Методология научных исследовательских программ в психологии

Введение

Имре Лакатос (1922 - 1974) родился в Венгрии, диссертацию по философским вопросам математики написал в Московском университете. В конце 40-х годов за диссидентские взгляды провел два года в тюрьме. После венгерских событий 1956 г. эмигрировал, работал в Лондонской школе экономики и политических наук, где стал наиболее ярким среди последователей Поппера. Лакатоса называли  рыцарем рациональности, поскольку он отстаивал принципы критического рационализма и полагал, что большинство процессов в науке допускает рациональное объяснение. Подробнее с его взглядами можно познакомиться по вышедшим на русском языке книгам  «Доказательства и опровержения»  (1967) и «Фальсификация и методология научно-исследовательских программ»  (1995).

В целом методология научно-исследовательских  программ формирует правила оптимизации  дальнейшего развития знаний, а при  необходимости — смену направленности научно-исследовательских программ.

Методология исследовательских  программ И. Лакатоса

Лакатос неоднократно утверждает, что теории изобретаются, а его критерий прогрессивного сдвига проблем, по сути, вводит конструктивистский критерий эффективности при отборе исследовательских программ. Однако, вслед за Поппером он провозглашает веру в то, что истина существует и что научные теории приближаются к ней, опираясь на опыт, хотя у нас нет критериев, опираясь на которые мы могли бы утверждать, что данная последовательность теорий движется к истине.

Основной единицей модели науки Имре Лакатоса является исследовательская программа, состоящая из жесткого ядра и защитного пояса. Модель науки И. Лакатоса как и модель Т.Куна имеет два уровня:

- уровень конкретных теорий, образующих меняющийся защитный  пояс исследовательской программы,

- уровень неизменного  жесткого ядра, которое определяет  лицо исследовательской программы. 

Разные исследовательские  программы имеют разные жесткие  ядра, т.е. между ними имеется взаимно  однозначное соответствие.

Научно-исследовательская  программа (по Лакатосу) — единица научного знания; совокупность и последовательность теорий, связанных непрерывно развивающимся основанием, общностью основополагающих идей и принципов.

Появление этой модели обусловлено  тем, что Лакатоса, с одной стороны, не удовлетворяет куновское сведение философии науки к психологии науки. С точки зрения Куна, – говорит он, – изменение научного знания – от одной парадигмы к другой – мистическое преображение, у которого нет и не может быть правил. Это предмет психологии (возможно, социальной психологии) открытия. Такое изменение научного знания подобно перемене религиозной веры. Поэтому позицию Куна он относит к иррационализму.

С другой стороны, Лакатос поддерживает тезис Куна и Фейерабенда об отсутствии решающих экспериментов как критерия выбора между теориями.  Нет ничего такого, – говорит он, – что можно было бы назвать решающими экспериментами, по крайней мере, если понимать под ними такие эксперименты, которые способны немедленно опрокидывать исследовательскую программу или куновскую парадигму.  На самом деле, когда одна исследовательская программа терпит поражение и ее вытесняет другая, можно – внимательно вглядевшись в прошлое – назвать эксперимент решающим, если удастся увидеть в нем эффектный подтверждающий пример в пользу победившей программы и очевидное доказательство провала той программы, которая уже побеждена . Решающие эксперименты признаются таковыми лишь десятилетия спустя. Статус решающего эксперимента зависит от характера теоретической конкуренции, в которую он вовлечен. Лакатос показывает это на примере эксперимента Майкельсона-Морли и ряде других. Ему близок и куновский тезис о том, что отказ от какой-либо парадигмы без замены ее другой означает отказ от науки вообще.  Не может быть никакой фальсификации прежде, чем появится лучшая теория  – говорит Лакатос.

Поэтому Лакатос ставит своей целью развить тезис попперовского критического рационализма о рациональности изменений научного знания, выйти из-под обстрела куновской критики, и рассматривать научные революции как рационально конструируемый прогресс знания, а не как обращение в новую веру. Для этого он разрабатывает свою методологию исследовательских программ (ИП).

Модель исследовательских  программ

Рассмотрим теперь методологическую структуру исследовательских программ Лакатоса. У всех программ есть твердое ядро и защитный пояс. Утверждения, включенные в твердое ядро, защищаются от изменений отрицательной эвристикой. Вместо изменения элементов твердого ядра мы должны, – говорит Лакатос, – развивать вспомогательные гипотезы, которые образуют защитный пояс вокруг этого ядра. Защитный пояс должен выдержать главный удар со стороны проверок; он должен приспосабливаться, переделываться или даже полностью заменяться, если того требуют интересы обороны. Если все это дает прогрессивный сдвиг проблем, исследовательская программа может считаться успешной классический пример успешной исследовательской программы – теория тяготения Ньютона. Если исследовательская программа прогрессивно объясняет больше, нежели конкурирующая, то она вытесняет ее и эта конкурирующая программа может быть устранена.

