Зигмунд Фрейд и его психоанализ

И, наконец, на поверхности  лежит система Сознательное. Главная  функция этой системы - воспрятие  внешней и внутренней реальности. 
 
Через призму такого теоретического подхода можно лучше понять, как осуществляются психическая регуляция и функционирование, как разворачиваются и разрешается межсистемные внутрипсихические конфликты: между требованиями бессознательных инстинктивных влечений (принципом удовольствия) и осознанием требований реальности (принципом реальности), накладывающими запрет на непосредственное и немедленное удовлетворение этих влечений ради сохранения психологической безопасности. Достижение оптимального баланса требует нахождения компромисса, и это очень сложная задача развития. 
 
В 1923 году З.Фрейд, разработал новую, структурную, модель психического аппарата, которая позволила по новому рассмотреть внутрипсихический конфликт. Здесь, как и в первой модели, было выделено три системы, которые получили названия: "ОНО", "Я" и "СВЕРХ-Я". 
 
"ОНО" - это полюс влечений в личности. Все процессы в "ОНО" протекают бессознательно. "Я" возникает и развивается из "ОНО" в процессе взаимодействия с внешним миром и другими людьми³. 
 
"Я"- это сложный набор идентификаций с другими "Я". Функционирование "Я" протекает в сознательной, предсознательной и бессознательной плоскостях. Бессознательная часть "Я" выполняет функцию психологической защиты⁴. 
 
Изначально все защитные механизмы служат для адаптации индивида к требованиям внешней и внутренней реальности. Однако, при нарушениях психического развития, эти естественные и привычные в рамках конкретной семьи способы адаптации могут сами по себе становиться источником серьезных проблем. Любая защита, смягчая воздействие реальности, некоторым образом её искажает. Если эти искажения слишком массивны, то адаптивные механизмы психологической защиты становятся психопатологическими феноменами. 
 
"Я"- срединная область, территория на которой пересекаются и накладываются друг на друга две реальности, внутренняя и внешняя. И одна из важных его функций - тестирование реальности. Фрейд называл "Я" слугой трех господ: постоянно сталкиваясь со сложными и противоречивыми требованиями, исходящими из "ОНО", внешнего мира и "СВЕРХ-Я", оно вынужденно искать компромиссы. 
 
Любое психопатологическое явление является копромиссным образованием, неудачной попыткой самоисцеления психики возникшим в ответ на боль, порожденную внутрипсихическим конфликтом. "СВЕРХ-Я" зарождается уже во втором полугодии жизни, но как внутрипсихическая структура возникает в процессе разрешения Эдипова комплекса, в возрасте 5-7 лет. "СВЕРХ-Я" является хранилищем моральных стандартов и идеалов, выполняет несколько важных функций в психической регуляции: контроль, самонаблюдение, поощрение и самонаказание. По сути, "СВЕРХ-Я"- это внутренний родитель, который, с одной стороны, заботится и поддерживает, а с другой - запрещает и наказывает. 
 
Большая часть "СВЕРХ-Я" функционирует бессознательно, пропитана энергией влечений и поэтому является тоже источником, порождающим внутренний конфликт. Структурная модель психического аппарата явилась удачным дополнением топографической модели и позволила создать стереоскопический эффект при рассмотрении как нормальных, так и психопатологических феноменов. 
 
Большой заслугой З.Фрейда было открытие детской сексуальности. Он обнаружил, что с самого рождения человеческий младенец нуждается не только в удовлетворении его физических потребностей, но и в чувственном наслаждении. Например, для него важно не только насыщение голода (физическая потребность), но и присутствие матери: звучание её голоса, ощущение тепла и запаха материнского тела, а также стимуляция слизистой оболочки рта, которая приводит к разрядке психического напряжения, аналогичной оргазму у взрослого человека⁵. 
 
В различные периоды развития у ребенка существуют особые способы получения наслаждения. В зависимости от доминирования эрогенной зоны, выделяют оральную, анальную, фаллическую и генитальную фазы психосексуального развития. На каждой из этих фаз происходят качественные изменения в душевной жизни в целом. Для оптимального развития необходимо избегать как чрезмерной стимуляции этих зон, так и фрустрации чувственного наслаждения. 
 
