Теории современности и постсовременности

Теории современности и постсовременности

По мере того как мы вступаем в XXI в., век социальных теоретиков (Здесь я предпочитаю термину «социологические» термин «социальные» теоретики, так как многие из числа внесших вклад в современную литературу не являются социологами, хотя они и теоретизируют в отношении социального мира.) нас все в большей степени занимает вопрос: подверглось ли общество, а также теории о нем ярким трансформациям? Одна из позиций представлена творчеством группы теоретиков (например, Юргена Хабермаса и Энтони Гидденса), полагавших, что мы продолжаем жить в обществе, которое правильнее всего называть современным, и в отношении которого мы можем строить теории тем же способом, какой социальные мыслители использовали на протяжении многих лет. Иной точки зрения придерживается другая группа мыслителей (например, Жан Бодрийар, Жан-Франсуа Лиотар и Фредрик Джеймсон), которые утверждали, что общество изменилось так резко, что мы сейчас живем в качественно ином, постмодернистском обществе. Более того, они доказывают, что об этом новом обществе необходимо размышлять новыми способами.

Защитники современности

Все великие классические теоретики-социологи (Маркс, Вебер, Дюркгейм и Зиммель) так или иначе интересовались современным миром, его преимуществами и недостатками. Последний из них (Вебер) умер в 1920 г., и, конечно, с тех пор мир изменился коренным образом. В то время как все современные теоретики признают эти резкие изменения, некоторые полагают, что, между сегодняшним миром и миром, который окружал нас в прошлом fin de siecle (Fin de siecle (фр.) — конец века — Примеч. ред.) , скорее существует преемственность, нежели разрыв.

Местровиц (Mestrowie, 1998, р. 2) назвал Энтони Гидденса «верховным жрецом современности». Гидденс (Giddens, 1990, 1991, 1992) использует такие термины, как «радикальная», «высшая» или «поздняя» современность, чтобы описать общество в наши дни и показать, что, несмотря на то что это не то же самое общество, которое изображалось теоретиками-классиками, оно неразрывно с ним. Гидденс рассматривает сегодняшнюю современность как «сокрушительную силу», которая, по крайней мере, в некоторой степени, неуправляема. Ульрих Бек (Beck, 1992) утверждает, что если классический этап современности был связан с промышленным обществом, то новая современность наилучшим образом может быть охарактеризована как «общество риска». Если центральная дилемма в классической современности — богатство и его распределение, то основная проблема в новой современности заключается в предотвращении и минимизации риска, а также его управлении (например, ядерной катастрофы). Юрген Хабермас (Habermas, 1981, 1987b) рассматривает современность как «незаконченный проект». Из этого следует, что центральной проблемой сегодня, как и во времена Вебера, продолжает оставаться рациональность. Утопическая цель тем не менее заключается в том, чтобы максимально рационализировать как «систему», так и «жизненный мир». Я (Ritzer, 1996) также считаю рациональность ключевым процессом в сегодняшнем мире и вновь обращаюсь к проблеме возрастания формальной рациональности и опасности «железной клетки» рациональности, которая волновала Вебера. Если Вебер акцентирует внимание на бюрократии, то сегодня я рассматриваю парадигму этого процесса на примере ресторанов быстрого питания и описываю рост формальной рациональности как макдональдизацию общества.

Эти и другие теоретики (например, Touraine, 1995; Wagner, 1994) не только настаивали на том, чтобы рассматривать мир, используя современные термины, но и продолжают размышлять о нем, применяя современные инструменты. В основном, они обособляются от общества с помощью рационального и систематического его анализа и описания, тем не менее они используют пространные повествования более сознательно, чем их предшественники. Современность как сокрушительная сила, переход от индустриального общества к обществу риска, рационализация жизненного мира и системы, а также макдональдизация общества очень напоминают пространные повествования классических теоретиков современности и не представляют собой чего-то совершенно отличного от рассуждений такого плана.

Проповедники постсовременности

Постмодернизм вызывает много ожесточенных споров (Kellner, 1989a; Ritzer, 1997; Seidman, 1994a), он, действительно, настолько злободневен и так бурно обсуждался во многих областях знаний, включая социологию, что, возможно, уже «исчерпал себя» (Lemert, 1994b). Нам необходимо проводить различия, по крайней мере, на первых этапах, между постсовременностью и постмодернистской социальной теорией (Best and Kellner, 1991). Постсовременность — это новая историческая эпоха, которая, как предполагается, сменила современную эру, или современность. Постмодернистская социальная теория представляет собой новую концепцию постсовременности; мир настолько различен, что требует совершенно новых способов мышления. Постмодернисты склоняются к отрицанию теоретических перспектив, описанных в предыдущем разделе, а также способов, посредством которых упомянутые мыслители создавали свои теории.

