Изучение личности в социальной психологии

Несмотря на всю убедительность старого психологического афоризма о том, что "мыслит не мышление, а  человек", это требование представляет собой методологически наивным по одной простой причине. И эта причина состоит в том, что субъект до аналитического изучения его высших жизненных ценностей и выражений неизбежно выступает либо как абстрактная, "не наполненная" целостность, либо как метапсихологическое "я", которое обладает изначально заложенными в нем диспозициями или целями. Последнее, как известно из опыта, регламентируется всеми персоналистическими теориями. При этом очень даже безразлично, рассматривается ли личность с биологизаторских, или органистических позиций, или как чисто духовное начало, или, наконец, как некая "психофизиологическая нейтральность".

Впрочем, это требование "личностного подхода" в психологии иногда понимается в таком смысле, что при исследовании каких-то отдельных психологических процессов внимание исследователя должно быть, прежде всего, сконцентрировано на сугубо индивидуальных особенностях. Но это отнюдь не решает проблемы, так как «за глаза» мы не можем судить о том, какие из этих особенностей характеризуют личность, а какие - нет. И входят ли в рамки психологической характеристики личности, например, скорость реакций человека, объем его памяти или умение печатать на машинке?

Один из способов обойти этот довольно щепетильный вопрос психологической теории состоит в том, что под понятием личности подразумевается человек в его эмпирической тотальности. Психология личности превращается, таким образом, в особого рода антропологию, включающую в себя все варианты - от исследования особенностей обменных процессов до исследования индивидуальных различий в отдельных психических функциях.

Конечно, представляющий комплексный подход к человеку является не только возможным, но и даже необходимым. Более того, комплексное исследование человека, а точнее «человеческого фактора», приобрело сейчас первостепенное значение, но именно это обстоятельство и выносит психологическую проблему личности как особенную. Ведь никакая другая структура познаний о тотальном объекте не дает нам так много его действительного понимания, если в ней отсутствует лишь одна из каких-либо существенных специфических его характеристик. Так обстоит дело и с самим изучением человека. Психологическое исследование его как личности вовсе не может быть возмещено каким-то комплексом сопоставляемых между собой морфологических, физиологических или отдельно функционально-психологических данных. Ведь, растворяясь в них, оно, в конечном счете, оказывается редуцированным либо к биологическим, либо к абстрактно-социологическим, либо культурологическим представлениям о человеке.

Настоящим «камнем преткновения»  в исследовании личности до сих пор  остается вопрос о сопоставлении  общей и дифференциальной психологии. Большинство авторов-психологов избирает дифференциально-психологическое направление. Направление это берет начало от Гальтона и Спирмена; вначале оно ограничивалось исследованием лишь умственных способностей, но впоследствии оно охватило изучение личности в целом. Уже Спирмен стал распространять идею факторов на особенности воли и аффективности, выделив наряду с общим фактором "g" фактор "s". Дальнейшие шаги были сделаны психологом-исследователем Кеттелом, который, в свою очередь, предложил многомерную и иерархическую модель факторов личности, среди которых рассматриваются такие, как эмоциональная стабильность, экспансивность, самоуверенность.

Метод исследования, который  развивается этим направлением, осуществляется, как известно, в изучении статистических связей между отдельными чертами  личности, такими, как, например, ее свойствами, способностями или поведениями, выявляемыми посредством их тестирования. Устанавливаемые корреляционные связи между ними и служат неким основанием для выведения гипотетических факторов и так называемых "суперфакторов", которые обусловливают эти связи.

Таковы, например, имеются факторы интроверсии и нейротизма, образующие, по рассуждениям Айзенка, вершину факторной иерархической структуры, которая отождествляется им с психологическим типом личности.

Итак, за понятием личности выступает некое "общее", целостное, которое выделяется посредством  тех или иных процедур статистической обработки количественно выраженных признаков, отбираемых по тем же статистическим критериям. Поэтому, несмотря на то, что  на базирующейся платформе характеристики этого "общего" лежат эмпирические данные, оно все-таки остается, по существу своему, метапсихологическим, не нуждающимся в психологическом объяснении и глубоком осмыслении. Если попытки его объяснения и начинают предприниматься, то они идут по линии поиска соответствующих морфофизиологических коррелятов (типы высшей нервной деятельности Павлова, конституции Кречмера-Шелдона, переменные Айзенка), что возвращает к органистическим теориям.

