Эстетика метаболизма в архитектуре Японии

9 Информационная башня  на Всемирной выставке в Осака,  арх. К. Куракава, 1970 г. 10 Жилой многоквартирный дом № 5 в Токио, арх. Й. Ватанабе, 1971 г. 11 Жилой многоквартирный дом № 3 в Токио, арх. Й. Ватанабе, 1971 г.

 

12 Административное здание  в Токио, арх. К. Куракава, 1989 г.

 

 

 Одним из первых японских архитекторов, получивших международное признание, был Кендзо Танге. Его дебютной постройкой стал Мемориальный комплекс мира в Хиросиме (1949-1956 гг.), посвященный памяти жертв атомной бомбардировки этого города американцами. Другая характерная для Танге ранняя постройка – его собственный жилой дом (1952-1953 гг.), который представлял собой фактически переосмысление традиционного японского жилища с его кратностью единому модулю – татами и перетекающими пространствами, разделенными легкими трансформирующимися перегородками, в современных материалах. Всемирную известность архитектору принес проект Олимпийского спортивного комплекса Йойоги в Токио (1961-1964 гг.).

 

 В этом комплексе, построенном для проведения XVIII летних Олимпийских игр, К. Танге продемонстрировал умение сочетания монументальной простоты, характерной для традиционной японской архитектуры, с самыми современными для того времени конструкциями – вантами, которые поддерживают перекрытия всех сооружений комплекса. Также принципы размещения объектов по территории парка Йойоги явно наследуют приемы, характерные для исторических японских храмовых комплексов.

 

 Вообще, К. Танге был выдающимся знатоком не только истории, но и философии исторической японской храмовой архитектуры. По этой тематике он опубликовал многочисленные эссе, часть которых вошла и в посвященную архитектору монографию, вышедшую в СССР в 1976 г. Что было делом крайне необычным, почти исключительным, так как публикация монографий о зарубежных архитекторах в СССР была большой редкостью. В этом можно увидеть объективную невозможность замолчать гений архитектора и интереснейший феномен быстро развивающейся современной японской архитектуры в том числе и у нас в стране, не говоря уже о странах Запада, где К. Танге с начала шестидесятых годов прошлого века стал одним из самых публикуемых архитекторов, а интерес к японской архитектуре только растет с каждым годом.

 

 Философия архитектуры исторических синтоистских японских храмовых комплексов, в частности, характерное для них единство искусственной и природной среды и открытость к дальнейшему развитию, к трансформациям, стала важнейшей составляющей частью философии К. Танге как архитектора, что нашло свое отражение в формировании им вместе с другими японскими архитекторами особого, чисто японского направления в архитектуре и градостроительстве — «метаболизма».

 

 Своеобразным манифестом метаболизма можно считать построенный по проекту К. Танге Центр коммуникаций в г. Кофу (1962-1967 гг.). Если повсеместно распространенная в это время во всем мире «интернациональная архитектура» оперировала своего рода «идеальными» объектами, замкнутыми в себе и противостоящими окружению и быстро текущему времени, то Центр в Кофу как бы принципиально незакончен и демонстрирует интенцию к дальнейшему изменению как с учетом изменения окружающей среды, так и собственной программы. Эти же идеи – открытость проектируемого объекта к взаимодействию с окружающей средой и к возможным изменениям в будущем нашли свое отражение и в одном из наиболее масштабных градостроительных проектов К. Танге – проекте реконструкции Токио с активным выходом города в акваторию Токийского залива (1960 г.).

 

 Идеи метаболизма оказали большое влияние и на все последущие поколения японских архитекторов, которые, возможно, не продолжали их в прямую, но всегда уделяли и продолжают уделять повышенное внимание вопросам взаимодействия проектируемых объектов с окружающей средой (природной и антропогенной) и их гибкости, способствующей адаптации к возможным изменениям как окружения, так и собственной программы.

 

 Нельзя не остановиться на особенном отношении японских архитекторов к природе, что также имеет глубокие национальные корни в синтоизме. Естественная природа никогда не объект конфронтации, что в известной степени характерно для европейской (за исключением, пожалуй, скандинавской) архитектурной традиции, а, наоборот, источник особого вида духовной и эстетической гармонии. В результате либо сами архитектурные объекты становятся частью естественного природного окружения, либо включают бережно сохраняемые и культивируемые природные элементы в интерьер и экстерьер зданий.

 

 Исключительное внимание архитекторы в Японии уделяют выбору строительных материалов и разработке деталей зданий  и благоустройства. Широко применяются природные материалы – камень и дерево, в том числе бамбук, а железобетон обрабатывается так, чтобы фактура его поверхностей также напоминала бы природный строительный материал.