В исследовательскую программу Лакатоса входят методологические правила, руководящие изменениями защитного пояса. Эти правила делятся на две части: часть из них – это правила, указывающие каких путей исследования нужно избегать отрицательная эвристика, другая часть – это правила, указывающие, какие пути надо избирать и как по ним идти положительная эвристика.

Идея отрицательной эвристики научной исследовательской программы в значительной степени придает рациональный смысл классическому конвенционализму. Но этот подход отличается от джастификационистского конвенционализма Пуанкаре тем, что мы предлагаем отказаться от твердого ядра в том случае, если программа больше не позволяет предсказывать ранее неизвестные факты но если Дюгем видел только эстетические причины разрушения ядра, то наша оценка зависит главным образом от логических и эмпирических критериев.

Положительная эвристика складывается из ряда доводов, более или менее ясных, и предположений, более или менее вероятных, направленных на то, как модифицировать, уточнять опровержимый защитный пояс. Внимание ученого сосредоточено на конструировании моделей, соответствующих тем инструкциям, какие изложены в позитивной части его программы. Лакатос утверждает, что положительная эвристика играет первую скрипку в развитии исследовательской программы при почти полном игнорировании опровержений. Таким образом, методология исследовательских программ объясняет относительную автономию теоретической науки. То, какие проблемы подлежат рациональному выбору ученых, работающих в рамках мощных исследовательских программ, зависит в большей степени от положительной эвристики программы, чем от психологически неприятных, но технически неизбежных аномалий.

В более поздней работе Лакатос вообще отождествляет положительную эвристику с защитным поясом. В соответствии с моей концепцией, – говорит он, – фундаментальной единицей оценки должна быть не изолированная теория или совокупность теорий, а исследовательская программа. Последняя включает в себя конвенционально принятое и поэтому неопровержимое жесткое ядро и позитивную эвристику, которая определяет проблемы для исследования, выделяет защитный пояс вспомогательных  гипотез, предвидит аномалии и победоносно превращает их в подтверждающие примеры – все это  в соответствие с заранее разработанным планом. Не аномалии, а позитивная эвристика его программы – вот что в первую очередь диктует ему выбор проблем . И лишь тогда, когда активная сила позитивной эвристики ослабевает, аномалиям может быть уделено большее внимание. В результате методология исследовательских программ может объяснить высокую степень автономности теоретической науки, чего не может сделать несвязная цепь предположений и опровержений. В результате исчезают великие негативные решающие эксперименты Поппера: решающий эксперимент – это лишь почетный титул, который может быть пожалован определенной аномалии, но только спустя долгое время после того как одна программа будет вытеснена другой. При достаточной находчивости и некоторой удаче можно на протяжении длительного времени прогрессивно защищать любую теорию, даже если эта теория ложна. Таким образом, следует отказаться от попперовской модели предположений и опровержений, т.е. модели, в которой за выдвижением пробной гипотезы следует эксперимент, показывающий ее ошибочность: ни один эксперимент не является решающим в то время когда он провалится.

Таким образом, научный прогресс выражается скорее в осуществлении верификации дополнительного содержания теории, чем в обнаружении фальсифицирующих примеров. Эмпирическая фальсификация и реальный отказ от теории становятся независимыми событиями.

Непрерывность в науке, упорство в борьбе за выживание некоторых теорий, оправданность некоторого догматизма – все это можно объяснить только в том случае, если наука понимается как поле борьбы исследовательских программ, а не отдельных теорий. Подход Лакатоса предполагает новый критерий демаркации между зрелой наукой, состоящей из исследовательских программ, и незрелой наукой, работающей по затасканному образцу проб и ошибок. Зрелая наука в  отличие от скучной последовательности проб и ошибок обладает эвристической силой, которая порождает автономию теоретической науки.

Внутренняя и  внешняя истории

Модель исследовательской  программы, состоящей из жесткого ядра и защитного пояса, частично проецируется Лакатосом на историю науки, порождая его деление истории науки на внутреннюю и внешнюю.

