Развитие законодательства о грабежах

«В ст. 581 Уложения 1903 г. предусмотрена дифференцированная ответственность за воровство в зависимости от цены похищенного (до 50 коп.; от 50 коп. до 500 руб.; свыше 500 руб.)» [21,с.67]. К сожалению, данный подход не был воспринят первым Уголовным кодексом советского периода, а постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. вообще признало не имеющим значение размер хищения. В последующем законодательстве указанный принцип применялся только в отношении хищения социалистического имущества. Представляется необходимым в дальнейшем дифференцировать ответственность в зависимости от стоимости похищенного имущества, кому бы оно ни принадлежало, как это и было предусмотрено в проекте Уголовного кодекса РФ 1992 г. Не имея возможности здесь подробно рассмотреть квалифицирующие признаки хищений по Уложению, хотелось бы отметить, что наряду с совершением преступления несколькими лицами (обычно в сочетании с другими отягчающими обстоятельствами) закон особо выделял совершение хищения шайкой, признаками которой являлись, по мнению комментаторов, организованность и устойчивость. Таким образом, понятие «шайка» послужило прототипом организованной группы в современном понимании.

Среди особенностей Уложения 1903 г., касающихся имущественных преступлений, обращает на себя внимание введение привилегированного состава воровства: когда «виновный до провозглашения приговора, резолюции или решения о виновности добровольно возвратил похищенное или иным способом удовлетворил потерпевшего» (ст. 581). Придание добровольному возмещению ущерба значения особо смягчающего обстоятельства по делам о хищениях (вплоть до полного освобождения от ответственности) и в действующем законодательстве можно было бы использовать для стимулирования виновных к минимизации последствий своего преступления.

Октябрьская революция ознаменовала переход к новому социально-экономическому строю, при котором особое значение придавалось охране и укреплению социалистической собственности. Уже на второй день после переворота Декрет о земле установил: «Какая бы то ни была порча конфискуемого имущества, принадлежащего отныне всему народу, объявляется тяжким преступлением, караемым революционным судом». Указание на необходимость борьбы с хищениями государственного имущества мы находим и в других декретах, изданных в 1917 – 1921 гг., т.е. до первой кодификации советского уголовного законодательства. В российской народной традиции резко отрицательное отношение к ворам, мошенникам, поджигателям и конокрадам уживалось со взглядом на казенное имущество как на бесхозное, не заслуживающее уважения.

До принятия первого советского уголовного кодекса не существовало единой системы норм о преступлениях против собственности с четко очерченными составами преступлений и соответствующими санкциями. Однако в некоторых декретах делались попытки сформулировать конкретные нормы. Так, «декрет ВЦИК и СНК РСФСР от 1 июня 1921 г. «О мерах борьбы с хищениями из государственных складов и должностными преступлениями, способствующими хищениям» содержал подробный перечень уголовно наказуемых деяний» [24,с.45]. В их числе: незаконный отпуск товаров лицам, работающим в органах снабжения, заготовки и производства; сокрытие в целях хищения от учета предметов производства лицами административного и складского персонала; содействие хищениям и умышленное невоспрепятствование хищениям со стороны лиц, охраняющих складские помещения; получение заведомо незаконным путем товаров из государственных складов, баз, распределителей, заводов, мельниц, ссыпных пунктов в целях спекуляции и т.д. Все виды хищения наказываются лишением свободы со строгой изоляцией на срок не ниже трех лет, а при отягчающих обстоятельствах (многократность деяний, массовый характер хищений, ответственная должность виновного и др.) – расстрелом.

Аналогичные нормы предусматривались декретом ВЦИК и СНК РСФСР от 1 сентября 1921 г. «Об установлении усиленной ответственности для лиц, виновных в хищении грузов во время перевозки их». Декретом устанавливалась суровая ответственность вплоть до высшей меры наказания – расстрела для лиц, перевозивших грузы гужевым, водным и другим путем, а также наблюдавших за этими перевозками агентов, уличенных в хищении грузов в пути.

Что касается менее опасных хищений государственного имущества, а также краж, грабежа, мошенничества и других посягательств на личную собственность, то они также наказывались, о чем свидетельствуют статистические данные и отчеты Народного комиссариата юстиции, периодически издававшиеся «Ведомости справок о судимости». Поскольку с конца 1918 г. судам запрещалось ссылаться на дореволюционное законодательство, а новые нормы не охватывали всех имущественных преступлений, суды руководствовались по-прежнему революционным (социалистическим) правосознанием и отчасти традиционными правовыми представлениями об этих преступлениях и их видах. Таким образом, в рассматриваемый период были и имущественные преступления, и наказания за них, не хватало «только» соответствующих законов.

После принятия Уголовного кодекса РСФСР 1922 г. ответственность за имущественные преступления стала определяться на основании соответствующих его статей.