Вероятно, изображений постсовременности существует столько же, сколько и социальных теоретиков постсовременности. Чтобы упростить дело, мы суммируем некоторые из ключевых элементов описания, предложенного одним из самых выдающихся постмодернистов Фредриком Джеймсоном (Jameson, 1984, 1991). Во-первых, постсовременность — это бездонный, поверхностный мир; мир имитации (например, круиз по джунглям в Диснейленде вряд ли можно назвать настоящим приключением). Во-вторых, это мир, который испытывает недостаток в аффектах и эмоциях. В-третьих, потеряно чувство своего места в истории; трудно провести грань между прошлым, настоящим и будущим. В-четвертых, вместо бурно развивающих производственных технологий современности (например, конвейеры по сборке автомобилей), в постмодернистском обществе господствуют имплозивные, отупляющие производственные технологии (телевидение, например). Так или иначе, постмодернистское общество очень отличается от общества эпохи модерна.

Такой мир требует совершенно иного способа мышления. Розено (Rosenau, 1992; Ritzer, 1997) в определении постмодернистского способа мышления использует принципы, которые постмодернизм не приемлет, в частности, характеристики современного способа мышления. Во-первых, постмодернисты отрицают опыт пространных повествований, которыми характеризуются многие классические социологические теории. Вместо этого, постмодернисты предпочитают более ограниченные объяснения, или даже отсутствие таковых вовсе. Во-вторых, отрицается тенденция проводить границы между дисциплинами — заниматься чем-либо, называемым социологической (или социальной) теорией, отличающейся, скажем, от философских концепций или даже беллетристического повествования. В-третьих, постмодернисты зачастую больше заинтересованы в том, чтобы шокировать или ошеломить читателя, а не в том, чтобы провести тщательный, обоснованный академический дискурс. Наконец, вместо того чтобы всматриваться в суть общества (скажем, заниматься изучением рациональности или капиталистической эксплуатации), постмодернисты, скорее, склонны делать акцент на более периферийных аспектах общества.

Ясно, что многое поставлено на карту в спорах между модернистами и постмодернистами, включая будущее социологической теории. Если модернисты одержат победу, социологическая теория в первом десятилетии XXI в. во многом будет выглядеть так, как всегда, но если постмодернисты окажутся победителями, мир и социальные теории этого мира будут другими. Однако наиболее вероятен сценарий, согласно которому мир будет представлен некой комбинацией элементов модернизма и постмодернизма, и социальные теоретики каждого из убеждений продолжат вести борьбу за гегемонию.

Большинство  концепций  постмодерна  относят  его  к сфере

интеллектуальных     феноменов,      которые      первоначально

фокусировались  на  искусстве,  а  позднее  распространились на

более широкий спектр явлений современной культуры. Эта культура

демонстрирует те же качества, что и постмодернистское искусство

-   плюральность,   отсутствие    универсального    авторитета,

уничтожение    иерархических    конструкций,   интерпретативная

поливалентность. По словам Ж.Бодрийяра, это "культура  избытка"

1,    которая    характеризуется   перенасыщенностью

значений  и  нехваткой  оценочных  суждений.  Введение  термина

"постмодернизм",   по   словам   Ф.Джеймисона,   принадлежит  к

новшествам общества медиа. Активной  функцией  данного  термина

является   перекаталогизация,  транскодирование,  переписывание

всех  знакомых  вещей  в  новых  терминах.   Все   это   весьма

привлекательно   для   интеллектуалов,   ибо  с  возникновением

"неолексического события",  то  есть  термина  "постмодернизм",

появилась     возможность     избаситься     от    ограничений,

неудовлетворительности   или   скуки    модернизма.    Основным

"идеологическим  заданием"  нового понятия является координация

"новых форм практики  и  социальных  и  ментальных  привычек"  с

новыми   формами  экономического  производства  и  организации,

возникшими в последние годы 2.

 

     Во     многих     теоретических    работах,    посвященных

постмодернизму, он рассматривается в связи с  новой  концепцией

человека постсовременного общества, живущего в культурной среде

принципиально нового типа. Эта культура  во  многом  связана  с

возникающим   в  интеллектуальной  среде  ощущением  конца  или

кризиса всевозможных "измов", заполнивших культуру и  идеологию

первой  половины ХХ века. Это связано с исчерпанностью и спадом

модернистского  движения.  Так,  абстрактный  импрессионизм   в

живописи,   экзистенциализм   в   философии,   конечные   формы

репрезентации   в   романе,    фильмы    великих    режиссеров,

модернистская  школа  в  поэзии  -  все это рассматривается как

"финальный, необычный  расцвет  импульса  высокого  модернизма,

который растрачивается и истощается вместе с ним" 3.

