа производства. На последнем (и это подметил ещё Маркс) ценой почти полной растраты человеческих сил, физического и психического здоровья создаётся огромное количество порой никому не нужных вещей. Человек в таких условиях изнашивается подобно механизму. И только наша эпоха благодаря становлению всеобщего труда дала человеку шанс (пока только шанс) не быть вещью — во многом отсюда и вытекает задача преодоления воинствующей «классичности» в науке.

Неспособность науки классического  типа понять и тем более решить собственно человеческие проблемы, несводимость человека к вещи, осознание факта  постоянного производства изучаемой  действительности — вот некоторые из тех факторов, которые ведут к изменению типа научной рациональности. И последний действительно меняется. Современный тип научной рациональности обозначен в отечественной философии термином «постнеклассическая наука» [9]. Специфика постнеклассического познания раскрывается в его противопоставлении научному познанию классического типа, в то время как неклассическая наука, по нашему мнению, представляет из себя некий переходный — от классического к постнеклассическому — тип научной рациональности.

Классическая наука стремится  построить абсолютно истинную картину действительности. Такая наука не детерминирована никакими предпосылками, кроме свойств и характеристик изучаемых объектов. Характеристики субъекта из неё исключены [10]. (Точнее, субъектом здесь выступает, на наш взгляд, сам объект исследования, всецело подчиняющий и направляющий последнее в соответствии со своими характеристиками). Неклассическая наука вводит представления об активности человека как субъекта познания, о необходимости учёта средств познания. Приходит понимание того, что ответы природы на наши вопросы зависят от способа постановки этих вопросов [11]. Объектами постнеклассической науки выступают сложные, уникальные, саморазвивающиеся системы. Нередко компонентом таких систем выступает сам человек. Таким образом, учёт человеческих ценностей с необходимостью включается в методологию научного исследования, что обеспечивает соблюдение наукой объективно-реального подхода в современных условиях [12].

Допустим, мы «играем по правилам»  классической науки, идеалом которой  является познание объектов такими, каковы они сами по себе, вне какого-либо нашего к ним отношения. Долго  это может продолжаться? Нет. Если исключить те некоторые естественнонаучные проблемы, которые привели к созданию неклассической науки, это может продолжаться только пока мы не сталкиваемся с собственно человеческими проблемами. Мы исследуем человека как он есть, и что же мы видим? Человек находится и в практическом, и в ценностном отношении и к миру, и к самому себе. И это его сущностные, а не случайные черты. Таков человек сам по себе. И любая наука обязана это учитывать, в независимости от того, нравится ей это или нет. Таким образом, нужно рано или поздно выбирать между научностью и «классичностью». Классическая наука просто снимает себя.

Вопреки установке классической рациональности, истина очень даже зависит от человека — и прежде всего от человеческой практики. Игнорировать фактор практики современная наука не может, ибо содержание наших знаний прямо или косвенно от практики зависит. «Главный недостаток всего предшествующего материализма … заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берётся только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика» (К. Маркс (возможно, первый постнеклассик в науке), «Тезисы о Фейербахе»). Да, объект науки независим от человеческого сознания, взятого «в чистом виде» (наблюдение, созерцание), но в конечном счёте глубоко зависим от человека как наиболее сложного, универсального материального существа и поэтому не может адекватно рассматриваться вне человеческого контекста, вне фактора человеческой субъектности. При этом истина не субъективируется, а получает дополнительное объективное «измерение», ибо человеческая практика, человеческие ценности, добро и зло носят объективный в своей основе характер. Игнорировать вышеперечисленное — значит мыслить недостаточно объективно, впадать в своеобразный субъективизм, когда одни объективные факторы учитываются наукой, а другие — игнорируются, исходя из неких вненаучных предпочтений.