Убийство

Анализ «микромира»  способствует составлению объективной  характеристики

личности преступника: раскрывает уровень социализации. Актуальными для

криминальной психологии являются: следования так называемых «маргинальных» личностей, основными  характеристиками которых является внутренняя социальная нестабильность. Для «маргиналов» характерна неспособность личности достаточно глубоко и полно освоить культурные традиции и выработать соответствующие социальные навыки поведения той среды, в которую эта личность оказалась внедренной: житель сельской «глубинки» вынужденный жить и работать в большом городе, взрослый человек, переселившийся в область, где говорят на незнакомом ему языке, и не знающий традиций и обычаев данной местности и т. п. «Маргинальная» личность испытывает высокое социальное напряжение и легко вступает в конфликт с окружающей социальной средой. Внутриролевой конфликт выливается в преступление в случае, когда:

• требования одного сегмента (составной части) социальной роли противоречат

требованиям другого  сегмента роли;

• возможный выход из создавшейся ситуации заключается в нарушении тех ролевых требований, соблюдение которых обеспечивает уголовно-правовым принуждением;

• санкции — как позитивные, так и негативные (экономические, со- циальные,

правовые, моральные), препятствующие такому исходу, либо недостаточны, либо нереальны;

• лицо отчуждено от сегментов социальной роли, противоречащих преступному

варианту поведения.

Последний фактор очень  важен, потому что он определяет исход  внутриролевого конфликта. Здесь мы подходим к вопросу о мотивирующем значении аффективного, установочного  элемента структуры социальной роли. Здесь возможны два крайних варианта: отчуждение от роли и идентификация с ролью, ее требованиями.

Преступление можно  рассматривать как отклонение от нормы во взаимодействии личности с  окружающей социальной средой. При  совершении насильственных преступлений нарушение нормального взаимодействия с социальной средой связано с острой конфликтной ситуацией. В  литературе   излагаются характер и виды таких конфликтов с учетом индивидуальных особенностей личности преступника и условий внешней социальной среды.

Конфликты «парные», в которых принимают участие  чаще всего соседи, знакомые по работе, родственники и супруги, как правило, связаны с психологической несовместимостью, неумением наладить нормальные взаимоотношения, а реализация их в агрессивной форме объясняется низким уровнем правосознания, морали, невоспитанностью и т. п.

Конфликты «групповые»  характерны для некоторых групп  молодежи. Корни этих конфликтов связаны  с отрицательными местными традициями и обычаями, а также слабой воспитательной работой, незаполненным досугом и низкой правовой культурой части молодежи, принимающей участие в такого рода конфликтах.

Перенос локальной конфликтной  ситуации на всю окружающую субъекта социальную среду (иррадиация конфликта). Для данного вида конфликта характерно накопление напряжения (фрустрация), связанного с конфликтом в быту или на работе и перенос его (разрядка) на лиц, которые к первоначальной

конфликтной ситуации никакого отношения не имели (случайные прохожие,

соседи, супруги и т. п.).

Источник этой ненависти — за пределами случая, столкнувшего их, он коренится в жажде мести молодости за одиночество и болезни, за невозможность любить и быть любимым, за горечь унижений. Виновник многолик и безличен, и поэтому месть ему оказывается местью его же жертве, порождая один из симптомов разрушения сознания — бессмысленное преступление.

Часто происходит «заражение»  конфликтной ситуацией и участие  в групповых

хулиганских действиях  и массовых беспорядках. Подобный вид  конфликтов

характерен для лиц  с неустойчивой психикой, низким правосознанием, низким

уровнем общей культуры, легковозбудимых, склонных к конформизму, находящихся в толпе. Хулиганские  проявления одного человека для таких  лиц могут служить эмоциональным  сигналом и примером для подражания.

Толпа сама становится единой громадной личностью и ведет себя так, как могла

бы вести и миллионы лет назад. С помощью ее специфических  механизмов,

частично сохранившихся  до наших дней, пред люди выжили в  борьбе за

существование, ведь пратолпа — из-за отсутствия второй сигнальной системы,

сдерживающей эмоции и закрепляющей силу и скорость действия, — должна была отличаться от своего далекого потомка именно скоростью  передвижения, страшной силой общего действия. И эти скорость и сила вырастали тем более, чем сильнее бушевала в пратолпе эмоция. А она склонна возрастать быстро и

достигать гипертрофических масштабов. «Совершенно одинаковые чувства,

которыми воодушевлены все члены общественного целого, внезапно возвышаются до крайней  степени напряжения, взаимно поддерживая и усиливая друг друга, как бы путем взаимного помножения»,— писал Тард.

 С. Сигеле указывает на «мотив, соединявший несколько первых индивидуумов, который становится известным всем, проникает в ум каждого, и тогда толпа обретает единодушие».

Эмоция толпы переменчива, ярость легко переходит в ужас, погоня превращается в паническое бегство, и наоборот. Розанов доказывает это положение опытом военных действий, когда панически бегущая толпа солдат в несколько секунд обращается в яростно атакующую волну.

Важнейшая особенность толпы и один из факторов ее скручивания — «критическая волна»: ниже нее мы обнаружим лишь остаточные следы эффектов, ею производимых, выше — ослабление и распад единого «сверхорганизма» на несколько дочерних.

