Система статусных обращений XVIII- начала XX веков в русском языке

Последний по знатности, но самый  многочисленный, кормивший  всю Россию, составлявший ее экономическую  основу слой - крестьянство. В конце века стремительно формировался также  рабочий класс. И  весь XIX век, как и  предыдущие, они были лишены почти всех прав, их называли на «ты». Господа обращались к простолюдинам, например, прислуге, а также к людям  низших чинов: Милейший!, Любезнейший! и т.п. Например:

«- Послушай, любезный! (к приказчику) Сколько у нас  умерло крестьян с  тех пор, как подавали ревизию?» или  обращение князя  к крестьянину: «- Спасибо, любезный. Вот  пришёл твоё хозяйство  проведать...» (Л.Н. Толстой. Смерть Ивана Ильича).

Чичиков обращается к чиновникам «юных лет»: «- Послушайте, любезные, - сказал он, - я очень хорошо знаю, что все дела по крепостям, в какую  бы ни было цену, находятся  в одном месте...» (Н.В. Гоголь. Мёртвые души).

В рассказе А.П. Чехова «Моя жизнь» герой делает интересное замечание, касающееся употребления обращений  к простолюдинам: «Он [инженер Должиков] всех простых людей  почему-то называл  Пантелеями, а таких, как я и Чепраков, презирал и за глаза  обзывал пьяницами, скотами, сволочью. Вообще к мелким служащим он был жесток...» (А.П. Чехов. Моя жизнь).

Ещё приведём пример использования  обращения к прислуге с психологическим  комментарием автора. Графиня Ростова  обращается к горничной: «Что вы, милая, - сказала  она сердито девушке, которая заставила  себя ждать несколько  минут... Графиня была расстроена горем  и унизительною бедностью  своей подруги  и поэтому была не в духе, что  выражалось у неё  всегда наименованием  горничной «милая»  и «вы» (Л.Н. Толстой. Война и мир).

В целом, по отношению к  людям привилегированных  социальных групп  использовались обращения  Господин!, Госпожа!, среднего сословия - Сударь!, Сударыня!, или  Барин!, Барыня!, Барышня! (прост.) - для тех и других; к представителям низшего сословия не было единого обращения. Отметим, что при  обращении к лицам, чин, звание и титул  которых не были известны, также говорили Сударь! или Господин! более  официально - Милостивый государь!

Слово «господин» «госпожа»  при обращении  к дворянину было заменой частного титула. В России дворяне пользовались преимущественным правом так называться, но это наименование могло применяться (и  со временем чаще) к  любому другому свободному (не крепостному) человеку. В среде крепостных и слуг обращение  Господин! обычно заменялось на Барин! Сокращенная  форма Сударь! (Сударыня!) долгое время считалась  бытовой, не употреблялась  в документах и  с трудом проникала  в высший свет.

Наименование  Господин обычно не употреблялось без  фамилии (это было возможно лишь во множественном  числе), а обращение  Сударь! употребляли  только без имени.

Приведём  примеры употребления обращений, указывающих  на сословную принадлежность адресата:

«- Потому что мы надоели  Павлу Ивановичу, отвечала Манилова.

- Сударыня! здесь (в сердце)  ... пребудет приятность времени, проведённого с вами!», (к равному), (Н.В. Гоголь. Мёртвые души).

«- Слышишь, Фетинья! - сказала  хозяйка, обратясь к  женщине, выходившей на крыльцо со свечою...

- Слушаю, сударыня! - говорила  Фетинья, постилая  сверх перины простыню  и кладя подушки», (к  высшему), (Н.В. Гоголь. Мёртвые души).

«- Ты! - сказал Илья Ильич. - Я запретил тебе заикаться  о переезде...

- Я думал,  сударь, что... отчего, мол, думал, не  переехать? - дрожащим  от душевной тревоги  голосом говорил  Захар» (И.А. Гончаров. Обломов).

- «Его  разбудил лакей  во фраке, с  значком и салфеткой. - Господин, господин, не вы ли будете  Нехлюдов, князь?  Барыня вас ищут»  (Л.Н. Толстой. Воскресение).

«- Селифан! - сказал он, наконец, высунувшись из брички.

- Что,  барин? - отвечал Селифан» (Н.В.  Гоголь. Мёртвые души).

«- Катя, навели мосты? - проснувшись  в то же утро, спросила Ольга у своей  горничной...

- Не  знаю, барышня; нынче  не видала ни  кучера, ни дворника, а Никита не  знает» (И.А. Гончаров. Обломов).

В языках других цивилизованных стран, в отличие  от русского, существовали обращения, которые  использовались как  по отношению к  человеку, занимающему  высокое положение  в обществе, так  и к рядовому гражданину: мистер, миссис, мисс (Англия, США); сеньор, сеньора, сеньорита (Испания); синьор, синьора, синьорина (Италия); пан, пани (Польша, Чехия, Словакия).

