Личность и толпа

Став частью толпы, человек становится причастным к  ее мощи и славе. Но главное, он отныне избавлен от окончательной ответственности  за свою судьбу, а тем самым и  от сомнений, какое решение принять. Он избавлен и от сомнений относительно смысла своей жизни, относительно того, кто «он». Ответы на эти вопросы  уже даны его связью с той силой, к которой он себя причислил. Смысл  его жизни, его индивидуальная сущность определены тем великим целым, в  котором растворено его «я». Происходит регрессия на раннюю стадию симбиотических отношений с матерью, которые, по определению психоаналитика Винникота, воспринимаются младенцем как слияние, растворение, т.е. происходит как бы возврат к той стадии развития, когда «эго» еще не существовало.

На человека, находящегося в толпе, действуют особые психологические  законы и возникают особые психические  состояния. Индивидуальная психика  меняется в силу чрезвычайной заразительности  массы. В массе «заразительно  каждое действие, каждое чувство, и  притом в такой сильной степени, что индивид очень легко жертвует своим личным интересом в пользу интереса общего. Это вполне противоположное  его натуре свойство, на которое  человек способен лишь в качестве составной части массы» (Г. Лебон, «Психология народов и масс» 1895 г.)

Так, например, посещение  футбольных матчей, концертов, митингов заряжает зрителя мощной энергией, в которой происходит растворение  индивидуального «я». Слияние с  чем-то огромным, притягивающим и  одновременно пугающим завораживает очевидца этих событий. В этот момент одинокое «я» экстатически растворяется в  «мы». Это общее определение всех форм экстаза – романтического, сексуального, политического, религиозного, мистического. Каждый жаждет растворения  и наслаждается им. Происходит обезличивание  индивида, которое означает исчезновение социального контроля под влиянием глубинных бессознательных инстинктов, вырывающихся внезапно наружу. Согласно теории З.Фрейда, психологически масса  есть просто редукция социального к  первобытной орде. Некоторые психологи  считают, что, возможно, вначале сознание было массовым, т.е. коллективным, и  только потом из него стало выделяться сознание индивидуальное.

Давно подмечено, что  самым удивительным и вместе с  тем важным феноменом толпы является повышение аффективности у каждого отдельного ее члена. Состояние аффекта дезорганизует высшие психические функции человека и он утрачивает свою индивидуальность. «Можно сказать… что аффекты человека едва ли дорастают до такой силы, как это бывает в массе, а кроме того, для участников является наслаждением так безудержно предаваться своим страстям, при этом растворяясь в массе, теряя чувство своей индивидуальной обособленности. Масса нам кажется вновь ожившей первобытной ордой. Так же как в каждом отдельном человеке первобытный человек фактически сохранился, так и из любой человеческой толпы может снова возникнуть первобытная орда». (З.Фрейд)

Об этом говорил  и другой психоаналитик К.Г.Юнг, считавший, что в массе у человека в  психике воскресают архетипы – феномены явно регрессивного характера: «Сто самых интеллигентных в мире людей  вместе составят тупую толпу. Десять тысяч таких обладают коллективной интеллигентностью крокодила. А  разговор за обедом тем ничтожней, чем  больше число приглашенных».

Г.Лебон указывал на то, что парламенты часто превращаются в толпу, и мы до сих пор наблюдаем подобное по телевизору. Это старо как мир, т.к. еще древнегреческий политик Солон утверждал, что «каждый афинянин – хитрая лиса, а народное собрание в Пниксе – стадо баранов».

Утрачивая в толпе  индивидуальную ответственность, человек  обретает ощущение всемогущества. Криминалисты знают: в групповых преступлениях  трудно определить личную меру ответственности  каждого индивида и конкретно  осуществлявшиеся им действия. В массе  человек способен на все. Известно, что масса людей может совершить  такие преступления, на которые каждый из составляющих ее индивидов по отдельности  никогда не способен.

В толпе «человек опускается на несколько ступеней по лестнице цивилизации» (Г.Лебон) и становится доступен для элементарных манипулятивных воздействий. Кто знает о них и обладает необходимыми навыками, способен управлять событиями.