 Удивительным образом эти же принципы удается сохранять и при строительстве ультрасовременных объектов из металла и пластика с применением большого количества неоновых рекламно-информационных элементов.

 

 Опыт развития послевоенной японской архитектуры убедительно показывает, что сохранение национальных традиций    в архитектуре возможно и в условиях всеобщей глобализации. И в основе этого «национализма» в архитектуре должно лежать не копирование внешних форм исторической национальной архитектуры, а следование философии национальной архитектурной традиции, что гораздо более сложно и требует от архитекторов не просто знания истории архитектуры своей страны, а умения мыслить и чувствовать в русле национальной культурной традиции, умения разговаривать на языке собственной страны, осознавая всю глубину его исторического развития.

 

 

 

 

 

 

 

 

Кендзо Тангэ. Традиционный футуризм. 

 

Едва ли не известнейшим именем в японской архитектуре является Кензо Тангэ. Кензо Тангэ родился в 1913 в Осаке. Среди людей, оказавших на него наибольшее влияние, Тангэ-сан называл Ле Корбюзье и Микеланджело. Однако в его творчестве через нарочитую футуристичность проглядывает влияние традиционной японской архитектуры.

 

 

  В творчестве Тангэ очень часто урбанист брал верх над архитектором. Мастеру было гораздо интереснее создавать архитектурные ансамбли и изменять окружающую среду, чем строить отдельные здания. Проектируя здания, Тангэ держал в уме не только то, как они будут выглядеть в глазах прохожего или посетителя, но и встраивал их в окружающий ландшафт. Например, построенный мастером Токийский Кафедральный собор, напоминает о своем религиозном предназначении только с высоты птичьего полета. С неба силуэт здания напоминает крест. То же двойственное восприятие отличает и Олимпийский стадион, спроектированный мастером Тангэ в 1964 году. От внимания наблюдателей часто ускользает тот факт, что стадион находится на участке, вплотную примыкающем к крупнейшему историческому парку Токио - Йойоги. И вся атмосфера этого японского парка с храмом в центре плавно и незаметно перетекает в футуристический ансамбль Танге. И не взирая на внешний футуризм и нарочитый модернизм, вся среда вокруг спортивных залов сохраняет дух и характер типичного японского сада, с его композициями из камня, с его культом отдельных деревьев и кустов. В творчестве Тангэ постоянно реализуется принцип, когда архитектура становится элементом искусственной природы. И в этом одна из особенностей современной японской архитектуры, созданной Кензо Тангэ. Невозможно представить многие из его произведений вне Японии.

 

 

 

 

 

 

 

В творчестве Тангэ чётко  прослеживается двойственность, так  характерная для японской культуры вообще. Способность к ассимиляции  европейского художественного и  культурного опыта и преломлению его через японские традиции и созерцательность. Весьма удачным примером такого союза европейской идеи и японского воплощения можно считать здание Токийской Мэрии. Это целый комплекс из трех зданий в токийском районе небоскребов Синдзюку. Основное здание с двумя башнями (высота 243 метра) своим силуэтом напоминает футуристический готический собор. Вообще многие создания мастера выглядят, как будто сошли с экрана фантастического фильма, рассказывающего о жизни внеземных цивилизаций. Человек, впервые попавший в Токио, не может оставить без внимания здание Фудзи ТВ. Огромное здание очень легкой конструкции, издалека напоминает космический корабль. Расположена штаб-квартира одной из крупнейших японских телекомпаний также в знаковом месте. На Одайба. Одайба – искусственно созданный остров в Токийском заливе. В то время как мегаполис задыхался от нехватки свободной земли, на градостроительном совете было принято решение создать несколько искусственных островов в заливе. Одайба и Теннозу – самые известные из таких островов.

 

 

 

 

  Творческим кредо Кензо Танге было достижение гармонии между природой и искусственной средой, к которой он стремился во всех своих работах. Так, в здании Токийской мэрии, даже вид со смотровых площадок Северной и Южной башни располагает к созерцательности. С 43-го этажа открывается потрясающий вид на город, невдалеке ковром расстилается парк Йойоги (один из крупнейших городских парков Японии), а в хорошую погоду (обычно осенью и зимой) видно гору Фудзи. Конечно, при строительстве этого ансамбля в 1981 году, мастер не забывал встроить в архитектурный ландшафт весь этот набор архетипичных японских символов. Здания Кензо Тангэ настолько органично вписаны в окружающий ландшафт, что иногда воспринимаются как часть природы, а не как произведение человеческого гения.

