Принцип талиона как моральная категория справедливости

Проблема равенства и уравнивания крайне существенна в Коране. Ради поддержания равенства в противостоянии с противником допускаются отступления от благочестия: «[Сражайтесь] в запретный месяц, [если они сражаются] в запретный месяц. [За нарушение] запретов [следует] возмездие. Если кто преступит [запреты] против вас, то и вы преступите против него, подобно тому как он преступил против вас» (Коран 2:194 / пер. И.Ю. Крачковского). Идея равенства доводится до идеи универсализуемости, причем в требовании, касающемся отношения к «неверным»: «Если вы подвергаете наказанию неверных, то наказывайте таким же образом, как вас наказывали» (Коран 16:126).

Необходимо отметить еще один момент в коранических контекстах талиона: это правило раскрывается и конкретизируется в соотнесении с ситуациями войны или острого и ожесточенного противостояния. На войне надо быть снисходительным и готовым к прощению (см. Коран 2:192); но первому не следует прекращать сражение, если сохраняются условия, породившие войну, если продолжаются «смуты и угнетения» (См. Коран 2:193). Иными словами, по отношению к врагу, тем более неверному, надо быть великодушным, но не снисходительным. На обиду надо отвечать обидой; защищающийся вправе применять силу (см. Коран 42:41).

Таким образом, в Коране, в отличие от Нового Завета, талион не отвергается решительно; лишь в одном месте содержится констатация предпочтительности полного прощения возмездия. Талион ограничивается, но это ограничение сопровождается и предложением и наставлением иных подходов в морали — прощения, терпения, снисходительности, в том числе, ради будущего спасения.

Такое совмещение талиона и милосердия свидетельствует о том, что в Коране содержится иная, по сравнению с Новым Заветом этика. В Новом Завете дана в конечном счете этика совершенствования, осуществляющегося через любовь к ближнему. В Коране этика совершенствования, милосердия и прощения сопряжены с этикой активного разрешения конфликтов в условиях противостояния с врагом. В этом смысле кораническая этика предстает очевидно социально ориентированной, предполагающей обязанности человека, выраженные в его ответственности за другого и за ситуацию, которая складывается в сообществе.8

2.3 Талиона в системах  наказания Канта и Гегеля

Абсолютные теории наказания исходят из абсолютного принципа возмездности. Самым древним примером является Талион – принцип отплаты равным за равное: «...око за око, зуб за зуб...». Эта точка зрения рассматривает наказание как проявление присущего человеку инстинкта мести. Эта теория получила свое выражение не только в древних законодательствах, но и в концепциях многих философов более близких нам времен. И. Кант выдвинул концепцию «нравственного возмездия» или, как он сам ее назвал, абсолютную теорию наказания. Наказание есть осуществление абсолютной справедливости, и обоснование применения наказания какими-либо утилитарными целями противоречит требованиям категорического императива. Осуществляя требование категорического императива, наказание защищает прирожденные права личности преступника как разумного существа и отдает должное его достоинству. Недопустимо освобождать преступника от наказания, так как это есть дело его чести. «Карающий закон есть категорический императив, и горе тому, кто в изворотах учения о счастье пытается найти нечто такое, что по соображениям обещанной законом выгоды избавило бы его от кары или хотя бы от какой-то части ее, согласно девизу фарисеев: «Пусть лучше умрет один, чем погибнет весь народ», ведь если исчезнет справедливость, жизнь людей на земле уже не будет иметь никакой ценности». Рассматривая осуществление справедливости как цель, имеющую абсолютное значение, Кант решает следующую юридическую задачу: «Сохранить жизнь осужденному на смерть преступнику, если он даст согласие подвергнуть себя опасным опытам (причем все это закончится для него благополучно), с тем, чтобы врачи могли таким образом получить новые полезные для общества научные сведения?... Суд с презрением отклонил бы подобное предложение медицинской коллегии, ибо справедливость перестает быть таковой, если она продает себя за какую-то цену».