За  этим  следует  набор  разнородных   эмпирических   явлений:

поп-арт, фотореализм, новый экспрессионизм, синтез классических

и популярных стилей в музыке и новая волна  рока,  годаровское,

постгодаровское и экспериментальное кино и видео, а также новый

тип коммерческого фильма, французский "новый роман", гиперроман

и  новый  тип  литературной  критики,  основанной  на  эстетике

текстуальности или письма.

 

     Одна из характерных  черт всех явлений, охваченных  термином

"постмодернизм", - это  стирание  в  них  существовавшей  ранее

границы   между   "высокой"   и   "коммерческой"   культурой  и

"возникновение  новых  типов  текстов,   пропитанных   формами,

категориями  и  содержанием  той  самой  культурной  индустрии,

которую   так   страстно   отрицают   все   идеологи    модерна

4.  Постмодернизм следует воспринимать не как стиль,

а как  культурную  доминанту,  "состояние"  (Ж.-Ф.Лиотар),  что

предполагает  сосуществование самых различных черт и культурных

импульсов.    Постмодернистское    искусство    характеризуется

разнородностью    и    незавершенностью,    представляя   собой

разрозненные подсистемы.  То,  что  было  раньше  произведением

искусства,  становится  текстом, для чтения которого необходима

дифференциация,  различение  и  деконструкция.   Так   прочитан

культурный  текст  в  телеинсталляциях Нам Джун Пака, в которых

различные телевизионные  экраны  с  асинхронными  изображениями

предполагают  совершенно  новый  тип  видения  и  восприятия  -

восприятия  различия  как  нового   способа   существования   в

обществе,    называемом    постиндустриальным    (Дж.Гэлбрейт),

потребительским, информационным (Д.Белл), "горячим" (М.Маклюэн)

и т.д.

 

     Принципиальным   вопросом   в   понимании   постмодернизма

является его связь с другими культурными моделями, прежде всего

с  модернизмом. Вопрос, задаваемый Высокой классикой, пришел ли

постмодернизм  ему  на  смену,  становясь  очередной  эпохой  в

культурном  развитии,  чередуется с представлением о нем как об

универсальной     характеристике     человеческой     культуры,

проявляющейся  в  разных  исторических  контекстах.  Спор между

"современностью" и "постсовременностью" таит в  себе  отголоски

спора  о  "древних"  и  "новых" 5. Однако в наши дни

дискуссия  вышла  за  рамки  академизма,  поставив  вопрос   об

исчерпанности   эпохи,  которую  мы  все  еще  называем  "Новым

временем" в  культуре,  сложившейся  в  рамках  просвещенческой

социокультурной  парадигмы.  М.Фуко  в своем эссе о Просвещении

рассматривает  современность  как  некое  отношение,   которому

всегда     сопутствует    контрастирующее,    контр-современное

отношение.    Любая    периодизация    является    инструментом

современности.  Периоды  всегда относятся к прошлому, настоящее

не может ощущать себя как период,  хотя  может  помыслить  себя

таковым  в  метатеории.   Постмодернистский  мыслитель бросает

вызов этому  метатеоретизированию.  Как  модернистский,  так  и

постмодернистский  способы  мышления  могут  быть  описаны  как

"мышление  немыслимого"  6.   Но   постмодернистское

мышление  принимает  неспособность  мыслить Великое Немыслимое.

Лиотар пишет,  что  постмодернистская  наука  производит  не

известное,   а   неизвестное.   Постмодернизм  не  признает

какого-либо привилегированного способа мыслить немыслимое.  Для

него   глубина   -  это  всего  лишь  видимость  продуцирования

сложностью (complexity), пастиш, который снова вводит в  оборот

целый   ряд   традиционных   западных   стратегий.   Появляется

маньеристский постмодерн (Майкл Грейвз),  барочный  (японский),

постмодерн  рококо  (Чарльз  Мор)  и  даже "постмодерн высокого

модерна", в  котором  сам  постмодернизм  становится  "объектом

постмодернистского пастиша" 7.

 

     Понятие текста, столь важное для постсовременной  культуры,

многозначно.  Интерпретативное поле текста может  относиться  к

системе   абстрактных   означающих   элементов,  представленных

релевантными   физическими   чертами    знака.    Иногда    оно

употребляется  синонимично  с  "произведением"  - в этом случае

литературное  произведение  может  быть  названо   литературным

текстом.  Во французской литературной структуралистской критике

и теории 60-х годов "текст" ассоциируктся с особым взглядом  на

литературу,    приобретает    коннотации,    отличающиеся    от

"произведения".   "Текст"   даже   в   меньшей   степени,   чем

"произведение"  заставляет  думать  о физической природе  знака.

Хотя "текст" можно определить  как  последовательность  знаков,

самым   главным   является   его   значение,   гетерогенное   и

неистощимое. Оно не может быть сведено к интенции автора, в нем

функционируют  многие  составляющие,  находящиеся  за пределами

контроля автора 8.