В своей работе «Актуальные  мысли о войне и мире» (1915 г.) З.Фрейд писал: «Достаточно большому числу людей соединиться, чтобы  все моральные устои личностей, тут же исчезли, и на их месте остались лишь физические влечения, наиболее примитивные, древние и жестокие».

В массе, по мнению французского психолога Г. Лебона, «стираются индивидуальные достижения отдельных людей и тем самым исчезает их своеобразие…Мы сказали бы, что сносится, обессиливается психическая надстройка, столь различно развитая у отдельных людей, и обнажается бессознательный фундамент, у всех одинаковый». Далее Лебон приводит исторический пример того, к чему может привести подобное обезличивание: «Мы знаем, каково было в момент французской революции состояние умов – трогательный гуманитаризм, который, начав идиллией и речами философов, кончил гильотиной. Это самое настроение, с виду столь безобидное, в действительности столь опасное, вскоре привело к хаосу и крушению общества».

Большевики воспользовались  этой истиной, секрет которой заключается  в весьма простых посылках: масса  требует не идей, а лозунгов, не логики, а обещаний, не призывов к размышлениям, а угадывания ее настроений. Как  писал Г.Лебон: «Идеи не влияют на поведение, пока они не переведены на язык чувств».

Толпа представляет собой в целом несистематизированное, неструктурированное образование, которое нуждается в упорядочивании извне. З.Фрейд писал: «Масса легковерна и чрезвычайно легко поддается  влиянию, она не критична, неправдоподобного для нее не существует. Она думает образами, порождающими друг друга ассоциативно, - как это бывает у отдельного человека, когда он свободно фантазирует, - не выверяющимися разумом на соответствие действительностью. Чувства массы всегда весьма просты и весьма гиперболичны… Масса немедленно доходит до крайности, высказанное подозрение сразу же превращается у нее в непоколебимую уверенность, зерно апатии - в дикую ненависть».

Далее З. Фрейд показывает механизмы воздействия на толпу: «Склонную ко всем крайностям массу  и возбуждают тоже лишь чрезмерные раздражения. Тот, кто хочет на нее  влиять, не нуждается в логической проверке своей аргументации, ему  подобает живописать ярчайшими красками, преувеличивать и всегда повторять  тоже самое. Так как масса в истинности или ложности чего-либо не сомневается и при этом сознает свою громадную силу, она столь же не терпима, как и подвластна авторитету».

Только тот, кто  умеет разговаривать с толпой на ее языке, и в ком она признала лидера, способен подчинить ее. В  любой стихийной массе неизбежно, как правило, появляется тот, кто  захочет воспользоваться громадной  силой, скрытой в ее недрах. Как  образно писал об этом В.И.Ленин: «Надо научиться соединять вместе бурный, бьющий весенним половодьем, выходящий  из всех берегов, митинговый демократизм  трудящихся масс с железной дисциплиной, с беспрекословным повиновением воле одного лица». Вряд ли известный  классик марксизма был знаком с трудами основателя психоанализа, но в этом вопросе их мнения сошлись. З.Фрейд считал, что масса «уважает силу, добротой же, которая представляется ей всего лишь разновидностью слабости, руководствуется лишь в незначительной мере. От своего героя она требует  силы, даже насилия. Она хочет, чтобы  ею владели и ее подавляли, хочет  бояться своего господина… Хотя потребность массы идет вождю навстречу, он все же должен соответствовать этой потребности своими личными качествами. Он должен быть сам захвачен глубокой верой в идею, чтобы пробудить эту веру в массе; он должен обладать сильной импонирующей волей, которую переймет у него безвольная масса». Данные характеристики во многом совпадают с характеристиками того «праотца», которому поклонялась первобытная орда. «Толпа, как и женщина, предпочитает, чтобы ею владел сильный мужчина» - подтверждает этот психоаналитический вывод дуче Муссолини, как никто, знавший, что такое диктатура и власть.