 

 

 

 

  Своеобразное обращение к семантическим знакам национальной культуры отчасти заметно в здании штаб-квартиры школы икебана Согэцу в Токио (1956 г.), где сама композиция здания вызывает ассоциации с минималистичностью искусства составления букетов. Одна стеклянная стена здания асимметрично выступает над другой, а интерьеры внутри напоминают пространство традиционного японского дома. Пространство это полностью выражает значение и роль личности в японской культуре. Интерьер дома с помощью внутренних перегородок — фусума легко может быть разделен на отдельные помещения, которые можно использовать по-разному в зависимости от ситуации. Но он (интерьер) всегда лишен стабильных замкнутых ячеек, где человек мог бы ощутить себя изолированным от других. Даже глава семьи никогда не имел собственного обособленного помещения. Структура дома, ориентированного на природные ритмы, не предусматривает личностных интересов его обитателей. Иначе говоря, в традиционном доме не было личностного пространства, что соответствовало самоощущению человека лишь как органичной части вселенной.

 

 

 

 

  Идея традиционного дома в ее знаковой функции чрезвычайно важна для японского архитектора и не исчезает даже при всей своей конфликтности с принципами современного градостроительства.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

В начале 70-х годов  образовалось движение группы японских архитекторов, называющих себя «метаболистами».

 К числу метаболистов относятся Кионори Кикутакэ (род.1928), Кишо Нориаки Курокава (1934-2007), Масата Отака(род.1923), Арата Исодзаки(род.1931), Нобуру Кавадзое(род.1925), Кодзи Камия(род.1929) и др. Под их влияние попал и Кендзо Танге(1913-2005).

Группа отрицала принцип  завершенности архитектурной формы. К структуре города они применили  биологическое понятие метаболизма – циклической последовательности стадий развития, которой, как они полагали, подчинена и динамика человеческого общества.

В своих статьях Кендзо Танге так ставил для себя архитектурную  задачу того времени: «Архитектура,<..>, объединяет функциональность и выразительность, содержание и форму – эти основы основ с их собственной неотъемлемой правдой и логикой. Объединение и слияние их в органичное целое, каким является сооружение, отвечающее как материальным, так и эстетическим требованиям, - это и есть архитектурное творчество». «Мы живём в мире, в котором соседствует абсолютно несовместимое: человеческий масштаб и масштаб сверхчеловеческий, стабильность и мобильность, постоянство и изменчивость, индивидуальность и обезличенность, ограниченность и универсальность. Это результат разрыва между прогрессирующей в своем развитии техникой и человечеством как исторически сложившимся явлением. Это проблема борьбы техники против человека, и в нашу эпоху задача архитектора-градостроителя заключается в том, чтобы перекинуть между ними мост…»

 

Отрывок из книги Танге  «This is Japan»(1965):

«Город подобен дереву в полном расцвете, со стволом, ветвями  и листьями. Ствол – это инженерные коммуникации города, его основа –  портовые сооружения, дороги и все элементы благоустройства. Эти сооружения должны, как правило, строиться правительством и проектироваться с расчетом на длительный срок эксплуатации. Ветвям на дереве соответствуют индивидуальная жилая застройка, которую можно рассматривать, как основной структурный элемент. Жилые здания являются неотъемлемой частью материальной среды, но по сравнению с инженерными сооружениями города они изменяются количественно и качественно значительно быстрее. Наконец листьям на дереве сродни различные предметы постоянного обихода, которыми пользуются в течение некоторого времени, а затем бросают. Потребление таких предметов увеличивается из года в год и из месяца в месяц, что влечет за собой все ускоряющийся темп их замены – житейский метаболизм.<…>

Трагедией сегодняшнего дня не только в Японии, но и во всех странах является именно то, что процесс роста городов не был в свое время достаточно предусмотрен…

Наши города имеют  в действительности ветви, но не имеют  ствола. В результате огромные массы  энергии, расходуемые на строительство, порождают хаос и замешательство.

Наша задача – преобразовать  эту энергию хаоса в энергию  созидания и равновесия.

Современный уровень  цивилизации таков, что не только большие города, но даже районные образования  в разных странах мира следует рассматривать как растущие и видоизменяющиеся живые организмы».

Метаболистов привлекла  борьба с преждевременным моральным  старением сооружений, обгоняющим их технический износ. Сущность их теории – в системной архитектурной  организации, распространяющейся на город в целом. Однако градостроительные претензии в условиях современного им общества наталкивались на непреодолимые ограничения. В Японии эти рамки были особенно тесны. Метаболисты не мечтали сломать их – они искали пути фрагментарной реализации своих идей в отдельных постройках.