Общая реконструкция палеолита

Общая реконструкция палеолита

Ранний палеолит – царство физической антропологии, кое-как опирающейся на трудовую теорию и аналогии с приматами. Здесь нечего интерпретировать, образ не складывается, общаться не с кем, значит, культуры нет. Естественно-научное объяснение может завести человека сколь угодно глубоко во времени, так как не нуждается в образе. Оно воссоздает предметно-логический костяк всякого объекта, в том числе человеческого'. Но гуманитарию этого мало, ему нужен образ.

Средний палеолит оставил нам углубления в камне, кусочки охры, медвежьи черепа на каменном пьедестале, странные могильники. Именно средний палеолит вызвал к жизни тератологию (науку о жизни в пещере). Эпоха бессловесная, предкуль-турная. Неандертальский миф позволяет понять многое в искусстве Нового времени, в символизме, декадансе, которые параллельно, а временами и совместно с психоанализом, этнологией, археологией разрабатывали культурные смыслы доисторической пещеры. Их влечение к смерти усиливалось «теориями дегенерации» и находками древних «вырожденцев».

Верхний палеолит по франко-кантабрийскому району начался 35 тыс. лет назад и закончился 10 тыс. лет назад. Классификация верхнего палеолита, предложенная в начале XX в. открывателем пещерной живописи аббатом А. Брейлем, до сих пор фигурирует в неархеологической литературе. Она такова: ориньяк (древний, средний, верхний), солютре (и прото-солют-ре), мадлен (наименования периодов-культур даны по названиям мест открытий). В результате изменений, внесенных с 1940-х гг., схема стала весьма дробной, но основные подразделения остались. Оказалось, что ориньяк разделяется на две самостоятельные линии: собственно ориньяк и более древнюю культуру, получившую название перигордской. Довольно сжато и схематично ниже представлена последовательность позднепалеоли-тических культур, а также характер находок.

Перигорд (35-20 тыс. лет назад) непосредственно следует за мустьерской эпохой среднего палеолита. Археологические находки: кремневые пластинки с ретушированными краями, костяные шилья, наконечники копий. В раннем перигорде отсутствуют изображения при изобилии нарезок и насечек на костях, украшений, красок; в позднем – барельефы, изображения животных и человека.

Ориньяк (30–19 тыс. лет назад). Находки: кремниевые ретушированные пластины, скребки, резцы, костяные наконечники, многочисленные лампы-светильники, чашки для приготовления краски. Изобразительная продукция ориньяка сходна с перигордской и объединяется в ориньяко-перигордский цикл. Она представлена искусством малых форм: резьбой, мелкой скульптурой, гравюрами на кости и каменных обломках. Ранние художественные опыты ориньякцев скромны: контуры рук, обведенные краской, отпечатки рук на краске; так называемая меандра – борозды, проведенные пальцами на влажной пещерной глине. Из меандровых линий складываются контурные рисунки – сначала их наносят пальцами, затем какими-то орудиями. Найдены маленькие женские статуэтки из бивня мамонта или мягкого камня. Наскальные изображения человека редки, но обнаружено много знаков женского пола. Это один из первых в истории символов. Конец ориньяка характерен распространением женских статуэток с подчеркнутыми признаками пола, так что весь период иногда называют эпохой палеолитических Венер.

Солютре (18-15 тыс. лет назад). Временное отступление ледника несколько изменило образ жизни палеолитических людей. Достигнута самая высокая в палеолите техника обработки кремня. Наконечники в форме ивового и лаврового листа использовались для копий, дротиков, а также служили ножами и кинжалами. Появились кремневые скребки, резцы, проколки, костяные наконечники, иглы, жезлы, многочисленные статуэтки, гравюры на камне и кости. Наскальная живопись, которую можно с уверенностью отнести к солютре, не найдена.

Мадлен (15–10 тыс. лет назад). В условиях чрезвычайно сурового климата в результате нового наступления ледника мадленцы охотились на северного оленя и мамонта, жили в пещерах, часто кочевали, преследуя стада оленей. Высокая техника отжимной ретуши и кремневые наконечники исчезают. Зато в изобилии изделия из кости: гарпуны, наконечники копий и дротиков, жезлы, иглы, шилья. Из кремня делают резцы, проколки, скребки. В позднем мадлене кремневые изделия начинают миниатюризироваться, превращаясь в так называемые микрополиты. Для этого периода характерен богатый символизм – круг, спираль, меандр, свастика. Вершиной мадленского (и всего палеолитического, даже всего первобытного) искусства становится пещерная живопись. Мадленским периодом датируются наиболее известные пещерные галереи: Альтамира, Ласко, Монтеспан.