Преступлениям против собственности в Особенной части Кодекса 1922 г. была посвящена гл. VI «Имущественные преступления». Предусматривалась ответственность за традиционные виды посягательств на отношения собственности, такие как кража, грабеж, разбой, присвоение или растрата, мошенничество, вымогательство, шантаж, умышленное истребление или повреждение имущества. Наряду с этими составами преступлений в главе имелись и такие, которые впоследствии были отнесены к другим разделам, с учетом объекта посягательства (покупка заведомо краденного, подделка документов, фальсификация, ростовщичество, самовольное пользование чужим товарным знаком).

Диспозиции большинства норм были описательными, содержали четкие признаки конкретных преступлений. «В примечании к ст. 187 УК РСФСР, устанавливавшей ответственность за мошенничество, давалось определение понятия «обман»: «Обманом считается как сообщение ложных сведений, так и заведомое сокрытие обстоятельств, сообщение о которых было обязательно»» [13,с.34]. Это определение не было воспроизведено в последующем законодательстве, но до настоящего времени играет важную роль в теории уголовного права и судебной практике.

Нормы о насильственных преступлениях против собственности (грабеж, разбой, вымогательство) не предусматривали дифференциации ответственности в зависимости от формы собственности.

Предусматривались два вида грабежа. Простой грабеж, т.е. «открытое хищение чужого имущества в присутствии лица, обладающего или владеющего им, но без насилия над его личностью» карался принудительными работами или лишением свободы на срок до одного года (ст. 182). Более опасным видом был «грабеж, соединенный с насилием, не опасным для жизни и здоровья потерпевшего», который карался лишением свободы на срок не ниже трех лет со строгой изоляцией (ст. 183). Выделение насильственного грабежа в самостоятельный состав преступления, к сожалению, не было воспринято последующим законодательством. Лишь в проекте Уголовного кодекса 1992 г. предлагалась и обосновывалась такая конструкция.

Для отдельных видов имущественных посягательств кодекс 1922 г. предусматривал повышенную ответственность при наличии квалифицирующих признаков (группа, промысел). Особенно много их было в ст. 180 о краже. Характерно, что иногда сочетание двух квалифицирующих признаков образовывало новый, еще более тяжкий признак. Этот прием в настоящее время не используется законодателем.

Важно отметить, что разработанная в первом советском уголовного кодексе система имущественных преступлений, равно как и описание отдельных составов, их квалифицирующих признаков были выполнены на высоком юридическом уровне и послужили основой для дальнейшего развития законодательства по борьбе с этими преступлениями. Многие формулировки этого Кодекса используются белорусским уголовным правом в настоящее время.

Уголовный кодекс РСФСР 1926 г., изданный в соответствии с общесоюзными Основными началами 1924 г., сохранил преемственную связь с Уголовным кодексом 1922 г. Ни система имущественных преступлений, ни конструкция отдельных составов не претерпели существенных изменений. В соответствии с общими направлениями уголовной политики того времени Уголовный кодекс 1926 г. снизил санкции за имущественные преступления по сравнению с прежним уголовным кодексом.

В 30-е годы начался процесс усиления репрессивного характера многих уголовно-правовых норм. В числе первых законодательных новелл этого периода следует назвать постановление ЦИК и СНК СССР «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности» от 7 августа 1932 г. Это постановление, как акт высшей юридической силы, вошло в историю под кратким названием «закон от 7 августа 1932 г.». В преамбуле подчеркивалось, что «общественная собственность (государственная, колхозная, кооперативная) является основой советского строя, она священна и неприкосновенна, и люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа». Задача укрепления социалистической собственности решалась путем установления самой суровой репрессии за хищение грузов на железнодорожном и водном транспорте, а также за хищение (воровство) кооперативного и колхозного имущества. В обоих случаях предписывалось применять в качестве меры судебной репрессии высшую меру социальной защиты – расстрел с конфискацией всего имущества и с заменой при смягчающих обстоятельствах лишением свободы на срок не ниже 10 лет с конфискацией имущества.

Установленные законом санкции были чрезмерно высокими и почти не оставляли возможности для дифференциации ответственности и индивидуализации наказания. «Выражение «не ниже десяти лет» означало абсолютно определенную санкцию, поскольку согласно ст. 18 Основных начал 1924 г. и ст. 28 УК 1926 г. лишение свободы не могло назначаться на срок свыше десяти лет» [21,с.56]. Закон возродил ранее введенное ст. 180-а УК 1922 г. родовое понятие хищения, однако границы его представлялись в то время слишком размытыми. Специальными законодательными актами и директивными указаниями в 1933 – 1934 гг. применение Закона от 7 августа 1932 г. было распространено на такие действия, которые хищениями не являлись (саботаж сельскохозяйственных работ, преуменьшение норм высева, уничтожение лошадей, умышленная поломка тракторов и машин, незаконное расходование гарнцевого сбора и др.).

