Личность в условиях тоталитаризма

XX век ознаменовался появлением ряда совершенно новых явлений, затрагивающих все сферы общественной жизни. И среди них возникновение нового политического режима, не имеющего аналогов в предшествующих эпохах и получившего название «тоталитаризма». Основным результатом этого явления стало формирование нового базового типа личности с уникальным мировоззрением, характером и потребностями. (В чем же принципиальное различие? Попробуем разобраться.)

Истоки тоталитаризма  восходят к 20-м годам XX века, они связаны с кризисом, который переживали европейские государства. Кризис демократии в некоторых странах был обусловлен экономическими, социальными и политическими изменениями. Государствам с устойчивой политической, экономической и социальной системой удалось избежать поворота к тоталитаризму, в то время как государства со слабо развитой экономикой, формирующимися политическими режимами не смогли противостоять утопической идее построения «нового мира».

Для тоталитаризма характерен полный контроль государством всех сфер общественной жизни: политической, экономической, культурной и т.д., а также крайняя идеологизированность и несомненная поддержка массами (из-за чего этот режим иногда называют «диктатурой массовых движений»). Любопытную мысль выразила Х. Арендт в книге «Истоки тоталитаризма». В соответствии с ее пониманием, тоталитаризм – это в первую очередь система массового террора, обеспечивающая в стране атмосферу всеобщего страха. Таким образом, основная задача тоталитарного государства формирование угодного типа человека и последующее его использование в качестве инструмента осуществления власти.

В условиях тоталитаризма  личность не способна иметь субъективные права и обязанности, она несвободна и подчинена государству, которое  пытается контролировать не только поведение, но даже мысли человека. Управлять  не только людьми, но и умами, на мой  взгляд, достаточно непростая задача. Для этого государство создает  очень мощный пропагандистский аппарат. СМИ полностью подчинены государству, поэтому человек каждый день со всех сторон слышит восхваления в адрес государства и власти и, наоборот, жесткую критику по отношению к остальным странам. Но этого мало. Для тотального подчинения, как ни странно, необходимо соответствие власти интересам народа или хотя бы некое подобие оного. Поэтому государство создает у людей иллюзию непосредственной сопричастности «великим свершениям». Такой подход сплачивает людей, ведь у них у всех одна цель – «быть полезным государству».

Главным способом подавления личности, кроме подчинения правящей идеологии, является политика всеобщего равенства. По словам А. Гитлера, основная цель государства состоит в сохранении и в дальнейшем развитии коллектива одинаковых в физическом и моральном отношениях человеческих существ. Однако при всеобщем равенстве и единстве народ превращается в толпу, массу, он теряет национальные особенности, на этом этапе заканчивается его духовное развитие.

Вера и страх порождали  черты тоталитарного идейного комплекса  – политическую пассивность масс и личностей, боязнь радикальных  перемен и агрессивность в  отношении их сторонников. Человек толпы не тяготеет к свободе. Ему гораздо удобнее, когда его жизнью, волей, разумом распоряжается некий индивидуальный или коллективный лидер.

Невозможность для руководства  тоталитарного государства опереться  для укрепления власти на авторитет  традиций, а также демократическую  волю большинства населения вызывает необходимость создания некого культа личности вождя. Этот аспект лежит в  основе любого тоталитарного государства. Так как личность гражданина опасна для государства, она генерирует идеи, она задает вопросы, то единственной полноценной личностью может быть только личность вождя-диктатора. И по существу люди отказываются от индивидуальных личностных характеристик, от собственных мировоззрений и предпочтений, а вместо этого берут за основу готовую модель личности вождя.

Однако абсолютный тоталитаризм по некоторым оценкам является утопией. Люди вынуждены вести существование, при котором следовать официальным предписаниям невозможно, но необходимо делать вид, что руководствуешься ими. Это порождает как бы двойной стандарт в поведении тоталитарного человека и появляется некое двоемыслие, т.е. жизнь и сознание человека как бы раздваиваются: в обществе он вполне лояльный гражданин, а в частной жизни проявляет полное равнодушие и недоверие к режиму. Таким образом, нарушается один из основополагающих принципов «классического» тоталитаризма: тотального единства массы и партии, народа и вождя.

Итак, тоталитаризм предполагает определенный базовый тип личности. Человек «тоталитарного мира» должен обладать определенным набором качеств. Он не должен иметь своих интересов, дел, чувств, привязанностей, собственности и даже имени. Однако сам контроль над этими аспектами человеческой жизни далеко не прост. Единственным источником регулирования является принуждение извне – страх и насилие, а любое изменение исходит «сверху». По существу «тоталитарность личности» – это крайне опасное явление, результатом которого может стать полное порабощение человека государством, что в свою очередь приведет к тем же последствиям, какие мы наблюдаем в популярных сегодня произведениях Д. Оруэлла или Е. Замятина.

