Представление о мире, человеке и его душе с точки зрения Лукреция Кара

Материальный  мир, по Лукрецию, от человека не зависим, он существовал до него, существует при нем, будет существовать после  него.

Единой  субстанцией всех вещей являются атомы, которые существуют независимо от того, видим мы их или не видим. Атомы находятся в постоянном движении, они вечны, неделимы и неразрушимы. Вещи возникают путем столкновения атомов, движущихся в пустоте в  самых различных направлениях. Развитие мира происходит по законам, присущим самой природе, по законам необходимости  и причины.

Все живое возникает из неживой материи. Сложные организмы происходят из простейших. Люди возникли из животных. Вначале они вели животный образ  жизни, затем нужда заставила  их использовать орудия труда.

С материалистических позиций подходил философ и к области психических  явлений. Одушевленность присуща только высокоорганизованной материи. Душа не существует ни до рождения человека, ни после смерти. Душа возникает вместе с рождением телесного организма, развивается и усложняется вместе с его ростом и погибает вместе с его смертью. Душа не отделима от тела и ограничена пределами жизни организма. Душа имеет телесную природу. Ее материальным носителем являются воздухо-огненные атомы. Сами по себе атомы не образуют души, если они не связаны с телом. Лишь соединяясь между собой и сцепляясь с телом, эти атомы образуют чувствительность, или душу. Соотношение в душе огненных и воздушных атомов определяет общую ее активность.

Душа  человека в своем основании неоднородна. Одну из ее сторон образует anima, т. е. такая ее часть, которая рассеяна по всему телу, отвечает за растительные функции организма и управляется более совершенной частью души, названной Лукрецием animus – «духом». Дух представляет собой самые тонкие атомы, сосредоточенные в области груди и выступающие материальной основой психических функций – чувствительности и разума.

Сфера побуждения чувств и аффектов рассматривалась  им в качестве ведущих движущих сил  души. Идеал счастливой жизни он видел в устранении причин, вызывающих страдания, тревоги и страхи. Страх  перед стихиями природы и перед  смертью заставил людей «создать для себя богов». Только через преодоление  страхов и суеверия человек может  обеспечить себе покой и душевный комфорт.

Лукреций  свое учение считал наставлением по искусству  жить в водовороте бедствий, с тем, чтобы люди навсегда избавились от страхов перед загробным наказанием и потусторонними силами, ибо в  мире нет ничего, кроме атомов и  пустоты.

Главная истина. В  основе всего мировоззрения Лукреция лежит закон сохранения бытия, сформулированный еще Парменидом в конце VI в. до н. э. Лукреций говорит об этом законе неоднократно в разном контексте и по разным поводам, он никогда о нем не забывает. Только в книге первой философ повторяет эту истину не менее шести раз: «Из ничего не творится ничто» (I, 150), «Из ничего… ничто не родится» (I, 205), «…природа… в ничто ничего не приводит» (I, 215—2I6), «Невозможно вещам НИ в ничто отходить, ни обратно из ничего вырастать» (I, 875—858),

Происхождение жизни. В проблеме происхождения жизни, которую и современная наука  не может решить, Лукреций занимает принципиально правильные позиции, которые, конечно, имеют общий характер и научно

могли быть раскрыты в I в. до н. э. при тогдашнем уровне физики, химии и биологии. Лукреций не гилозоист. Для него ясно, что сами по себе первоначала не обладают жизнью. Поэтому проблема происхождения

жизни выступает  как проблема возникновения живого

из неживого. Поскольку для Лукреция живое — это непременно и чувствующее, проблема происхождения живого из неживого является, с другой стороны, проблемой происхождения чувствующего из бесчувственного.

Это возможно не потому, что первичные тела наделены жизнью и чувством, а благодаря тому, «Как и в порядке, каком сочетаются между собою Первоначала вещей  и какие имеют движенья?» (II, 884—885). Обращаясь к своему адресату, философ  спрашивает: «Что же такое ещё смущает  твой ум и колеблет И заставляет его сомневаться,

что можно началам, Чувства лишенным, рождать существа, одаренные чувством?» (II, 886 888). Здесь  важно, «насколько малы те начала, Что  порождает собой ощущенья» какой  они формы, Также какие у них  положенья, движенья, порядок» (II, 894—896). Отстаивая мысль о происхождении  живого из неживого, Лукреций проводит аналогию с огнем, в который превращаются сухие поленья при своем разложении в пламени. Он указывает на происхождение птенца из яйца как доказательство своего тезиса о возможности происхождения живого из неживого (яйца). Разделяя общую ошибку о возможности непосредственного зарождения живого из неживого, минуя яйцо, Лукреций на то, что черви якобы непосредственно зарождаются из земли. Доказательством того, что первичные тела не могут обладать жизнью и чувствами, Лукреций считает, как и в случае вторичных качеств, что жизнь преходяща, а чувства изменчивы, поэтому тот, кто утверждает, что «способное к чувству творится Из одаренного им, давая его и началам, Тот вместе с тем признает за началами смертную сущность» (II, 902— 904). Если начала имели бы чувства, то они могли бы смеяться и плакать, могли бы рассуждать о собственных первоначалах, но «если вполне во веем они смертным подобны, Значит, и сами должны состоять из других элементов, Эти — опять из других, и конца ты нигде не положишь» (II, 980—982) — «вздор это все, да и прямо безумье» (II, 985), «без всяких начал смеющихся можно смеяться И разуметь и в ученых словах излагать рассужденья, Не состоя из семян и разумных и красноречивых» (II, 986-988).