Нравственный императив требует, чтобы за зло было отплачено злом, поэтому меру и объем наказания определяет воздаяние по принципу равенства: грабя или убивая кого-либо, ты грабишь или убиваешь себя. «Преступник лишь в том случае не может жаловаться, что с ним поступили не по праву, когда он сам своими руками совершил преступление, и когда его постигает, если не по букве, то по духу карающего закона, то самое зло, которое он совершил против другого». Однако Кант понимал, что нельзя буквально провести в жизнь принцип отплаты равным за равное. Его можно и должно проводить лишь в смысле равенства между чувством страдания, нанесенного потерпевшему преступлением, и страдания, причиненного преступнику наказанием. Например, за оскорбление словом нельзя назначить денежный штраф, поскольку такое наказание не может сравниться с нанесенным оскорблением. Богатый человек может сколько угодно оскорблять ближних и у него хватит средств платить штрафы. За нанесение оскорбления следует умалить честь виновного. Кант полагает, что не надо наносить ответного оскорбления, но нельзя удовлетвориться лишь извинением обидчика. Требование карательной справедливости будет удовлетворено лишь тогда, когда обидчик по приговору суда будет вынужден поцеловать руку у потерпевшего, даже если последний относится к низшим слоям общества. Если знатный человек избил гражданина, стоящего ниже по социальной лестнице, то прежде извинения он должен быть приговорен к тяжелому тюремному заключению, так как в этом случае виновный будет страдать не только физически: будет ущемлено его тщеславие, и, следовательно, расплата будет полной. Справедливым воздаянием за кражу будет лишение имущества и средств к существованию, но так как преступник должен как-то продолжать жить, он должен за предоставляемые средства пребывать в рабстве. В случае убийства воздаяние может быть только одно – смерть, так как заменой жизни ничто иное быть не может. Справедливо на основании судебного приговора казнить убийцу – это есть требование категорического императива, справедливости, которая есть высшая ценность человеческого общества. Даже если это общество разрушается, последний из его членов должен уничтожить остающихся в тюрьме убийц, так как в противном случае вина падет на весь народ. По Канту, лишь два вида умышленных убийств не заслуживают смертной казни: убийство матерью своего незаконнорожденного ребенка и убийство противника на дуэли. Законодатель не в состоянии уничтожить «стыд» незаконного рождения, как не в состоянии уничтожить и то «пятно», которое падет на офицера, отказавшегося из страха возможной смерти собственной рукой смыть нанесенное ему оскорбление.

Кант отрицательно относится к фактам помилования преступников, так как это является ограничением абсолютного требования категорического императива осуществлять общественную справедливость. Полностью отрицается возможность помилования к преступлению, совершенному одним подданным по отношению к другому как несправедливость по отношению к потерпевшему. Допускается Кантом лишь помилование к преступлениям, совершенным против главы государства, да и то лишь в случаях, когда безнаказанность преступника не увеличивает в глазах народа угрозу общественной безопасности.

В концепции нравственного возмездия Канта главным спорным моментом является вопрос: как установить точное соотношение между вредом, причиненным потерпевшему, и воздаянием преступнику? Особенно это трудно сделать в случаях государственных преступлений и преступлений против порядка управления, то есть преступлений, где дестинатором (получателем страданий и вреда) выступает неодушевленный предмет – государство. Или как быть, если тяжесть преступления во много раз превышает все мыслимые пределы возможного наказания одного человека, например, в случаях множества изощренных убийств, совершенных маньяком, или военные преступления против человечества? Даже если возможно установить соответствие между преступлением и наказанием, то все равно воздаяние носит преимущественно однообразный характер: тюремное заключение, штраф.

Кант считал, что характер наказания должен соответствовать не только объективной значимости преступления, но и внутренним качествам преступника. Для подтверждения этой мысли он берет в качестве примера восстание против государственной власти, когда одна часть его участников считает, что они действуют во имя благой цели, а другая преследует личные интересы. Первые, безусловно, должны быть наказаны менее чем вторые. Но есть два основных наказания, сообразных важности преступления: смертная казнь и каторга. Если бы подсудимые имели возможность выбирать между смертью и каторгой, то идейные борцы, как люди чести, выбрали бы смерть (это для них менее тяжкое наказание), а корыстолюбцы выбрали бы каторгу (она для них менее тяжкое наказание). Но есть еще и общественная справедливость, которая требует карать смертью всех, посягнувших на общую безопасность, охраняемую государством. Из всего этого Кант делает вывод, что смерть – это лучшая уравнительная мера, справедливая по отношению ко всем участникам восстания.

Таким образом, теория материального возмездия, представленная Кантом, все-таки не решает до конца ею же самой провозглашенной цели наказания – осуществления абсолютной справедливости.

Невозможно найти точный материальный эквивалент вреда, причиненного преступлением. Невозможно в наказании в точности воспроизвести ситуацию преступления. Поэтому более точной кажется теория наказания Гегеля, получившая название «теории диалектического возмездия». Согласно этой теории наказание не целесообразно, а логически необходимо как процесс развития идеи. Суть наказания заключается не в чувственном моменте страдания, являющегося отплатой за страдание, а в логическом отрицании и уничтожении. Поэтому Гегель назвал свою концепцию не теорией возмездия (vergeltung), а теорией восстановления (wie-derherstellung), которая вытекает из его учения о преступлении.

Не-право, неправда есть отрицание абсолютной воли. Она в своем развитии проходит три стадии. Первая – это гражданская или бессознательная неправда, когда противоположение существует только фактически, поскольку каждый из спорящих думает, что право на его стороне. Вторая – это обман, когда совершающий обман маскируется внешним подчинением, а тем временем нарушает право. Третья – это собственно уголовное преступление, когда преступник прямо восстает против права, тем самым нарушая его и объективно, и субъективно в своей воле.