Одним словом, лидер  должен быть необычным человеком. Выражаясь  современным языком, он должен обладать харизмой. Немецкий социолог Макс Вебер считает, что харизма «есть определенное качество индивидуальной личности, на основе которого она оценивается как исключительная, и к ней относятся как к личности, наделенной сверхъестественными, сверхчеловеческими или возможностями или качествами». Харизматическая власть, по его словам, основана «на преданности святости, героизму или образцовости конкретной личности, нормам и приказам, открываемым или отдаваемым ею».

Во многих случаях  харизматическое господство является наиболее тираническим, ибо осуществляемое одним человеком по отношению  к другим людям, оно не считается  ни с законом, ни с обычаем, ни с  принципами разума. Воля индивида, загипнотизированного тем, что он считает своей миссией, может привести к экстремальному разрушению и убийствам, так как  его последователи, безоговорочно  признающие его авторитет, исполнены  рвения.

Кульминацией такого массового психоза является своеобразный катарсис, когда некая общность, открыв нового учителя, вождя, освобождается  от бремени неуверенности и напряжений – она отныне знает того, кто  в силах очистить и возродить  ее. Индивиды отказываются от своей  автономии не ради выгоды или по принуждению, но чтобы идентифицировать себя с харизматической личностью  во имя того, что он воплощает  для каждого члена общности: героя, гения, отца.

Однако, в этом феномене толпы кроется также и огромная опасность для лидера. Мировая история пестрит многочисленными примерами того, как безжалостно и с упоением толпа уничтожает еще недавнего своего кумира.

Иногда неожиданно может исчезнуть и самая могущественная власть, как это, например, произошло  с развалом СССР. Русский философ-экзистенциалист  Н.Бердяев писал, что «Россия –  это страна, в которой сбываются  утопии».

Для большинства  населения страны это произошло  настолько неожиданно, что некоторые  граждане до сих пор находятся  в недоумении, как такое вообще могло произойти.

Многие психологи  отмечают в современной России явный  дефицит власти среднего человека, нежелание взять судьбу в свои руки, принять на себя ответственность, а значит и власть над самим  собой. Причины такого явления можно  понять, вернувшись к недавней истории.

Коллективизм, воспетый в советских романах и фильмах, как неизменное благо и достояние  революции, на самом деле за 70 лет  советской власти сформировал в  России тип достаточно инфантильного  гражданина, который привык, что  за него всегда все решают «родная  партия и правительство». С детства  в ребенке воспитывали дух  коллективизма – в начале в детском саду, затем в отряде октябрят, в пионерском лагере. Взрослея, он продолжал выполнять функцию ячейки в обществе, будучи комсомольцем, коммунистом, колхозником и т. д., то есть продолжал быть частью чего-то, но ни как не целым. После внезапного крушения общественных ценностей после развала СССР значительная часть старшего поколения оказалась не готовой к восприятию базовой ценности буржуазного общества – индивидуализму и обособленности частной жизни. Рассказы о европейских традициях, когда родители, желая навестить взрослых детей, должны заранее согласовать с ними время и место встречи, а также выяснить, кто будет оплачивать ужин, неизменно вызывали шок у советского обывателя. Слишком странной казалась такая замкнутость и обособленность членов семьи для страны, в которой личная жизнь граждан часто становилась повесткой дня партийных собраний.

Русская ментальность всегда предполагала амбивалентное  отношение к власти. Как писал  русский философ Бердяев: «Русские или бунтуют против господства, или  покорно несут его гнет». В  советское время быть руководителем  с одной стороны было престижно, с другой – стыдно и безнравственно. У известного российского поэта  Евтушенко об этом сказано вполне образно: « И дай вам бог  не вляпаться во власть». Но идея о том, что коллективизм – это благо для отдельного индивида не оспаривалась никем и никогда.

Восточная мудрость гласит: «Львы не сбиваются в стаи». Человек с развитым «эго» не будет  стремиться в толпу. Психоанализ  призван развивать индивидуальность, то есть усиливать «эго» пациента, а это не соответствует роли человека как «винтика» в тоталитарном обществе. И Гитлер, и Сталин в  этом вопросе были единодушны, когда  запрещали психоанализ в Германии и России. Гораздо удобней управлять  людьми, осознающими себя частью некой  группы, чем свободными от всяких условностей.