Кроме статусных обращений, в XVIII- начале XX вв. используются статусные эпитеты, которые также  являются носителями национально-культурной информации. Они, как  и статусные обращения, выполняли функцию  указания на социальный статус личности. В XVIII веке формируется состав величаний - хвалебных эпитетов, сопровождающих употребление царского титула. Появившийся во второй половине XVII в. эпитет тишайший был заменён на всемилостивейший, благоверный - на благочестивый, вошло в употребление величание августейший. По наблюдениям В.И. Даля, в XIX в. существовала определённая система в устном и письменном использовании предиката государь с «величаниями»: к императору - всемилостивейший государь, к великим князьям - милостивейший государь, а ко всем прочим лицам - милостивый государь (Даль 1995, с. 387).

Также коснёмся именной  формулы, хотя, безусловно, это предмет отдельного исследования. Нас  будет интересовать обращение по имени-отчеству и фамилии как  способ передачи информации о социальной иерархии общества XVIII- начала XX вв., как указание на социальный статус лица.

Т.В. Нестерова  в исследовании «Прагматика  обращений-антропонимов в семейной сфере» отмечает, что «социальная  маркированность  обращений - антропонимов может быть рассмотрена  с позиции двух измерений: стратификационного и ситуационного, влияющих на социальную вариативность обращений. Стратификационная  вариативность обращений-антропонимов связана с социальной структурой общества и находит своё выражение в тех  различиях, которые  обнаруживаются между  представителями  различных сословий в XIX в. (и социальных групп - в XX в.). Ситуативная  вариативность проявляется  в преимущественном использовании тех  или иных обращений-антропонимов в зависимости  от ситуации, которая  определяет ролевые  отношения между  участниками коммуникативного акта - носителями постоянных и переменных социальных признаков» (Нестерова 1999, с. 21). Обращения-антропонимы, в частности, в  семейной сфере в XIX в., по мнению исследователей, отражали сословное  устройство государства, что проявлялось  как в наличии  круга наиболее употребительных  имён в том или  ином сословии, так  и в закреплённости за тем или иным сословием определённых систем именования (Нестерова 1999, с. 22).

Именная формула к началу XVIII в. сложилась в  её полном виде из имени, отчества и фамилии (Шепелёв 1999, с. 364-369). Отметим, что  обращение по имени-отчеству - специфическая черта  общения русских (народы, имеющие похожие  наименования, эти  формы не употребляют  как обращение) (Формановская 1999, с. 54). А.А. Акишина  и Т.Е. Акишина  указывают социально - эстетические критерии выбора имен: национальный критерий; красивость, то есть звучность  имени; социальный критерий (Акишина 1999, с. 59). На протяжении длительного периода  времени с принятием  христианства на Руси имя давалось ребёнку  церковью в зависимости  от дня рождения ребёнка, совпадающего с днём памяти святого. Постепенно имена начинали приобретать  социальную окраску: одни окрашивались «просторечной» окраской, и представители  высших классов не хотели называть своих  детей «простыми» именами; другие были модные имена представителей знати, чаще всего  западные, немецкие, французские, в зависимости  от моды. Предпочтительность имён в дворянской среде обусловливалась  и традиционностью  для рода, и их смысловым значением. При наименовании членов императорской  фамилии также  практиковалось отступление  от святцев. Так, выбор  имени «Павел»  для сына Екатерины II наследника престола - определялся стремлением  связать его имя  с именем Петра I. Желаемая ассоциация возникала благодаря  тому, что Пётр и  Павел считались  «парными святыми» (главный  собор столицы  назывался их именами  Петропавловский).

Имена в зависимости  от их социальной принадлежности употреблялись в  трёх видах: в полной форме (Василий), в  качестве так называемого  полуимени (Васюк) и  уничижительной форме (Васька). Пользование полным именем было прерогативой дворян; полуимя в  повседневной жизни  было признаком принадлежности к неблагородным  сословиям. Но при  общении с центральной  властью и дворяне  называли себя полуименами  или даже в уничижительной форме (правда, в этом случае из контекста всегда было ясно, что речь идёт о дворянине).

Приведём  примеры социальной дифференциации имени. В XVIII веке в крестьянских семьях девочек часто  называли Василиса, Фёкла, Мавра, Акулина, Анисья, Агафья, Марфа, а девочек дворянского  происхождения - Ольга, Екатерина, Александра, Елизавета, Мария, Наталья, Юлия и др. Например:

«- Ольга, Ольга! - нежно говорил  он, следуя за ней...» (И.А. Гончаров. Обломов).

«- Анисья, Анисья! - закричал Обломов  ... - Слышу, батюшка. Пожалуйте, отдам» (И.А. Гончаров. Обломов).

Помещица  Коробочка обращается к дворовой: «- Эй, Пелагея! - сказала  помещица стоявшей около  крыльца девчонке лет одиннадцати, в платье из домашней крашенины и с  босыми ногами...» (Н.В. Гоголь. Мёртвые души).

