Важная ценность ментального здоровья

Несомненно, ментальное здоровье рабочей силы выступает важным для настоящих и будущих организаций в информационном обществе. На сегодняшний день оценка ментального здоровья сотрудников и реализация стратегий укрепления ментального здоровья на предприятиях должны находиться в центре деятельности компаний.

Вложения ментального здоровья в социальный капитал.

Одним из направлений взглядов на взаимоотношения между ментальным здоровьем и обществом выступает концепция социального капитала (Putnam, 1993). Данная концепция ссылается к таким характеристикам социальной жизни, как социальные институты, социальные сети, нормы, взаимность и социальное доверие, которые обобщаются в качестве и количестве социальных взаимодействий и облегчающих коллективных действиях, координации и взаимной пользе. Повышающаяся ясность показывает, что социальное единство выступает критичным для обществ, их экономического благоденствия, и для развития их стабильности. Аспекты социального капитала, подобно доверию, социальной поддержке и социальным сетям, также выступают важными детерминантами ментального здоровья людей. Более того, ясно, что социальный капитал может повышать доступность к сервисам для людей с ментальными нарушениями и укорачивать длительность этих нарушений (Sartorius, 2003). Взаимоотношения между ментальным здоровьем, его последствиями и организациями как частью социального капитала являются очевидными.

Взаимоотношения ментального здоровья и социального капитала должны выступать ключевыми факторами в укреплении ментального здоровья, потому что ментальное здоровье выступает ключевым стимулом человеческой продуктивности. Это знание должно использоваться в развитии социальной политики, нацеленной наращивать социальный капитал. Существует опыт развития сервисов ментального здоровья и системы ресурсов, имевших ведущее значение в реструктурировании общества во время кризисов. Мы нуждаемся в более систематизированных исследованиях для углубления наших знаний об этих связях, однако, мы уже сейчас можем рекомендовать планирование и использование новых стратегий.

Ценности культуры и ментальное здоровье.

Задача объяснения соответствующих  ментальному здоровью ценностей культуры усложнена тем, что в большинстве мировых культур ментальное здоровье является внешним понятием. Хотя часто возможно определить культурные ценности, напрямую рассматривая изначальные признаки ментального здоровья. Например, культурные формулировки страдания как изначального качества человеческого существования, могут дополнять или смещать идею о ментальных нарушениях; позитивный источник опыта может ссылаться к значению внутриличностной или межличностной гармонии (Wig, 1999), или может быть сконструирован в понятиях религии. Взаимодействие и соответствующие приоритеты персональных достижений и независимости в европейской и американской культурах могут контрастировать с приданием большого значения взаимозависимости и семейному совету в Азии и Африке. В ином мире многие внешние для человека факторы продуцируют стресс или обеспечивают поддержку, напрямую влияющие на ментальное здоровье. Ценности культуры, социальные организации и социоэкономические условия детерминируют естественные и вероятные возможности для продуктивной и полезной активности.

Подобно неким культурным сопоставлениям, идеи о ментальном здоровье, появляющиеся как продукт мировой культуры, выступают примечательными для обобщения единых качеств и для усиления различий в придании значения и определении сути ментального здоровья. Клиническая формулировка здоровья как результата успешного лечения часто неудовлетворительна, особенно за территорией клинических учреждений, где здоровье населения лучше, чем у конкретного пациента, нуждающегося в поддержке. Таким образом, хорошее знание определения WHO нацелено поддержать интерес различных культур и избежать специфичности, которая может исключать подписание договоров или участие людей из особых культурных групп.

Ранние психиатрические концепции  ментального здоровья лучше рассматриваются в некоторых культурах вместе с рабочими моделями клинической практики, чем расширение базового интереса населения к ментальному здоровью; также психиатрические концепции в меньшей степени обращают внимание вопросам культуры. Среди взглядов психодинамически ориентированных клинических ученых и преподавателей, явно демонстрирующих необходимость определения ментального здоровья в контексте психиатрической оценки, Havens (1984) аргументировал, что человеческая зависимость и психологические защиты должны признаваться ключевыми качествами. С другой стороны, соответствующая небрежность Фрейда к понятию ментального здоровья остается изначальным качеством психиатрического движения. Хотя его выдающийся метод «любить, работать» кажется добрым и поверхностно трогательным, работа Эриксона (1963, P. 264-5) отразила придание важного значения генетальной сексуальности, воспроизведению потомства и способности воспроизводить специфический идеал культуры, которые могут быть недопустимыми, если даже не оскорбительными, во многих культурах, так же, как и рабочее определение ментального здоровья, вышедшее из практики употребления в Европе и Америке.