Сама же абсолютная воля, воплощающаяся в законе, есть трансцендентальное понятие и поэтому она недосягаема для преступной воли. Воля преступника отрицает собственную разумную сущность. Цель и сущность наказания – отрицание отрицания права и его восстановление через обнаружение мнимого бытия преступления. Совершение нарушения права как права есть, правда, позитивное внешнее существование, но такое, которое ничтожно в себе. Проявление этой ничтожности есть также вступающее в существование уничтожение этого нарушения – действительность права как его опосредующая себя собой через снятие своего нарушения необходимость». Если отрицательное состояние преступной воли имеет свой количественный и качественный объем, то такой же объем должен содержаться и в наказании. Но это равенство не определяется по материальным свойствам преступного акта, это есть равноценность – соответствие меры преступной воли с мерой наказания. Таким образом, право устанавливает лишь общий принцип воздаяния, но не определяет его конкретные методы.

Положительной стороной гегелевского учения о наказании является придание последнему правового публичного характера, при котором главной целью наказания выступает осуществление абсолютной справедливости. Гегель различает месть и возмездие в наказании. «Будучи позитивным деянием особенной воли, месть становится новым нарушением; в качестве такого противоречия она оказывается внутри продвижения, уходящего в бесконечность, и передается по наследству от поколения к поколению». Возмездие по суду, хотя оно совершается частными лицами, является не их волей, а «всеобщей волей закона, и они не стремятся вкладывать в наказание то, чего нет в природе вещей». Сам же потерпевший не знает меры в возмездии, что приводит к новой неправде.

3. Принцип талиона как моральная категория справедливости

Справедливость в первую очередь выступает как проблема равенства. Самое простое содержание принципа справедливости заключается в требовании соблюдения равенства. Эта связь справедливости и равенства нашла отражение в одной из первых известных нам формулировок правила справедливости, фиксирующего отношения взаимного воздаяния, закрепленные в институте кровной мести: «Поступай по отношению к другим так, как они поступают по отношению к тебе». Это — правило талиона, известное у нас главным образом по ветхозаветной заповеди «Жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб», однако исторически встречающееся у всех народов на стадии их родового развития. Это правило требует возмездия (мести), но при своей непременности оно не должно превышать нанесенного ущерба.

С мотивационной и нормативной точек зрения, талион был довольно простым правилом. Однако как видно из его формулировок, он устанавливал суровые ограничения на акции мести. Появление талиона было одним из знаков перехода от дикости к варварству.

Правда, еще долго, уже в эпоху цивилизации такие ограничения и любые ограничения на своенравие могли восприниматься как... нарушение справедливости как «природной справедливости». Одно из свидетельств такого рода находим в диалоге Платона «Горгий», в котором софист Калликл прямо противопоставляет природу человека закону и на этом основании утверждает, что настоящему человеку все дозволено. Сократ так резюмирует Калликлово понимание природной справедливости: «Это когда сильный грабит имущество слабого, лучший властвует над худшим и могущественный стоит выше немощного» Сократ в полемике с софистом защищает закон (закон государства), но при этом, не проговаривая этого, исходит из другого, нежели талион, принципа равенства — золотого правила.

Сколь бы скрупулезной ни была регламентация воздаяния в талионе, призванная обеспечить равенство, действительное равенство, восстанавливающее нарушенное положение вещей, невозможно. Однако невозможно при условии, что принимается во внимание не только внешнее распределение благ, но внутреннее переживание возникающих и изменяющихся отношений. Согласно талиону, если убит отец, то сын должен убить убийцу, или отца убийцы, или, в случае отсутствия отца, родственника убийцы, близкого по статусу отцу, или... и т.д. Но восстанавливается ли в отмщении, пусть даже произведенном по строгим правилам, справедливость? Ведь зло, заключенное в убийстве, не исчерпывается гибелью отца, оно — и в глубоком страдании сына, и в самой злой воле убийцы. Возмездным убийством всего лишь совершается отмщение. Но очевидно, что справедливость в полной мере не восстанавливается, так как им не может быть ослаблено страдание сына из-за смерти отца, не может быть подавлена сама злая воля. Воля может измениться лишь в свободном решении, т.е. самоизмениться. Возмездное убийство убийцы делает невозможным исправление злой воли. Однако такая логика относительно равенства и справедливости основывается на ином типе морального мышления, в котором требование «Не отвечай злом на зло», если и не является приоритетным, то, по крайней мере, имеет положительный ценностный смысл и значимо как требование, в котором не род или клан, а личность выступает нравственным субъектом.

На место талиона приходит новая этика, точнее, право и нравственность. Категорическое «Не судите, да не судимы будете», по всей видимости, поначалу означало именно запрет на индивидуальную месть: не следовать кровной мести и не навлекать на себя ответной мести. Однако и в рамках развитого морального мышления «Не судите» указывает на то, что не только в цивилизованном суде, но и оценочных суждениях можно проследить элементы мести. Древнее правило талиона не преодолевается полностью золотым правилом нравственности и заповедью любви, Оно преодолевается как основное правило, но сохраняется как одно из правил взаимоотношений между людьми — на уровне стереотипа, предрассудка, отклонения, здравого смысла.