Так, например, недостаток стимуляции может привести в дальнейшем к бедности фантазийной жизни вообще, и в крайне тяжелых случаях, привести к развитию серьезным психическим и психосоматическим расстройствам. Избыток стимуляции также крайне нежелателен. У маленького ребенка нет ещё средств, чтобы справиться с большим количеством возбуждения, и поэтому он может чувствовать себя скорее соблазненным, встревоженным и рассерженным, нежели удовлетворенным. И то и другое ведет к задержкам и искажениям психического развития, которые находят свое выражение в различных психических расстройствах (неврозах, личностных расстройствах перверсиях и психозах). 
Один из выдающихся психоаналитиков нашего времени, Джойс МакДугалл, пишет: "Человеческая сексуальность неотъемлемо травматична. С наших первых чувственных отношений начинаются... многие психические конфликты, с которыми мы встречаемся в поисках любви и удовлетворения." (Дж. МакДугалл "Тысячеликий Эрос", Сп-б 1999). Она выделяет три универсальные травмы, с которыми сталкивается каждый человек в своем развитии: осознание отдельности себя от Другого, осознание половых различий и принятие собственной однополости, а также признание неизбежности собственной смерти. Психоаналитическая теория и практика сосредоточена вокруг этих, по сути экзистенциальных, тем человеческого существования. 
 
Одна из главных проблем кроется в том, что удовлетворение желаний зависит от Другого. Человеческий младенец - абсолютно зависимое существо, и его физическое и психическое выживание зависит от качества отношений с заботящимися о нем людьми. Зависимость от другого порождает у младенца защитную иллюзию собственного всемогущества. Психическая реальность младенца переплетена с психической реальностью его матери. Изначально у них есть лишь одна психика на двоих. 
 
По мере роста ребенок постепенно начинает отделять собственные переживания от переживаний своей матери, создавать представления о Я и объекте и осознавать себя отдельным психологическим существом. Этот процесс перехода от абсолютной зависимости к относительной независимости от Другого сопровождается очень сложными чувствами: тревогой, агрессией и депрессией. 
 
Ребенок на определенном этапе, обычно в 1.5-2 года, испытывает два совершенно противоположных намерения: он хочет чувствовать себя абсолютно независимым, но при этом он начинает бояться потерять любовь матери и почувствовать себя одиноким и брошенным. Он стремится восстановить утраченное блаженство, пытаясь слиться с материнским объектом. Этот конфликт развития порождает амбивалентность чувств. Драма любви и ненависти разворачивается здесь столь интенсивно, что оставляют неизгладимый след в психике каждого человека. Постепенно этот конфликт амбивалентности интегрируется и становится основой любого внутрипсихического конфликта. 
 
Следующий шаг в психическом созревании ребенок совершает, когда, приблизительно в возрасте 3-х лет, он вступает в инфантильно-генитальную фазу психосексуального развития. В этом возрасте дети озабочены вопросами анатомической разницы полов. Главным способом получения удовольствия в этот период становится стимуляция гениталий (мастурбация). С одной стороны, это вызывает удовольствие, а с другой - порождает тревогу, которая подкрепляется родительскими ограничениями и запретами на подобного рода активность. 
 
Часто такие ограничения и запреты связаны с воображаемой или реальной угрозой физического наказания и телесного повреждения (кастрацией). Открытие половых различий порождает множество вопросов и сопровождается комплексом переживаний: тревогой, депрессией, завистью, с одной стороны, и удивлением, восхищением и гордостью - с другой. Ребенку трудно признать тот факт, что он или она являются однополыми, а не всемогущими двуполыми существами (андрогинами). 
 
Осознание себя как маленького мужчины или маленькой женщины и принятие своей поло-ролевой идентичности требует специальной психологической работы, которая начинается уже в начале 3-го года жизни и завершается в конце подросткового периода. В возрасте 4 - 6 лет начинает проявляться так называемый Эдипов комплекс, при котором все предыдущие конфликты развития окончательно структурируются. Эдипов комплекс был впервые описан З.Фрейдом. Он дал название этому психологическому феномену, используя древнегреческий миф об Эдипе. 
 