Из 1794 наскальных рисунков в пещерах Франции и Испании на 986 – изображения животных, на 512 – изображения человека, причем около 100 изображений человекообразных существ. В целом пещерная живопись реалистична, точнее – натуралистична. Условных, обобщенных рисунков меньше, чем индивидуализированных изображений животного. Лошади, мамонты, бизоны пещерных галерей воссозданы точно, притом как в деталях, так и в целом. В изобразительной деятельности палеолитического человека мы сталкиваемся скорее с «фотографическим» запечатлением образов, чем с эстетическим обобщением (как в «настоящем» искусстве) или с пиктографией (как у детей).

«Физиопластическая» живопись палеолита осталась в истории культуры весьма изолированным феноменом, обязанным своим появлением образу жизни мадленских охотников на северных оленей. Поразительное различие между мощным искусством приледниковой Европы и робкими художественными опытами позднепалеолитических обитателей Средиземноморья и Юго-Восточной Азии, – пишет А. Брейль, – в том, что «у последних, собирателей съедобных улиток и ракушек, не было тех динамических впечатлений, которые необходимы для возникновения изобразительного искусства. Они предпочли жизнь банальную и легкую» (А. Брейль).

К концу мадленского периода пещерная живопись исчезает, уступая место стилю новой эпохи – орнаменту.

Цивилизационное единство верхнего палеолита

Неполнота археолого-антропологических данных способствовала появлению большого количества литературы, сконцентрированной на мировоззренческих вопросах начала культуры и общества. Описанию верхнепалеолитического человечества в ней отводится второстепенная роль, а между тем историко-культурная реконструкция эпохи могла бы повлиять на ход дискуссий. Изучение доисторической ойкумены свидетельствует не только о распределении древнейших сообществ в пространстве и времени, но косвенно и о характере и силе связующих их нитей.

Сложилось представление о локальности раннего исторического процесса, который был связан с двумя первичными очагами антропогенеза и расообразования, восходящими к нижнему палеолиту. Гипотеза децентризма, сменившая гипотезу широкого моноцентризма, помещает человечество в двух локусах: афро-европейском и азиатском. Между двумя первичными очагами поддерживаются контакты, а внутри них формируются культурно-территориальные провинции со своим расовым, технологическим, хозяйственным типом. В позднем палеолите у обитателей приледниковой Европы (так называемый кроманьонский человек) выражены черты европеоидной расы, в южном Средиземноморье – негроидной, на Востоке ойкумены – монголоидной. Следует сказать и о едином хозяйственно-культурном типе с устойчивыми локальными особенностями, которые обеспечат своеобразие исторических цивилизаций.

Нет сомнений, что такие атрибуты Homo sapiens, возникшие в позднем палеолите, как язык, верования, изобразительная и пластическая образность, графический символизм, выводимы из типа ископаемой цивилизации, способа жизни людей.

Мы неоднократно упоминали «революцию», «переворот», «скачок» применительно к данному этапу первобытности, но надо помнить, что это – отрезок истории продолжительностью 20-30 тыс. лет. В течение этого времени у обитателей приледниковой зоны обнаруживается преемственность физического облика, индустрии, быта, художественных стилей, что, очевидно, говорит об устойчивости сложившейся здесь антропокуль-турной системы. Это – охотничья цивилизация не только в смысле преобладающей производственной активности и хозяйственной основы, но и как мироотношение, человеческий склад, эстетическая и этическая традиции. Охотничьи сообщества безраздельно господствовали на континентах и вели постоянную и неизбежную борьбу с крупными и опасными животными. Вечные преследователи и ловцы, своей энергией, выносливостью они значительно превосходили людей более спокойных и мирных занятий. «Надо суметь почувствовать всю сверхчеловечность или, вернее, звериность их дикой энергии». Наиболее динамичными и темными сторонами человеческого поведения культура обязана именно этой эпохе, о которой можно сказать «нечеловеческое – слишком человеческое, а звериное – слишком звериное» (А. Гелен).

Первоосновой духовной культуры верхнего палеолита является магия. Теории магии трактуют ее отношение к религии и тяготеют к двум полюсам: на одном магия определяется как практическое демоническое действие, не совместимое с религией, на другом – она сливается с религией. Впрочем, магия – это верование и одновременно действие, ибо в любом колдовстве на первом месте активные манипуляции и движения. Это стало возможным, когда эволюция, избавив передние конечности гоми-нид от опорных функций, наделила человека новыми степенями двигательной свободы. Но множество моторных комбинаций, доступных человеку, требует психофизиологической регуляции, в том числе с помощью образов ближайшего представимого или более отдаленного действия. Отсюда возникает двигательная фантазия, первичный координатор человеческих проектов, еще до-сознательных и погруженных в моторную активность. Философ и антрополог А. Гелен, исследовавший роль сенсомоторики в становлении человека и его культуры, писал: «Движения рук, первоначально обремененные задачами перемещения, теряют их с обретением вертикального положения. Во множестве игровых, обиходных, осязательных и хватательных движений они проиграли огромное количество комбинаций и вариаций в прямом контакте с самими вещами. Но это значит: они не совершили действий в собственном смысле слова, заранее запланированной работы. Только когда развернуто поле проектов фантазии, все вариации и комбинации могут быть спроектированы заново, "в представлении", в воображаемой картине движений и ситуаций, а само реальное движение становится направляемым, вторично вводимым рабочим движением»3.