Смерть. Смерть противоположна жизни. Смерть не есть переход бытия  в небытие, поскольку смерть не имеет  силы над первоначалами и над  материей как совокупностью этих первоначал. Смерть расторгает лишь сочетания  первоначал, в результате чего живое  становится неживым, чувствующее —  бесчувственным. Но тут же жизнь производит иные сочетания. Смерть и жизнь неразделимы, всему, что сложено из первоначал, положен предел, гибель сложного справедлива и естественна, но также и естественна и жизнь. Конкретно же «то побеждают порой животворные силы природы, То побеждает их смерть. Мешается стон похоронный и жалобным криком детей, впервые увидевших солнце. Не было ночи такой, ни дня не бывало, ни утра, Чтобы не слышался плач младенческий, связанный с воплем, сопровождающим смерть и мрачный обряд погребальный» (II, 575—580).

Душа. Но люди верят, что смерть поражает только тело; душа же, как особая сущность бессмертна, и она или уходит в подземное  царство мертвых, или вселяется  в другое тело. Выше мы отметили, что  это важнейшая проблема для Лукреция, ибо с ней связаны основы опровержения загробной жизни, а следовательно, и религии, которая прежде всего есть система подготовки человека к загробной жизни, система запугивания людей этой самой жизнью, система, которая предлагает людям свои услуги для облегчения этой самой загробной жизни, которая может быть и ужаснейшим длительным, а то и вечным страданием, но может стать и длительным, а то и вечным наслаждением, описание которого, правда, всегда бледнее описания страданий, как это видно в «Божественной комедии» Данте, что объясняется тем, что наша реальная земная и единственная жизнь ближе все же к аду, чем к раю.

Опровержение учения о переселении душ (метемпсихоза). Лукреций делает это очень убедительно. А ведь это вера широко распространена даже в наши дни: В переселение  душ в Древней Греции и Риме верили пифагорейцы, а до них —  греческие орфики, его развивал Платон, не говоря уже о широком и глубоком распространении этого учения в Индии, где оно известно под названием сансары. Лукреций показывает внутреннюю противоречивость учения. Если душа, обладая, бессмертной природой, вселилась в наше тело, существуя еще до него, то «почему же тогда мы не помним о жизни прошедшей, Не сохраняем следов, совершившихся раньше событий» (III, 672—673). Говорят, что душа забывает о своих прошлых воплощениях, но в таком случае, совершенно правильно замечает философ, «коль духа могла измениться столь сильно способность, Что совершенно о всем миновавшем утратил он память, Это, как думаю я, отличается мало от смерти. И потому

мы должны убедиться, что бывшие души Сгибли, а та,

что теперь существует, теперь и родилась» (III, 674 — 678). Лукреций выдвигает и другой остроумный довод  против теории метемпсихоза: «Если  ж была бы душа бессмертна и вечно  меняла б Тело на тело, то нрав у животных тогда бы мешался: Часто бежали бы прочь, нападенья пугаясь рогатых  Ланей, гигантские псы, трепетал бы в воздушных высотах Сокол парящий и вдаль улетал бы, завидя голубку, Ум оставлял бы людей, разумели бы дикие звери» (III, 748—753).

Кроме того, и это  главное, душа настолько тесно связана  с телом, что непонятно, как она  может так проникнуть во все его  органы, если будет чем-то, что может  приходить в какое-то вместилище и уходить из него.

Строение души. Лукреций смело поднимает одну из труднейших проблем, которая волновала лучшие умы человечества на протяжении веков.

Эту проблему по сложности  можно разве сопоставить с  социобиологическим вопросом о соотношении  в человеке социального и биологического. Мы же говорим здесь о психофизической проблеме, об отношении души и тела.

Лукреций, вслед  за Демокритом и Эпикуром, убежден в телесности души, так что отношение души и тела есть отношение двух тел, из которых одно (душа) находится в другом (тело), и это возможно, так как тело состоит из первоначал, разделенных пустотой. В этой пустоте и находится телесная душа. Она состоит из тепла, частиц воздуха, ветра и еще некой четвертой сущности (см. III, 241), о которой Лукреций ничего конкретного не говорит, указывал лишь на то, что благодаря этой четвертой сущности возникают чувства и мысль, более «Никакого ей нету названья, Тоньше ее ничего и подвижнее нету в природе, И элементов ни в чем нет более мелких и гладких; Первая в членах она возбуждает движения чувства. Ибо, из мелких фигур состоя, она движется первой; Следом за нею тепло и ветра незримая сила Движутся, воздух затем, а затем уж и все остальное» (III, 242—248).