Согласно этому мифу, Эдип, влекомый велением неотвратимого Рока, сам того не ведая, убивает своего отца и женится на матери. Некоторые авторы описывают Эдипов комплекс как кульминацию детской инстинктивной жизни, ядро неврозов, "организующий зонтик будущей психической жизни". В этом возрасте каждый ребенок начинает чувствовать влюбленность в родителя противоположного пола и хочет обладать им единолично. 
 
Прогресс в жизни влечений, усиление чувства собственной зарождающейся мужественности и женственности изменяет не только поведение ребенка, но и характер его фантазийной жизни. Однополый родитель начинает восприниматься как соперник, препятствующий достижению интимной близости с объектом любви. Однако, он является не только объектом, на который направлена ревнивая ненависть, но и идеалом для подражания, вызывающим восхищение и нежность. Желание устранить соперника одновременно вызывает страх потерять любовь своего идеала, а желание овладеть объектом своей любви - страх наказания (кастрации). 

Прохождение Эдипова  периода качественно изменяет отношения  ребенка с родителями: от диадных  отношений он переходит к триадным. Начиная по-новому осознавать свое место в семейном треугольнике, он чувствует, что для того чтобы сохранить хорошие отношения с обоими родителями, он должен отказаться от своих инцестуозных желаний. 
 
В этот сложный для развития период психика ребенка очень уязвима и ранима. Поэтому важно, чтобы родители с уважением и пониманием относились к сложным переживаниям ребенка, и в тоже время смогли мягко ввести и установить четкие межпоколенческие границы, существующие в человеческом сообществе. Разрешение Эдипова комплекса качественно трансформирует психику. Возникает новая внутрипсихическая структура - СВЕРХ-Я, инстанция моральных стандартов, ценностей и идеалов. Психическое развитие не заканчивается в Эдипов период. Так, например, очень важные сдвиги в развитии происходят в подростковом периоде. Однако, от того как разрешается Эдипов конфликт, зависит успех в последующих перипетиях психического развития.

Глава 2. Теория психоанализа и современность.

2.1. современная  критика психоанализа.

Фрейд так до конца своих дней и не понял  всю аморальность и антинаучность  своего подхода. С упорством безумца  он гневно отрицал саму возможность, что в ходе многочасовых бесед  на протяжении многих месяцев –  а то и лет! – психоаналитик  может хоть как-то повлиять на сознание пациента, внушить ему что-то такое, о чем сам пациент до встречи с фрейдистом и не подозревал. Разоблачители психоанализа сумели на одном этом основании показать, что психоанализ не имеет ничего общего с наукой как таковой.

Первым существенным ударом по Фрейду принято считать  книгу Генри Элленбергера “Открытие  бессознательного” (1970 г.). В книге 1979 года “Фрейд, биолог сознания” Френк  Саллоуэй (1979) показал, что Фрейд  был изобретательным плагиатором, озабоченным исключительно саморекламой, а в свободное время предававшегося сумасшедшим идеям и неосновательным умозаключениям. После книги Саллоуэя, утверждает проф. Крус, стало понятным, что Фрейд препарировал и даже прямо изобретал клинические факты, чтобы на их основании можно было доказать любую теорию, какая только ни придет в голову изобретателю психоанализа.

С 70-х годов  прошлого века разоблачения фрейдизма  полились широким потоком. Сегодня  можно сказать, что фигура Фрейда и психоанализ полностью разоблачены. Это отразилось даже на медицинской политике в США, где страховые фонды отказываются оплачивать больным необычайно длительные и совершенно бесполезные беседы с психоаналитиками

В истории американской психологии академическое научное  сообщество пережило период, в течение которого возможности непосредственной экспериментальной проверки психоаналитических гипотез воспринимались с большим энтузиазмом и оценивались довольно высоко (см. Sears, 1944; Fisher & Greenberg, 1985; Kline, 1981). Психоаналитики и теоретики психоанализа, со своей стороны, предпочитали отмалчиваться, соблюдая таким образом традицию, начало которой положил ответ Фрейда на сообщение американского психолога Розенцвейга. Розенцвейг проинформировал Фрейда о том, что данные экспериментальных исследований подтверждают одну из психоаналитических гипотез, на что Фрейд ответил: «Я с интересом ознакомился с вашими экспериментальными работами по проверке психоаналитических постулатов. Очень высоко ценить эти подтверждения я не могу, поскольку достаточное количество надежных наблюдений, на которых покоятся эти постулаты, делает их независимыми от экспериментальной проверки. И все же она не повредит» (цит. по MacKinnon & Dukes, 1964, S. 703).