По данным М. Горбаневского, из тысячи крестьянок Подмосковья  имя Елизавета  носила только одна. Для крестьянского  сословия были характерны такие мужские  имена, как: Авдей, Иван, Терентий; для дворянского  сословия: Александр, Николай, Андрей, Алексей, Илья и т.д. В купеческом сословии употреблялись  следующие имена: Маркел, Самсон, Зиновий, Лазарь, Тихон; Аграфена, Олимпиада, Татьяна, Пелагея и т.д. Приведём примеры:

- Приказчик  обращается к купцу:  «Да что, Самсон  Силыч, разве он  чувствует? Известно, чернильная душа-с!»  (А.Н. Островский. Свои люди - сочтёмся).

- Обращение  к дочери купца:  «Алимпияда Самсоновна-с!  Алимпияда самсоновна! Но, кажется, вы  мною гнушаетесь?»  (А.Н. Островский. Свои люди - сочтёмся).

Кроме того, следует отметить сосуществование  русской и французской (а  также в семьях англоманов - английской) антропонимических  систем в дворянском сословии. Т.В. Нестерова, исследовав обращения-антропонимы  в семейной сфере, делает вывод, что  среди женских  имён в дворянском сословии отсутствуют  русские варианты Дарья, Наталья, Елизавета (Лизавета), Екатерина (Катерина), им предпочитают французские  варианты Долли, Натали, Мари (полные формы), либо гипокористики, например, Кити (английский вариант; в семьях англоманов) (Нестерова 1999, с. 105). Однако в патриархальных помещичьих семьях чаще отмечаются русские  варианты имён (а  также двуимённые формы именований вместо одноимённых) (Никонов 1974; 38-39). В купеческом сословии в проанализированных Т.В. Нестеровой текстах  отмечен только один пример употребления личного имени (молодые  образованные коммуниканты) (Нестерова 1999, с. 106).

Социальная  дифференциация ощущается  не только в составе  именника, но и в  «закреплённости  форм субъективной оценки личных имён за определёнными  сословиями:

- слуги,  народ: -к (а). Например, Уварка, Аринка и  др.; -уш (Кирюша, Мавруша), - ушк (Иванушка, Анисьющка);

дворяне: - ушк (Николушка, Верушка, Сонюшка), -иньк (-еньк), например, Варинька» (Силаева 1973, с. 58).

В «Письме  к Гоголю» В.Г. Белинский писал: «Россия представляет собой ужасное  зрелище страны, где  люди сами себя называют не именами, а кличками: Ваньками, Васьками, Стёшками, Палашками» (См.: Водопьянова 2006, с. 39). Употреблявшиеся  в официальных  документах эти формулы  именований (старостишка  Ивашка Петров сын) до XVIII в., когда нормой официального стиля становится именование лиц, независимо от сословий, полными  именами, происходит низведение форм типа Ивашка, Петрушка в  неофициальную сферу  общения и соответствующая  переоценка их эмоциональных  возможностей. Они  становятся уничижительной формой обращения  к низшим по социальному  положению адресатам. А. Вежбицкая отмечает, что, «когда помещики называли своих крестьян Катька или Федька, эти формы звучали  неуважительно, поскольку  в них, с одной  стороны, не наблюдалась  дистанция, а с другой - не проявлялась ласка или теплота, и, кроме того, сама социальная ситуация не предполагала проявления каких-то подобных чувств» (Вежбицкая 1996, с. 140). Приведём примеры:

- «Кучер  уже два раза  получал приказание: «Поскорее, поскорее, Андрюшка! Ты сегодня  несносно долго  едешь!'' «(Н.В. Гоголь. Мёртвые души).

«- Эй, Игнашка! Что несёшь, дурак? - спросит он [Обломов - старик] идущего по двору человека» (И.А. Гончаров. Обломов).

Большую роль, как показатель социальной значимости имени, играет его  «огласовка, фонетическая модификация». Например, личные имена не дворян, преимущественно  «простонародья»: «Арина» (И.С. Тургенев. Ермолай  и мельничиха), «Маланья» (А.Н. Островский. Без вины виноватые), «Алёна» (М.Ю. Лермонтов. Песня  про купца Калашникова), а официальные  дублеты тех же имён: Ирина, Елена, Мелания (Михайлов 1966, с. 58). Исследователи  также отмечают, что  «варианты с изменением начальных звуков имени (Авдотья от Евдокия, Арина от Ирина), с опущением  начального гласного основы (Настасья от Анастасия, Катерина от Екатерина, Лизавета от Елизавета), с прибавлением гласного/согласного (Аксинья  от Ксения, Липат  от Ипатий) были характерны в XIX в. для низших сословий» (Нестерова 1999, с. 30). Например, в  пьесе А.Н. Островского  «Лес» даётся такая  характеристика персонажа  с именем Аксинья: «бедная девушка  лет 20-ти, одета чисто, но бедно, немного  лучше горничной».