Поскольку ни одна статья Уголовного кодекса 1926 г. об имущественных преступлениях не была отменена и изменена, возникла проблема соотношения этих норм с нормами Закона от 7 августа 1932 г. Эта проблема была в 30-е годы решена следующим образом: Закон от 7 августа стал применяться только к наиболее опасным видам хищения государственного, колхозного (кооперативного) или общественного имущества, независимо от способа совершения. Наиболее опасными признавались хищения, совершенные организованной группой, или в крупных размерах, или систематически. Менее опасные хищения социалистического имущества, как и преступления против личной собственности граждан, квалифицировались по соответствующим статьям Уголовного кодекса 1926 г.

Создавалось впечатление, что хищение отличается от других имущественных преступлений не способом нарушения отношений собственности, а масштабом деяния, размером причиненного вреда. Не случайно до сих пор в обыденном правовом сознании бытует ошибочное представление, будто особо крупная кража может быть названа хищением, а кража в небольших размерах – просто кражей. Термин «мелкое хищение» вошел в употребление только с 1955 г.

В годы Великой Отечественной войны был издан ряд законодательных актов, направленных на усиление ответственности за некоторые преступления против социалистической собственности, не подпадавшие под действие Закона от 7 августа 1932 г. Например, указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 июня 1942 г. «Об ответственности за хищения горючего в МТС и совхозах» было установлено наказание за это преступление в виде тюремного заключения на срок от трех до пяти лет. В некоторых случаях судебная практика шла по пути более широкого применения Закона от 7 августа 1932 г. по сравнению с довоенным временем, особенно когда это касалось хищения воинских грузов на транспорте (даже не в крупных размерах), тормозных ремней или щитов для снегозадержания. Одновременно происходило усиление ответственности за преступления против личной собственности. Однако это делалось не путем внесения изменений в Уголовный кодекс 1926 г., а расширительным толкованием некоторых квалифицирующих признаков имущественных преступлений применительно к условиям военного времени.

Так, «Пленум Верховного Суда СССР 8 января 1942 г. дал указание судам все кражи, совершенные с использованием условий военного времени, квалифицировать как наиболее опасный вид кражи личной собственности по п. «г» ст. 162 УК 1926 г. Практика относила к ним кражи во время воздушных налетов или обворовывание квартир эвакуированных жителей» [21,с.58]. В особо опасных случаях (групповое хищение, неоднократность, рецидив) такие преступления квалифицировались по аналогии как бандитизм (ст. 16 и 593 УК).

Постановление Пленума Верховного Суда СССР от 6 мая 1943 г. «О квалификации кражи личного имущества граждан, совершенной в местах общественного пользования» распространило действие п. «в» ст. 162 УК, где казуистично перечислялись некоторые места совершения краж («на вокзалах, пристанях, пароходах, в вагонах и гостиницах»), на все места общественного пользования. Практика относила к ним карманные кражи, совершенные в трамвае или в очереди за хлебом.

После окончания войны приведенные указания, рассчитанные на военный период, утратили силу. Вновь обострилась проблема чрезмерно мягких санкций за преступления против личной собственности и большого разрыва между наказуемостью преступлений против разных форм собственности. Эта проблема была своеобразно решена в указах Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г.

Указы установили суровую ответственность за преступления против собственности, сохранив дифференцированный подход к охране различных форм собственности. При этом разрыв между наказуемостью хищений социалистического имущества и преступлений против личной собственности граждан был сокращен путем резкого повышения санкций за последние. «По указу «Об уголовной ответственности за хищение государственного имущества» кража, присвоение, растрата или иное хищение государственного имущества наказывались лишением свободы, заключением в исправительно-трудовом лагере на срок от семи до десяти лет с конфискацией имущества или без конфискации (ст. 1). Хищение, совершенное «повторно, а равно совершенное организованной группой (шайкой) или в крупных размерах» наказывалось лишением свободы на срок от 10 до 25 лет с конфискацией имущества (ст. 2). Те же действия в отношении колхозного, кооперативного или иного имущества наказывались по ч. 3 и 4 ст. 2 Указа несколько меньшими сроками заключения. Одновременно было впервые введено наказание за недонесение о хищении при отягчающих обстоятельствах (ст. 5)» [13,с.35].

По Указу «Об усилении охраны личной собственности граждан» наказание за кражу личного имущества граждан составляло от пяти до шести лет лишения свободы, а при отягчающих обстоятельствах («Кража, совершенная воровской шайкой или повторно») – от шести до десяти лет. За разбой устанавливалось наказание в виде лишения свободы на срок от 10 до 15 лет с конфискацией имущества, а при отягчающих обстоятельствах – от 15 до 20 лет с конфискацией имущества. При этом были изменены понятия кражи и разбоя. Кражей стало называться тайное или открытое хищение имущества. Разбой же определялся в Указе как «нападение с целью завладения чужим имуществом, соединенное с насилием или угрозой применения насилия». При этом характер насилия не указывался. Оно могло быть и не опасным для жизни и здоровья, поскольку среди квалифицированных видов этого преступления предусматривался «разбой, соединенный с насилием, опасным для жизни и здоровья потерпевшего, или с угрозой смертью или тяжким телесным повреждением». Таким образом, понятие грабежа вновь исчезло из закона. Оно растворилось в признаках кражи и разбоя.