В качестве примера  наиболее современной критики психоанализа, я взял статью американского психолога Морриса Игла. Он полагает, что скептическое отношение к возможностям экспериментальных исследований применительно к подтверждению психоаналитических гипотез во многом обосновано. Довольно часто экспериментальным исследованиям не достает «экологической валидности». В лабораторных условиях каждый изучаемый психоаналитический феномен воспроизводится по отдельности, вне естественного контекста жизни, а связь самих экспериментальных исследований с психоаналитическими гипотезами, которые становятся объектом проверки, остается неясной и довольно отрывочной. Например, в рамках исследования, рассчитанного на проверку определенных гипотез, связанных с психоаналитическим понятием вытеснения, пытаются выяснить, забываются ли эмоционально окрашенные ассоциации быстрее, чем ассоциации, вызванные нейтральными понятиями (см. Levinger & Clark, 1961); воспроизводятся ли приятные воспоминания лучше, чем неприятные (Rapaport, 1961). Если такого рода эксперименты призваны вынести окончательный приговор психоаналитическому понятию вытеснения, то они действительно заслуживают скептического отношения.

Он считает, что все вместе взятые экспериментальные  исследования, цель которых заключалась  в проверке различных психоаналитических теорий, не принесли никаких результатов. «Я и впрямь не знаю ни одного исследования, в ходе которого были бы получены убедительные доказательства существования процесса вытеснения, занимающего центральное положение в психоанализе, не говоря уже о его значении в качестве патологического фактора в этиологии неврозов» (см. Erwin, 1984; Kleine, 1981).

Результаты  большинства исследований, целью  которых является поддержка психоаналитических гипотез, могут служить доказательством  или считаться подтверждением правомерности  лишь тех утверждений, которые явились объектом проверки. Следовательно, эксперименты проводятся с намерением выявить или подтвердить существование некоего феномена или процесса, предположительно связанного с психоаналитической теорией (см. также Fisher & Greenberg, 1985). Для модификации, совершенствования или развития психоаналитической теории результаты этих исследований не имеют никакого значения. С этой точки зрения, они не могут выполнять даже эвристические функции. Подводя итог, можно со всей уверенностью утверждать, что непосредственная экспериментальная проверка психоаналитических гипотез по сей день не оказала, по существу, никакого влияния на развитие основного корпуса психоаналитической теории⁶.

2.2. Теория психоанализа с точки зрения Православия.

Отношение Церкви к теории Фрейда всегда остается однозначным.  Что касается фрейдистского "бессознательного", то оно было обнаружено отцом современного психоанализа, прежде всего в форме клинической истерии, и изучено на том "материале", который мог дать лишь сексуальные "комплексы". Сюда, разумеется, надо отнести и самого Фрейда, поскольку главный материал его размышлений состоял в самоанализе собственного "бессознательного". В результате психоанализ оказался совершенно однобокой психопрактикой, отождествляющей бессознательный опыт в основном лишь с сексуальными комплексами, именуемыми на языке христианской аскетики страстями, не ведающей опыта святости. 
Позитивистское и фрейдистское понимание "бессознательного" человеческой психики существенно отличается от патристического. Позитивисты не замечают нравственного качества того содержания личности, которое они именуют "бессознательным". В лучшем случае врачи-позитивисты различают болезнь и норму, то есть, способны лишь констатировать те расстройства психики, которые сопровождаются сильным душевным страданием. Однако позитивизм заставляет их все негативные состояния подсознания воспринимать в качестве реальности, не подлежащей нравственной оценке. Такая оценка, в самом деле, может быть совершена только в перспективе Вечности, от рассмотрения которой позитивизм отказывается⁷.

