Эвтаназия "за и против"

При этом нельзя не учитывать ту динамику, с которой  возрастает число самоубийств в  современном прогрессивном обществе. Э.Дюркгейм сообщает, что за 50 лет (2-й половины XIX века) оно утроилось, учетверилось, даже упятерилось, смотря по стране. Он полагает, что можно зафиксировать "связь между прогрессом просвещения и ростом числа самоубийств, что одно не может развиваться без другого". Анализируя статистику самоубийств, он приходит к выводу, что общепринятые предполагаемые мотивы самоубийств (нищета, семейное горе, ревность, пьянство, физические страдания, психические расстройства, отвращение к жизни и т.п.), которым приписывается самоубийство, "в действительности не являются его настоящими причинами" [9]. К настоящим причинам, превращающим человека в добычу монстра самоубийства, Дюркгейм относит вполне определенные черты общества, а именно: состояние морального распада, дезорганизации, ослабление социальных связей человека, разрушение коллективного состояния сознания, т.е. религиозности. 

     Христианское  вероисповедание, а также иудаизм  и ислам дают меньший во всех отношениях процент самоубийств. При этом среди  самих христианских вероисповеданий  характерны такие числа: "Католические кантоны независимо от национальности их населения дают в 4 или в 5 раз меньше самоубийств, чем протестантские. Следовательно, влияние религии так велико, что превышает всякое другое". При этом Дюрктейм объясняет это число не степенью интенсивности веры в Бога или бессмертие души. Определяющими оказываются два фактора: интенсивность организации церковной коллективной жизни (в протестантизме она практически сведена к минимуму) и принцип автономии и личной свободы (в протестантизме он явно доминирует не только по отношению к индивидуальной мысли, но и по отношению к индивидуальной воле, к установившимся обычаям). 

     В 1925 году А.К. Горский и Н.А. Сетницкий  в работе "Смертобожество" пришли к выводу, что "вообще же в вопросе  о жизни и смерти возможно или совместное с жизнью наступление на смерть, или индифферентное отступление от жизни". Степень и мера отступления - различны в разные времена и в разных странах. Исторический же путь отступления схематично выглядит так: от православия - католицизм, от Церкви - протестантизм, от Христа - мистика и рационализм, от религии - атеизм, от всякого долженствования - аморализм, от самой жизни - самоубийство. 

     Постепенный отказ от общего дела человечества по борьбе со слепыми силами распада  приводит к "окончательной стадии отступления", коей является "принципиально провозглашаемое индивидуальное или коллективное самоубийство как отказ отжизни". 

     Не  является ли современная либеральная  борьба за социальное и юридическое  признание эвтаназии если не формой "коллективного самоубийства", то, по крайней мере, формой влияния на человеческую волю, внушая человеку, что жить надо возможно меньше? Не призвано ли современное религиозное возрождение Православия в России если не остановить, то, по крайней мере, сдержать натиск надвигающейся "духовной эпидемии" "рацио-гуманно-милосердных" форм (приемов) оправдания "права на достойную смерть"  и спасти по крайней мере своих чад? "Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вы же берегитесь". Между словами Симеона Богоприимца "Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром" и требованием современного либерала "права на достойную смерть" - дистанция огромного размера. Речь идет прежде всего не о исторической, а о смысловой дистанции. Но именно история помогает нам понять происходящую в современной культуре подмену смысла "мирной и непостыдной" смерти "правом на достойную смерть". Сделать это не всегда просто.  
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 

3. Проблемы и противоречия эвтаназии. 

          Эстетический аспект. Этическая оценка  эвтаназии состоит не  в том,каким наиболее благоприятным способом следует умертвить безнадёжно

больного  человека,а  в принятии решения о проведении эвтаназии. Здравый смысл, сострадание

к таким людям  подсказывают нам поспешное и  опасное  решение:  разрешить

медикам при  соблюдении соответствующей  процедуры,  тщательном  анализе всех аргументов и  контраргументов  удовлетворить  просьбу  больного  и лишить его  жизни наиболее безболезненным способом. Но существуют разные оценки такового деяния.

    «Эвтаназия  как проблема существует только  для  тех,  кто  признаёт

гуманистический принцип безусловной ценности личности  и  её  жизни,  в

отношениях между  индивидами,  которые  по  характеру  личных  связей  и

общественных  позиций желают друг другу только блага».

    Если  отношения  людей  насыщены  враждой  и  недоверием,  то   об

эвтаназии не может  быть и речи, ибо она будет в  этих  ситуациях  только

ещё одной прикрытой  возможностью совершения зла. Внутреннее  напряжение ситуации  эвтаназии  –  ситуацией  эвтаназии   называется  ситуация  нравственного  выбора,  когда  необходимо  принять  решение  по  поводу эвтаназии, – проблемность этой  ситуации  в  том  и  состоит,  что  она

рассматривается  как  продолжение  и  конкретное  выражение  гуманного,

нравственно-уважительного  отношения к тому, кому помогают умереть.  Она

воспринимается  как  исключительный  случай,  когда  принцип  гуманизма

удаётся утвердить  в своём позитивном значении через видимое отступление

от него». 

    Основные аргументы, высказываемые в пользу эвтаназии, можно свести

к следующим трём.

    1. Жизнь есть благо только  тогда,  когда в целом удовольствия

превалируют   над   страданиями,   положительные    эмоции   -     над

отрицательными. В ситуации эвтаназии этот баланс необратимо нарушается.