Описывая перспективу феминистов и защитников ментального здоровья в Пуне, Индии, Bhargavi Davar проанализировала разные определения ментального здоровья (включая и определение Эриксона), данные с 50 – х годов до 70 – х годов XX века. Она закрыла их обсуждение как изначально буржуазных, заинтересованных первоначально укреплять согласованность и подавлять отклонения (Davar, 1999). Она аргументировала, что непроверенные предложения объединить идеалы местных культур как ожидаемые определения «здоровья» работают на постановку в неблагоприятное положение женщин и тех, кто утратил право и ресурсы для достижения таких идеалов. Другие аргументировали, что многокультурное население в Америке и Европе мало обслуживается из–за незначительного внимания к социальному контексту и культурным ценностям, и соответствующего невнимания к оптимальным условиям жизни людей в сравнении с доминирующим интересом в области психопатологии (Christopher, 1999).

Призвание психиатрических эпидемиологов  к ясности создало случайные плоды смешанных результатов. Результаты сопоставления уровня нарушений и уровней суицидов имели сложности для интерпретации, если не вводили в заблуждение (Weis, 2001). Эти соответствующие признаки выступают нечувствительным инструментом, может быть непонятно, как прослеживается влияние расистской враждебности, власти, урбанизации и социальных изменений, насильственного издевательства и перемещения населения. Когда уровень психиатрических нарушений и уровень суицидов снижаются, вместо того, чтобы показать особые потребности групп, проживающих в неблагоприятных условиях, полученная информация часто объясняется как неубедительные результаты неадекватных исследований.

Хотя проблемы ментального здоровья (в контраст психиатрическим нарушениям) признаются некоторыми как значения и симптомы «недостаточной интенсивности или продолжительности, чтобы соответствовать критериям ментальных нарушений» (USDHHS, 2001 a, box 1-2, p. 7), эта формулировка недостаточная и, кроме того, дефектная. Проблемы ментального здоровья, что не отвечают критериям психиатрических нарушений, тем не менее могут беспокоить и настойчиво вести к суицидальному поведению и смерти от суицида. Проблемы ментального здоровья не только ограничены в степени серьезности и длительности, но также указывают на особенность культурной конфигурации дистресса и страдания, которые могут отличать проблемы ментального здоровья от психиатрических нарушений. Внимание к местным признакам проблем ментального здоровья особенно важно, чтобы руководить основаниями политики ментального здоровья. Уроки изучения суицидального поведения показывают источники личностной гармонии вне психиатрических диагнозов, показывают, что базовые критерии нарушений не должны рассматриваться исследователями ментального здоровья только как достоверные значения переменных, особенно в общественных исследованиях. Программы, рассматривающиеся через социальные проблемы, признают этот пункт. Например, приоритеты ментального здоровья адресуются к общественному насилию (т.е. смерть невест, замужнее насилие, почетное убийство и юношеское насилие) соответственно больше фокусируются на поведенческих проблемах, их типичном социальном и гендерном контексте, культурных ценностях, которые лучше поддерживают их, чем диагнозы подобных нарушений (Fishbach, Herbert, 1997; USEHHS, 2001 b).

Некоторые изначальные предложения  в защиту выше сказанного начали рассматривать интересы детей и семей в ситуациях риска при изучении городских и сельских сообществ в Бангалоре и его окрестностях, Дели, Кантуре (Индии). Оценка признаков ментального здоровья следовала за воздействием и оценка воздействий проводилась в контролируемых условиях (Channabasavanna, Varghese, Chandra, 1995). Нужны дополнительные инновационные исследования общественных оснований для развития агентств ментального здоровья населения, чтобы они могли укреплять ментальное здоровье. Потенциальные доходы от эффективной политики развития перспектив населения в области ментального здоровья представляются безбрежными. Культурно касаясь стратегий, определив и оценив потребности семей, можно в конечном счете обеспечить воздействие на ментальное здоровье детей, с помощью длительных мер, принеся неспецифическую пользу, заслуживающую сравнение с позитивным влиянием витамина «А» на общий статус здоровья.

Духовное измерение  ментального здоровья.

Многие согласились бы, что полнота  человеческого существования включает духовное измерение человеческой жизни (Smith, 2003). Оптимальные условия духовной жизни подразумевают компонент ментального здоровья, но это также расширяет поддержку людей и стремление их общества трансцендировать свои переживания. Духовность делает важный вклад в качество жизни многих людей по всему миру. Это зафиксировано в исследованиях WHO более четырех тысяч людей в 18 странах по всему миру. Такие качества, как благоговение, смысл жизни, вера и связь с духовным существованием вносят существенные вклады на всех уровнях качества жизни, создают оптимальные условия психологического существования или социальных связей (Saxena, O’Connell, Underwood, 2002). При развитии нового метода измерения качества жизни людей с ВИЧ, WHO сделало заключение, что критично измерять вклады духовного фактора в жизнь человека. Многие люди, живущие с ВИЧ, в своих отчетах говорили, что переживают более интенсивную духовную жизнь, как результат их инфицирования ВИЧ (WHOQOL AIDS Group, 2003). В ситуациях, таких как эта, когда конец жизни определен, особые элементы духовности могут укреплять ментальное здоровье.