Это представление  о душе как носительнице чувств и  ума (духа) несколько расходится с  тем, что говорилось о чувствах во второй книге,— здесь ведь получается, что чувства и ум — не следствие  особого сочетания первотел, а  присущи особым первотелам, правда, не каждому отдельно, а в их совокупности, и не отдельно от тела, а в связи  с телом.

Лукреций доказывает, что душа не может существовать без  тела, а живое тело не может сохранить  жизнь без души. Душа, дух, ум растут вместе с телом, «после ж, когда расшаталось  от старости тело И одряхлели от лет всесильных разбитые члены, Разум хромеет, язык заплетается, ум убывает; Все пропадает тогда и все одновременно гибнет. Следственно, должно совсем и душе, наконец, разлагаться И, распускаясь, как дым, уноситься в воздушные выси, Так как мы видим, она, одновременно, как указал я, С телом рождаясь, растет и под бременем старости никнет» (III, 451—458). Лукреций обращает внимание на то, что состояние тела отражается и на состоянии души, так сказать, эпизодически; например, принимая в тело вино, мы изменяем и состояние души, не только заплетаются ноги, но и ум затуманен: Так же и при болезни тела страдает и дух: «...коль болезнь поражает нам тело, то часто Дух начинает блуждать «высказывать вздорные МЫСЛИ» (III, 463—464). Но Лукреций допускает и некоторую независимость духа от тела, т, е. одного тела от другого тела, а потому может быть так, что «болен наш дух, А тело здорово и бодро» (III, 109). Ведь таким же образом один член может быть болен, а остальные здоровы (иначе наступила бы смерть как болезнь всего тела). Лукреций говорит: «Я утверждаю, что дух,—мы его и умом называем,— Где пребывают у нас и сознанье живое и разум, Есть лишь отдельная часть человека, как руки и ноги Или глаза составляют живого создания части» (III, 94—97). В связи с этим своим тезисом Лукреций подвергает критике понимание души как гармонии частей тела. Если было бы так, то тогда не понятно, как может быть болен дух при здоровом теле. Телесность духа и души доказывает и то, что они движут, а тело, члены тела, могут быть движимы только телом.

Душа, дух, ум. Выше мы употребляли эти термины как  синонимы, и это имело свое основание  ввиду того, что у Лукреция они  неразрывно связаны: «дух и душа состоят  меж собою В тесной связи и с собой образуют единую сущность» (III, 137—-138), но все-таки между ними есть и различия. Лукреций отождествляет дух разумом или умом и помещает его в середину груди, «часть остальная души, что рассеяна всюду по телу, Движется волей ума и его мановенью подвластна», из чего можно думать, что дух — часть души, ибо есть дух и «часть остальная души».

Парадокс души. Парадоксом учения Лукреция о душе является то, что душа, будучи телом, не имеет  веса, а ведь всякое тело должно иметь  вес и «давить книзу». Но здесь  Лукрецию никуда не деться, он не может  идти против очевидности: вес умершего человека ее менее чем когда он был жив, а ведь он утратил душу, которая, выйдя из тела, тут же рассеивается: «Только лишь дух и душа, покидая его (тело) удалятся, Убыли ты никакой не заметишь во всем его теле,— Видом и весом оно неизменно: все смерть сохраняет, Кроме лишь жизненных чувств у него и горячего жара» (III, 212—215). Выход из этого противоречия Лукреций пытается найти в мысли о чрезвычайной мелкости семян души: «...дух и душа по природе Из исключительно мелках семян состоят несомненно, Ибо они, уходя, ничего не уносят из веса» (III, 228—230), Это, конечно, не решение вопроса: как бы мала ни была душа, она, будучи телом, должна иметь вес, поэтому Лукреций, изменяя своему тезису о том, что душа — часть тела, тело в теле, сравнивает душу с ароматом благовонного масли или с букетом вина, а вот это гораздо ближе к истине, чем вульгарное отелесивание души и духа, ближе к пониманию сознания как свойства.

Опровержение страха смерти. Древних, по-видимому, пугала и  смерть как прекращение жизни  и смерть как продолжение жизни. Поэтому борьба Лукреция со страхом смерти ведется по двум направлениям: он доказывает, что раз душа смертна, то нет загробного существования и нечего бояться смерти как перехода в какой-то новый неведомый и страшный мир, и он, а это труднее, доказывает, что смерть естественна, и здесь он не столько доказывает, сколько высмеивает тех, кто боится расстаться с жизнью. Кроме того, людей беспокоит, что будет с их телом. Начнем с последнего: «...тому, кто живой представляет себе, что по смерти Тело терзают его и птицы и дикие звери, Жалко себя самого? он себя отделить не способен И отрешиться вполне от простертого трупа: себя он Видит лежащим пред ним и свои придает ему чувства. В негодовании он на то, что смертным родился, Не сознавая того, что при истинной смерти не может Быть никого, кто мот бы, как живой; свою гибель оплакать, Видя себя самого терзаемым или сожженным» (III, 879—887). Такой человек «бессознательно мнит, что не весь он по смерти погибнет» (III, 878).