 
Для ученых-позитивистов, с которыми в свое время вступил в спор Фрейд, "бессознательное" – это  воспоминание, сохраняющееся в памяти человека, в то время как он не подозревает об этом (Шерток Л., Соссюр Р. Рождение психоаналитика. От Месмера до Фрейда. Пер. с франц. – М.: Прогресс, 1991. С. 201-202). При этом "бессознательное", то есть наше прошлое, постоянно определяет нашу жизнь, хотя мы этого не замечаем. Один из психологов, предшественников Фрейда, Рише, приравнивал к бессознательному действие вообще всех инстинктов. "Представьте себе, например, кукушку, – пишет он, – которая подкладывает свои яйца в чужие гнезда. Когда кукушка делает это, ей кажется, что она действует по собственному побуждению, ведь она, конечно, никогда не видела, чтобы так поступала другая кукушка... хотя она и не знает причины своих действий, эта причина всецело их определяет" (Там же).

 
Понятно, что человек – не кукушка, но не менее существенны также  различия между моделью психики Рише и антропологической моделью восточных отцов. Поведение кукушки действительно записано в ее "подсознании", но кукушка не обладает теми энергиями, которыми владеет человеческая личность. Поэтому кукушка никогда не сможет обогатить свое "подсознание" опытом осознавания "бессознательного", она уйдет из этого мира с тем же опытом, заложенным в ее инстинкты, с каким пришла в него. Совсем не то человек. Так же как и кукушка, человек рождается с "чистым" подсознанием, на которое записаны только соматико-психические инстинкты, но он рождается – личностью. Он обладает энергиями, делающими его богоподобным. Даже если встречаются серьезные отклонения, вплоть до полного дебилизма, лишающего человека рассудка, он остается образом Божиим и не лишен особого личностного общения со своим Творцом.

 
В течение жизни, в процессе проявления личности через свои энергии (разум, психику, соматику) человек обогащает  свою личность, наполняя "подсознание" новым опытом. С этим опытом он покидает мир сей. В мире ином, как учит апостол Павел (1 Кор, 13, 9-10), земная вера (способность познавать) и земная надежда (способность к волевому целеполаганию) перестают быть для него актуальными. Они суть инструментальные энергии личности, так же как и тело человека. В ином мире остается актуальным только тот накопленный опыт, который – если это идеальный случай – именуется любовью. А в неудачных вариантах – это опыт несбывшихся (или сбывшихся!) желаний (плотских и душевных), опыт тревог, страхов, ненависти (или, говоря языком психоаналитиков, конфликтов). Именно этот отрицательный опыт, оставшись единственно актуальным для человека после перехода в мир иной, превратит его вечное бытие в ад⁸.

 
Можно ли, исходя из патристической антропологии и аскетики христианских отцов, объективировать  этот бессознательный опыт в качестве некоего реально существующего багажа, который человек несет с собой в иной мир, наподобие содержимого жизненного рюкзака? В какой-то мере да. Святые отцы иногда прибегали к понятию "рукописания" грехов, когда говорили о грузе греховности человека. Однако речь здесь может идти лишь о литературно-риторической образности и ее пастырско-педагогическом развитии. Возник даже благочестивый образ ангела, записывающего за человеком его злые и добрые дела. Но все же, если к содержанию новозаветных Писаний и творений отцов-аскетов подходить строго, то образ "рукописаний грех наших" – такая же метафора, как и в Послании апостола Павла к Коринфянам: "Вы – наше письмо, написанное в сердцах наших, узнаваемое и читаемое всеми человеками; вы показываете собою, что вы – письмо Христово, через служение наше написанное не чернилами, но Духом Бога живаго, не на скрижалях каменных, но на плотяных скрижалях сердца" (2 Кор. 3, 2-3). Если вульгарное объективирование добрых и злых дел и допускалось, то скорее на средневековом Западе, где на этой почве возникло даже учение о сверхдолжных заслугах, которыми распоряжается римский папа, "перераспределяя" их через торговлю индульгенциями⁹.