Каждая рациональная реконструкция  создает некоторую характерную  для нее модель рационального  роста научного знания – говорит  Лакатос. – Однако все эти реконструкции должны дополняться эмпирическими теориями внешней истории для того, чтобы объяснить оставшиеся нерациональные факторы. Подлинная история науки всегда богаче рациональных реконструкций. Однако рациональная реконструкция, или внутренняя история, является первичной, а внешняя история – лишь вторичной, так как наиболее важные проблемы внешней истории определяются внутренней историей. Для любой внутренней истории субъективные факторы не представляют интереса. Историк-интерналист будет рассматривать исторический факт как факт второго мира являющийся только искажением своего аналога в третьем мире. Почему возникают такие искажения – это не его дело, в примечаниях он может передать на рассмотрение экстерналиста проблему выяснения того, почему некоторые ученые имеют ложные мнения о том, что они делают конечно, то, что в данном контексте причисляется к ложным мнениям, зависит от теории рациональности, которой руководствуется критика.

Именно внутренняя история, – утверждает Лакатос, – определяет то, что историк будет искать в истории науки, на что будет делать акцент и что будет игнорировать. История без некоторых теоретических установок невозможна, – говорит Лакатос. – Одни историки ищут открытий несомненных фактов, индуктивных обобщений, другие – смелых теорий и решающих негативных экспериментов, третьи – значительных теоретических упрощений или прогрессивных и регрессивных сдвигов проблем, при этом все они имеют некоторые теоретические установки т.е. эмпирический материал в истории, так же как и в физике, теоретически нагружен.

Внутренняя история для  индуктивизма состоит, – по мнению Лакатоса, – из признанных открытий несомненных фактов и так называемых индуктивных обобщений. Внутренняя история для конвенционализма складывается из фактуальных открытий, создания классифицирующих систем и их замены более простыми системами.

Внутренняя история для  фальсификационизма характеризуется обилием смелых предположений, теоретических улучшений, имеющих всегда большее содержание, чем их предшественники, и прежде всего – наличием триумфальных негативных решающих экспериментов. И наконец, методология исследовательских программ говорит о длительном теоретическом и эмпирическом соперничестве главных исследовательских программ, прогрессивных и регрессивных сдвигах проблем и о постепенно выявляющейся победе одной программы над другой.

У каждой историографии есть свои характерные для нее образцовые парадигмы  в докуновском смысле. Главными парадигмами индуктивистской историографии являются кеплеровское обобщение тщательных наблюдений Тихо Браге; открытие затем Ньютоном закона гравитации путем индуктивного обобщения кеплеровских феноменов движения планет; открытие Ампером закона электродинамики благодаря индуктивному обобщению его же наблюдений над свойствами электрического тока. Для конвенционалиста образцовым примером научной революции была коперниканская революция, а главными научными открытиями являются, прежде всего, изобретения новых более простых классификационных систем .Излюбленными образцами парадигмами великих фальсифицируемых теорий для попперианцев являются теории Ньютона и Максвелла, формулы излучения Релея-Джинса и Вина, революция Эйнштейна; их излюбленные примеры решающих экспериментов – это эксперимент Майкельсона-Морли, эксперимент Эддингтона, связанный с затмением Солнца. Историк-попперианец ищет великих, смелых фальсифицируемых теорий и великих отрицательных решающих экспериментов. Образцами конкурирующих исследовательских программ могли бы, наверное, служить различные варианты теории относительности .

У каждой историографии есть свои характерные для нее проблемы. Историк-индуктивист не может предложить рационального внутреннего объяснения того, почему именно эти факты, а не другие были выбраны в качестве предмета исследования. Для него это нерациональная, эмпирическая, внешняя проблема. Конвенционалистская историография не может рационально объяснить, почему определенные факты в первую очередь подвергаются исследованию и почему определенные классифицирующие системы анализируются раньше, чем другие, в тот период, когда их сравнительные достоинства еще неясны. Для историка-фальсификациониста особую проблему представляет ложное сознание – ложное, конечно, с точки зрения его теории рациональности. Существует основная эпистемологическая проблема и для методологии научно-исследовательских программ. Подобно методологическому фальсификационизму Поппера, методология научно-исследовательских програм представляет собой весьма радикальный вариант конвенционализма. И аналогично фальсификационизму Поппера, она нуждается в постулировании некоторого внеметодологического т.е. неконвенционалистского принципа – для того, чтобы связать научную игру в прагматическое принятие и отбрасывание высказываний и теорий с правдоподобием. Только такой индуктивный принцип может превратить науку из простой игры в эпистемологически рациональную деятельность,  в нечто более серьезное – в подверженное ошибкам отважное приближение к истинной картине мира.