Характерный для этого  направления эмпиризм, как правило, и не может дать ученым большего. Изучение корреляций и факторный анализ имеют дело зачастую только с вариациями признаков, которые выделяются лишь постольку, поскольку они выражаются в доступных измерению индивидуальных или групповых различиях. Соответствующие количественные данные: будут ли они относиться к скорости реакции, к строению скелета, особенностям вегетативной сферы или к характеру образов, продуцируемых испытуемыми при рассматривании чернильных пятен - все эти варианты подвергаются обработке совершенно безотносительно к вопросу, в каком отношении находятся измеренные признаки к некоторым особенностям, более или менее характеризующим человеческую личность.

Описанное выше, естественно, вовсе не значит, что использование  в психологии личности этого метода корреляций вообще невозможно. Здесь речь идет несколько о другом случае. Именно о том, что сам по себе метод корреляции эмпирического набора индивидуальных свойств представляет собой набор ещё недостаточный для психологического раскрытия личности, потому что выделение и особое выражение этих свойств нуждается в четких основаниях, которые не могут быть как-либо извлечены из них самих.

Задача найти эти  самые основания порождается  тогда, когда мы начинаем отказываться от понимания личности как некоей целостности, единства, охватывающего совокупность всех особенностей человека - "от политических взглядов до переваривания пищи". Из так называемого факта множественности свойств и особенностей человека совсем не следует определять, что психологическая теория личности обязана стремиться именно к глобальному их охвату. Это происходит потому, что человек как эмпирическая целостность выражает свои свойства во всех формах взаимодействия, в которые он тем или иным образом вовлечен. Например, когда человек падает из окна многоэтажного дома, он непременно обнаружит свойства, присущие ему именно как физическому телу, обладающему массой, объемом и другим параметрам. Возможно, что, ударившись о мостовую, он получит многочисленные травмы или вовсе погибнет; и в этом предположении тоже проявятся его свойства, а именно - свойства его морфологии. Но никому из психологов, однако, даже в голову не придет включать подобные свойства в характеристику его личности, сколь бы статистически надежно ни были установлены связи между весом тела или индивидуальными особенностями скелета и, скажем, памятью на цифры.

Когда в повседневной жизни мы начинаем давать какую-либо характеристику личности человека, то мы без особых колебаний включаем в нее такие "общие» черты, как, например, силу воли ("сильная личность", "слабохарактерный человек"); общее отношение к людям ("доброжелательный", "равнодушный") и другое. Но обычно мы даже и не думаем относить к числу личностных характеристик такие особенности, как, например, разрез глаз или умение считать на счетах. Когда мы делаем это, мы не пользуемся совершенно никаким разумным критерием для различения "личностных" и "не личностных" особенностей.

Если идти путем своеобразного  поиска и сравнения отдельных  психологических и иных особенностей, то такой критерий вообще не может быть найден ни в каких критериях. Все дело в том, что одни и те же особенности человека могут стоять в разном отношении непосредственно к его личности. В одном варианте характеристики они выступают как безразличные, в другом - те же особенности существенно входят в ее характеристику, возможно, даже как основные параметры. Последнее обстоятельство представляет особенно очевидным то, что вследствие широко распространенных взглядов никакое эмпирическое дифференциальное исследование не способно подать решения какой-либо психологической проблемы личности. Это, напротив, само дифференциальное изучение возможно только на базирующейся платформе общепсихологической теории личности. Фактически именно так и происходит дело: за любым дифференциально-психологическим исследованием некоторой личности - тестологическим (происходящим в виде тренинга, теста) или клиническим - всегда лежит явно или неявно выраженная, общетеоретическая концепция.

Теория определения  двух факторов формирования личности в социальной психологии.

Несмотря на кажущуюся  пестроту, многообразность и даже некую взаимную непримиримость современных  психологических теорий личности, большинство  из них сохраняет характерную  черту для домарксистской и внемарксистской психологии - диадическую схему анализа, о несостоятельности которой говорили ранее. Теперь эта схема выступает как бы в новом обличье: в роде так называемой «теории двух факторов формирования личности», наследственности и среды. Какую бы особенность, характерную черту человека мы ни взяли, она объясняется согласно этой теории. С одной стороны, воздействием наследственности, которые заложены в генотипе инстинктами, способностями или какими-то другими категориями, а с другой - влиянием и воздействием на неё внешней среды (природной и социальной - языка, культуры, обучения и прочее.). С точки зрения здравого рассудка и трезвого ума другого объяснения, собственно, и нельзя, да и невозможно предположить. Однако более обыденный здравый рассудок, по остроумному замечанию психолога-исследователя Энгельса, «почтенный спутник в домашнем обиходе переживает самые удивительные приключения, как только он отважится выйти на простор исследования».