    Высказанный  аргумент является наиболее веским  из  всех  трёх,  тем

более,  когда  мучения  человека  невыносимы   и   нежелание   человека

находиться в  мучительном для него состоянии подтверждено недвусмысленно выраженной  волей.  

     Противники  эвтаназии  приводят  два   возражения:

• При  анализе  допустимости  эвтаназии  было   бы   некорректно сравнивать страдание с благом, здесь идёт противостояние между жизнью в форме страдания и отсутствием жизни в какой бы то ни было форме.  Жизнь есть благо и она  остаётся  благом  даже  тогда,  когда  становится  по преимуществу сплошным страданием.
• Аргументируя  допустимость  эвтаназии  тем,  что  такова

сознательная  воля самого больного, мы тем самым признаём, что  если  бы больной был  в  состоянии  распорядиться  своей  жизнью,  когда  та  по принятым меркам оказывается невыносимой, то он бы сам прекратил её,  т. е. мы фактически признаём право на самоубийство.  Однако  не  все, кто признаёт право на эвтаназию, признаёт право на самоубийство. 

    2.  Жизнь можно считать благом  до  тех пор,  пока  она имеет

человеческую  форму, существует в поле культуры, нравственных отношений.

     Деградировав  до сугубо витального, дочеловеческого уровня, она лишается этической санкции и может рассматриваться как  объект,  вещь  и  потому вопрос о её прекращении –  не  более  чем  вопрос  о  том,  срубить  ли высохшее дерево или выполоть ли засоряющую огород траву.

    Этот  аргумент  поражает,  прежде   всего,   своей   эмоциональной

пустотой, ибо  помимо внешней стороны человеческой жизни  существует  её

внутренняя сторона. И до какого бы зоологического, растительного  уровня

она не деградировала  в фактическом плане,  это  вовсе  не  значит,  что

человек готов  относиться к себе или к своим  родным  в  таком  состоянии

так же, как он относится к  высохшему  дереву  или  чертополоху.  Здесь

уместно напомнить  об  отношении  человека  к  мёртвым  останкам  своих

собратьев: могилы являются предметом преклонения,  и  отношение  к  ним

рассматривается как показатель отношения к тем  людям,  напоминанием  о

которых  они  являются.  Если   нравственное   отношение   к   человеку

распространяется  на   его   останки,   то   тем   более   оно   должно

распространяться  на живое тело, пусть даже исковерканное  болезнью. 

    3. Поддержание жизни на стадии умирания, осуществляемое с помощью

передовых технологий, обходится  слишком  дорого.  А  именно:  средств,

которые тратятся на поддержание жизни в безнадежных  ситуациях,  хватило

бы на то, чтобы  лечить десятки, сотни людей, которые  поддаются лечению.

    Этот  аргумент является сугубо практическим  и  имеет,  разумеется,

своё  значение   в   пределах   практических   решений,   связанных   с

распределением  финансов, организацией системы здравоохранения.  Но  его

нельзя принимать  во внимание, когда речь идёт о нравственном оправдании

эвтаназии.

    Ясно  видно, что этической критики  эвтаназия не выдерживает, так  и

должно быть,  ведь  если  бы  не  было  и  этической  сдерживающей,  то

увеличилась бы опасность злоупотреблений со стороны  третьих лиц.

     Ещё  один фактор, приводимый против  эвтаназии  –  это  субъективное

отношение со стороны  лечащих врачей.  Специалисты  в  области  медицины

твёрдо верят,  что  если  применение  эвтаназии  легализовать,  то  она

соответственно  будет безопасна и гарантирована, и поэтому, если пациент

лично просит смерти, то она будет  осуществлена  в  хороших  санитарных

условиях и  будет лишена насилия. Но здесь есть одно но.

    «Если  директивные указания  (относительно  эвтаназии)  обращены  к

опасности насилия  в этих вопросах, они также намекают на другой  аспект

этого согласия, то есть решение осуществить эвтаназию  должно  быть  не

только добровольным, но должно также исходить из хорошего знания фактов

истории болезни. Хотя сами  «факты»,  в  большей  степени,  зависят  от

знаний лечащего врача, его квалификации, опыта  и  определённого  стиля

работы. Они также  зависят от того, как лечащий  врач  посчитает  нужным

изложить их пациенту. Другими словами, если согласие  пациента  зависит

от того, как  он воспринимает своё собственное  реальное  положение,  то

тогда его  восприятие  неизбежно  подвержено  влиянию  лечащего  врача.

Реальность применения эвтаназии кажется  таковой,  что  только  лечащий

врач может  действительно открыть ей дверь, и в некоторых случаях он  же

чётко указывает  пациенту, где находится  дверь,  если  пациент  сам  не

может её разглядеть. Это наводит на мысль,  что  согласие  пациента  на

эвтаназию зависит  от того, как  он  понимает  медицинские  факты  своей

истории болезни, – а  его  понимание  в  большей  или  меньшей  степени

зависит от квалификации, опыта и умения  лечащего  врача  сообщить  эту

информацию». Отсюда следует,  что  только  высокая  квалификация  и

добросовестность  врача позволяют  тяжело  больным  людям  иметь  точную

информацию о  своём здоровье, которая  и  определит  дальнейшее  решение