Духовность может существовать независимо от религиозной практики или принадлежности к какой –  либо духовной организации, но у большинства людей их духовность вложена в религиозный контекст. В статье, обобщающей соответствия религий исследованиям и практики публичного здоровья, Chatters (2000) утверждает:

Религиозные доктрины могут поддерживать позитивный взгляд на природу человека и личность, что порождает аттитюды и эмоциональные состояния, которые ассоциируются с лучшим физическим и ментальным здоровьем. Вера в важные ценности и уникальность каждого человека может укреплять чувство самооценки. Религиозные нормы и запреты могут регулировать интерперсональное поведение и аттитюды по отношению к другим в направлении, которое придает особое значение разнообразию позитивных и просоциальных целей (т.е. межличностной теплоте и дружелюбию, любви, состраданию, гармонии, толерантности и прощению), и которые снижают вероятность вредных и стрессовых межличностных взаимодействий (p. 345).

Надежда и безнадежность выступают  важными детерминантами ментального  здоровья. Например, в состоянии депрессии безнадежность выступает одним из ключевых симптомов. Некоторое количество хорошо организованных клинических и эпидемиологических исследований показали, что духовность может при некоторых обстоятельствах помочь предупредить депрессию (Koenig, McCullough, Karson, 2001). Духовность может обеспечивать надежду людям в состоянии отчаяния, и в этом смысле предупреждать суицид, который часто выступает результатом решения, что жизнь не имеет смысла. В опросе, какую роль играет духовность в жизни, люди отвечали, что духовность обеспечивает способность глубоко переживать мир даже в центре ментального дистресса (Underwood, Teresi, 2002). Духовность побуждает людей сделать шаг из ментального дистресса и переживать комфорт и умиротворенность. Доказано, что особенно на пике кризиса специфический тип духовности может быть сильным ресурсом, работающим как буфер против чрезвычайного ментального дистресса и безысходности (Pargament, 1997).

Огромное количество исследований в недавнее время дополнили взгляд на роль духовности и религии в предупреждении проблем, связанных с употреблением алкоголя. Одно из исследований показало, что городские афроамериканские юноши, кто воспринимает, что они «работают в кооперации с богом», совсем не имеют проблем с алкоголем, по сравнению с теми, кто не имеет подобных верований и религиозного опыта (Goggin et al, 2003). Pardini et al. (2000) выявил в исследовании 237 лиц, злоупотребляющих алкоголем, что высокий уровень религиозной веры и духовности предсказывает высокий уровень оптимистической ориентации в жизни, значительное восприятие социальной поддержки, высокую гибкость к стрессам и низкий уровень тревожности. Как дополнение, в исследовании более 2000 женщин - близнецов, Kendler, Gardner и Prescott (1997) заявили, что употребление выпивки и сигарет как угроза жизни в форме алкоголизма и никотиновой зависимости имеют обратную зависимость с личностной религиозной верой (такими характеристиками, как частота моления и поиск духовного удовлетворения). Религия и духовность могут также улучшать здоровье, влияя на здоровое поведение и практику (например, здоровая диета, упорядоченный секс и ограничение аддиктивных веществ), что часто может повышать физическое здоровье, и через все это могут улучшаться оптимальные условия существования, включая ментальное здоровье (Koenig, McCulloug, Larson, 2001).

Сохранение ментального здоровья также имеет позитивный эффект в развитии здоровой духовной жизни. Сложно смотреть позитивным, надеющимся взглядом, иметь веру или сохранить моральное лицо перед вызовом и иметь представления, требующие этического поведения, ведения духовной жизни, если ум затуманен проблемами ментального здоровья. Религия также может делать негативные вклады в персональную духовность, кроме того, вызывать чувство вины и несоответствующее мстительное поведение. В общем, однако, позитивный вклад религии в духовность доминирует.

Одним из значительных направлений вложения духовности в человеческие ценности выступает то, что духовность намерена определить существование на пути, находящемся за пределами простой способности функционировать:

Функциональный мир определяет людей в терминах, насколько эффективно они исполняют свои функции: другими словами, чем «человеческие действия» лучше человеческого существования. Духовное отношение намерено рассмотреть функциональный аспект как одну из частей жизни. Другие же источники, такие, как корни мотивации и аттитюдов, такие, как оценка, благоговейный трепет и сострадающее существование, в конечном счете, более значимы (UnderWood – Gordon, 1999, p. 60).

Заключение.