Кажущаяся, на первый взгляд, острая непреодолимость теории двух факторов приводит к спорам, ведущимся главным образом вокруг вопроса о важности каждого их этих факторов. В этой дискуссии одни настаивают на том, что основной детерминантой личности является наследственность и что внешняя среда, социальные воздействия лишь обусловливают возможности и формы проявления нужной программы, с которой родится человек. Другие же в этом споре выводят важнейшие особенности характеров личности непосредственно из особенностей социальной среды, из так называемых "социокультурных матриц". Однако, при всем своем различии идейного и политического смысла выказываемых взглядов, все они тем или иным образом сохраняют позицию двойной детерминации личности, потому что просто игнорировать один из факторов, о которых идет речь, значило бы идти против эмпирически доказуемого воздействия обоих, а это чревато.

Взгляды на некоторые  соотношения биологического и социального  факторов как на простоте их скрещивания  или делящие психику человека на сосуществующие эндосферу и экзосферу  уже уступили свое место все более сложным представлениям. Они возникают в своем большинстве в связи с движением анализа. Оно как бы повернулось наоборот: главной стала проблема внутренней сущности самой личности, которые образуют ее уровни, их соотношения.

Так, в частности, начинает возникать и представление о характеризующем личность соотношении сознательного и бессознательного, развитое ещё знаменитым психологом Зигмундом Фрейдом. Выраженное им "либидо" представляет собой совсем не только биоэнергетический источник активности, но и особую сущность в личности - "оно" (id), которая в свою очередь противостоит "я" (ego) и "сверх-я" (super-ego). А генетические и функциональные связи между этими сущностями, инстанциями, осуществляемые посредством специальных механизмов (вытеснения, цензуры, символизации, сублимации), и создают образующую структуру личности.

В этом случае совершенно нет необходимости вдаваться  в какую-либо критику фрейдизма, взглядов таких психологов, как Адлер, Юнг и их современных продолжателей. Ведь совершенно ясно, что их взгляды не только не преодолевают, но, напротив, даже обостряют эту теорию двух факторов, превращая саму идею их конвергенции в смысле В. Штерна или Д. Дьюи в идею своеобразной конфронтации между ними.

Так же существовало параллельно  направлению конвергенции и другое направление. В нём развивался подход к личности с другой стороны ее внутреннего осуществления, и представлен подход некими культурно-антропологическими концепциями. Отправными точками для них стали представлять собой этнологические данные, которые показывали, что существующие психологические особенности определяются довольно резкими отличиями не человеческой натуры, а человеческой культуры. Эта, соответственно, система и структура личности представляет собой здесь не что иное, как индивидуализированную систему культуры, в которую включается человек в процессе его непосредственной "аккультуризации".

При этом необходимо сказать, что в этой связи производится множество наблюдений, начиная с  известных работ М. Мид, которая  показывала, например, что даже такое устойчивое явление, как психологический кризис в переходном возрасте, не объяснено наступлением полового созревания, потому что в некоторых культурах этого кризиса вообще не существует.

Заключение

Итак, я попыталась понять и исследовать личность как психологическое новообразование, которое формируется непосредственно в жизненных отношениях индивида, в результате некоего преобразования его деятельности.

Но для этого необходимо с самого порога отбросить представления  и изначальные положения о  личности как о продукте совокупного воздействия разных сил, из которых одна скрыта, как кот в мешке, "за поверхностью кожи" человека, а другая лежит совершенно, казалось бы, в другой, во внешней среде. И это происходит всегда, как бы мы эту силу ни трактовали - как силу воздействия стимульных ситуаций, культурных матриц или социальных "экспектаций".

Ведь никакое из этих развитий непосредственно не выводится  из того спектра, что представляет собой  только лишь необходимые его предпосылки, сколь бы детально мы их ни описывали. Сам марксистский диалектический метод требует подхода такого, что необходимо идти дальше и исследовать развитие как процесс так называемого "самодвижения", то есть исследовать его внутренние движущие отношения, противоречия и взаимные переходы, так что его предпосылки положения выступают как в нем же трансформирующиеся, так и его собственные моменты.