Скручивание и дальнейшее управление толпой происходит с помощью жестов,

криков, песен, телодвижений. Здесь важно подчеркнуть два  момента. Во-первых, речь занимает в  сигнальной системе толпы не единственное, а скорее

подчиненное место. Главная  роль отводится первосигнальной  системе: жестам,

выкрикам, телодвижениям  и т. п. Обращаться к толпе с  разумной речью,

втолковывать ей логические аргументы бессмысленно, а порой  и опасно. Она

плохо реагирует на доводы рассудка и не подчиняется увещеваниям. Зато

первосигнальные посылки  воспринимаются ею с охотой, им она подчиняется легко, слушаясь выкрика, яркого и доходчивого жеста.

Во-вторых, толпа бурно  реагирует на ритмические стимулы, возбуждающие ее

эмоцию. Ритмические хлопки, удары в бубен или барабан, даже в грудь,

ритмические выкрики, ритмы возбуждающих мелодий и песен, вскидывание в едином ритме руки со сжатым кулаком, ритмический рев глоток — вот что ведет за собой и возбуждает толпу. Характерно, что ребенок проявляет способность воспринимать ритм намного раньше, чем смысл слова. Все это свидетельства древнейшего происхождения толпы, ее былого могущества, когда она находилась в своем расцвете.

Внезапная организация  толпы после фазы хаоса поражает всех ее исследователей. Представление  о бесформенности этого «агрегата» абсолютно

неверно! А. С. Розанов, наиболее заинтересованный в этой проблеме и

понимавший значение строя для армии, подчеркивает, что  во время митинга

толпа образует круг, а  в беге она напоминает комету, то есть, очевидно,

похожа на каплю, катящуюся  по наклонной поверхности.

В. М. Бехтерев указывает на необходимую плотность людей в толпе. Плотность

создается касанием плеча  к плечу, локтя к локтю, тела к  телу — именно это

формирует, по его мнению, один из важнейших толповых стимулов, выполняя как коммуникативную, так  и эмоционально возбуждающую роль.  «Нет толпы без вожака»,— писал А. С. Розанов, и это справедливо. Но не менее важно

определить, кто же этот вожак?

Рассматривая примеры  эмоционально напряженных сообществ  у животных, мы

убедились, что вожаками, или лидерами, становятся, как правило, те особи, у

которых нервные процессы подвижнее, ярче, у которых облегчен срыв типичной реакции на непривычное  или сильное раздражение. Примерно та же картина обнаружена и у людей: чем слабее нервная система у  человека, обеспечивающая и большую чувственность, и быстроту реакции, тем легче срывы рефлексов.

Изучение личности совершивших  убийства выявляет у них сильную  психологическую зависимость от другого лица. Убийцы в целом относятся  к такой категории людей, для  которых свободная и самостоятельная адаптация к жизни — всегда трудная проблема.

Факт преступлений показывает, что выход из контакта с жертвой  для них —

практически невозможный  способ поведения. Надо иметь в виду, что эта

зависимость может реализоваться  не только в контакте с жертвой, но и с кем-

либо иным, тогда преступление оказывается опосредованным зависимостью от

третьего лица.

Указанная особенность  формируется в очень раннем возрасте как результат

позиции, которую занимает ребенок (будущий преступник) в семье. Суть позиции — отвержение, неприятие ребенка родителями, прежде всего матерью. Это означает определенное отношение матери к ребенку, когда она либо не может, либо не хочет, либо не умеет своевременно и полно удовлетворить его

потребности, в первую очередь естественные (в пище, тепле, чистоте). В

результате ребенок  оказывается в ситуации, если можно  так сказать,

хронического дефицита, постоянного неудовлетворения потребностей и постоянно зависит от матери, потому что только она могла бы их удовлетворить.

Ребенок живет как  бы на предельном уровне: никогда не испытывает полной

безопасности и удовлетворения своих потребностей, но не доходит  до стадии

полного лишения этих жизненно важных условий. Васильев называет такое

положение «ситуацией экстремальности  существования», которая несет в себе

потенциально смертельную  угрозу. Она и является источником убийств как актов индивидуального  поведения. Таким образом, «тема» жизни  и смерти начинает «звучать» для  людей, которые находятся в ситуации отвержения, по  мнению Самовичева Е. Г., уже в самом начале жизни.

     Убийство возникает как действие, направленное на сохранение автономной

жизнеспособности  преступника, как бы разрывающее связь с жизнеобеспечивающим фактором, который перестал выполнять эту приписанную ему функцию.

 СХЕМА ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО МЕХАНИЗМА УБИЙСТВА (криминогенетический аспект).

     1. Мать (или лицо, ее заменяющее)—жизнеобеспечивающий фактор для ребенка;

2. Отношение частичного  или полного отвержения матерью ребенка;

    

     3. Мать становится для ребенка жизнеугрожающим фактором;

4. Возникновение экстремальной жизненной ситуации для ребенка (напряжение

жизнеобеспечивающих психологических  функций);

    

5. Усиление биологической  и психологической зависимости  от матери как

жизнеобеспечивающего  фактора;

    

     6. Затруднение процесса

обретения независимости, самостоятельности, личностной автономии;

     7. Замедление развития психических функций, усвоения социального опыта,

психосоциальной дифференциации;

    

8. Ограничение возможностей адаптации в различных социальных ситуациях, при изменении обстоятельств;

    

     9. Формирование «комплексов неполноценности»;

10. Формирование защиты  от «комплексов неполноценности»:

    

подчеркнутая независимость,                        полная податливость

основанная на переоценке своего        и зависимость  от ситуации своего

     «Я»

    

     11. Неизбирательное,

«случайное», плохо осознанное включение в контакты и группы;

     12. Возникновение ситуации отвержения (предпреступной ситуации) (ср.п. 2);

     13. Персонификация угрозы жизненно важной ценности (ср. п. 3);

14. Возникновение экстремальной  жизнеугрожающей ситуации (ср. п. 4);