Все исследователи первобытной культуры признают, что палеолитические изображения – это аксессуары ритуала. Охотничья магия репетирует появление добычи и овладение ею. Разумеется, сводить действие к тренировке невозможно: эта вторая реальность, создаваемая на ходу, воспринимается как подлинная, первая реальность. «Переосмысляя реальность, это общество начинает компоновать новую реальность, иллюзорную, в виде репродукции того же самого, что оно интерпретирует. Это и есть то, что мы называем обрядом, и что в мертвом виде становится обычаем, праздником, игрой и т.д. Мышление, орудующее повторениями, является предпосылкой к тотемистическому мировоззрению, в котором человек и окружающая действительность, коллектив и индивидуальность слиты, а в силу этой слитности и общество, считающее себя природой, повторяет в своей повседневности жизнь этой самой природы».

Вычленение содержания первичного магического действия приводит к определениям древнейшего охотничьего культа – тотемизма – веры в животных-прародителей (в меньшей степени – в растения и силы природы). Трактовка тотемизма как первобытной системы классификации не противоречит религиоведческому пониманию этого многофункционального явления.

Реконструкция позднепалеолитических культур имеет гипотетический характер и в значительной степени основывается на этнографических аналогиях. Наиболее часто жителей верхнего палеолита сопоставляют с австралийскими аборигенами. Следует, однако, учитывать, что коренные жители Австралии до прихода европейцев уже перешли от палеолита к мезолиту. У обитателей приледниковых пещер Европы культ животных-предков, скорее всего, носил примитивную форму «пратотемизма».

В нижнепалеолитической картцне мира образ человека заслонен фигурой зверя, человеческое и животное сливаются. Идентификация со зверем современной личности является патологией, атавизмом, который, однако, имеет достаточно определенный исторический адрес. «Жутко живые магические образцы пещерников говорят о расцвете симильного колдовства» . По Дж. Фрэзеру, симильная (контагиозная) магия основана на том, что физическому воздействию подвергается изображение или фигурка объекта колдовства. Таким образом, здесь имеет значение точность изображения. При так называемой парциальной магии, действующей по принципу pars pro toto (часть равна целому), изображения не требуется, но необходимо иметь что-то от предмета чаровства (клочок одежды, волос, слюну и т.д.).

«Европейский пратотемизм, с его странной иконографией, звериными танцами и волшебными трещотками, нерасторжимо перевит с колдовством, причем с симильным гораздо сильнее, чем с парциальным... Ритм общей работы, таинственный успех коллективного труда в области, где индивид бессилен, гипноз толпы – все это, как и многое другое, укрепило веру в непобедимую мощь колдовских заклинаний, церемоний, как и в развитии языка; главную роль в эволюции магии играло коллективное творчество».

Магическая имитация жизни не только сфокусировала в себе лучи восходящего сознания, но и послужила культурной проформой, в которой до времени только и могли существовать более^ молодые способы отражения мира: религия, искусство, пранаука.

Верхний палеолит – эпоха, которая породила основные символы коллективного бессознательного, так называемые архетипы. У всех известных этнографии первобытных народов ритуал так или иначе слит с мифом, который можно рассматривать как объяснение, сценарий ритуального действия, однако допущение мифотворчества в палеолите слишком произвольно. Способность к сюжетосложению в этот период вообще оценивается довольно низко^эта оценка основана, в частности, на анализе изображений в пещерных галереях, где не удается выделить какие-то композиционные принципы, за немногими исключениями. Фигуры размещаются хаотично, живописное пространство организуется присоединительной связью. «Столь существенная ограниченность плана изображения делала невозможной (во всяком случае, в изобразительном искусстве) передачу сюжета, некоторые факты, свидетельствующие об отношении палеолитического человека к настенной живописи, .также заставляют думать о том, что древнейшие образцы изобразительного искусства и не преследовали цели передачи сюжета. Скорее в них лишь заготавливались некоторые шаблоны, указывавшие на какую-то совокупность объектов и отношений между ними, которые позднее могли оформиться в сюжет».