 

 

 

Литература

личность тоталитаризм подавление равенство

1. Киселев Г.С. Трагедия общества и человека: Попытка осмысления опыта советской истории.
2. Студников П.Е. Теоретические проблемы тоталитаризма.

Размещено на Allbest.ru

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

ЕВГЕНИЙ ЗАМЯТИН

Мы

1920

Краткое содержание романа.

Читается за 10–15 мин.

оригинал — за 2−3 ч.

Далёкое будущее. Д-503, талантливый инженер, строитель космического корабля «Интеграл», ведет записки для потомков, рассказывает им о «высочайших вершинах в человеческой истории» — жизни Единого Государства и его главе Благодетеле. Название рукописи — «Мы». Д-503 восхищается тем, что граждане Единого Государства, нумера, ведут рассчитанную по системе Тэйлора, строго регламентированную Часовой Скрижалью жизнь: в одно и то же время встают, начинают и кончают работу, выходят на прогулку, идут в аудиториум, отходят ко сну. Для нумеров определяют подходящий табель сексуальных дней и выдают розовую талонную книжку. Д-503 уверен: «„Мы“ — от Бога, а „я“ — от диавола».

Как-то весенним днем со своей милой, кругло обточенной подругой, записанной на него0–90, Д-503 вместе с другими одинаково одетыми нумерами гуляет под марш труб Музыкального Завода. С ним заговаривает незнакомка с очень белыми и острыми зубами, с каким-то раздражающим иксом в глазах или бровях. I-330, тонкая, резкая, упрямо-гибкая, как хлыст, читает мысли Д-503.

Через несколько дней I-330 приглашает Д-503 в Древний Дом (они прилетают туда на аэро). В квартире-музее рояль, хаос красок и форм, статуя Пушкина. Д-503 захвачен в дикий вихрь древней жизни. Но когда I-330 просит его нарушить принятый распорядок дня и остаться с ней, Д-503 намеревается отправиться в Бюро Хранителей и донести на нее. Однако на следующий день он идет в Медицинское Бюро: ему кажется, что в него врос иррациональный № 1 и что он явно болен. Его освобождают от работы.

Д-503 вместе с другими нумерами присутствует на площади Куба во время казни одного поэта, написавшего о Благодетеле кощунственные стихи. Поэтизированный приговор читает трясущимися серыми губами приятель Д-503, Государственный Поэт R-13. Преступника казнит сам Благодетель, тяжкий, каменный, как судьба. Сверкает острое лезвие луча его Машины, и вместо нумера — лужа химически чистой воды.

Вскоре строитель «Интеграла» получает извещение, что на него записалась I-330. Д-503 является к ней в назначенный час. I-330 дразнит его: курит древние «папиросы», пьет ликер, заставляет и Д-503 сделать глоток в поцелуе. Употребление этих ядов в Едином Государстве запрещено, и Д-503 должен сообщить об этом, но не может. Теперь он другой. В десятой записи он признается, что гибнет и больше не может выполнять свои обязанности перед Единым Государством, а в одиннадцатой — что в нем теперь два «я» — он и прежний, невинный, как Адам, и новый — дикий, любящий и ревнующий, совсем как в идиотских древних книжках. Если бы знать, какое из этих «я» настоящее!

Д-503 не может без I-330, а её нигде нет. В Медицинском Бюро, куда ему помогает дойти двоякоизогнутый Хранитель S-4711, приятель I, выясняется, что строитель «Интеграла» неизлечимо болен: у него, как и у некоторых других нумеров, образовалась душа.

Д-503 приходит в Древний Дом, в «их» квартиру, открывает дверцу шкафа, и вдруг... пол уходит у него из-под ног, он опускается в какое-то подземелье, доходит до двери, за которой — гул. Оттуда появляется его знакомый, доктор. «Я думал, что она, I-330...» — «Стойте тут!» — доктор исчезает. Наконец! Наконец она рядом. Д и I уходят — двое-одно... Она идет, как и он, с закрытыми глазами, закинув вверх голову, закусив губы... Строитель «Интеграла» теперь в новом мире: кругом что-то корявое, лохматое, иррациональное.

0–90 понимает: Д-503 любит другую, поэтому она снимает свою запись на него. Придя к нему проститься, она просит: «Я хочу — я должна от вас ребенка — и я уйду, я уйду!» — «Что? Захотелось Машины Благодетеля? Вы ведь ниже сантиметров на десять Материнской Нормы!» — «Пусть! Но ведь я же почувствую его в себе. И хоть несколько дней...» Как отказать ей?.. И Д-503 выполняет её просьбу — словно бросается с аккумуляторной башни вниз.

I-330 наконец появляется у своего любимого. «Зачем ты меня мучила, зачем не приходила?» — «А может быть, мне нужно было испытать тебя, нужно знать, что ты сделаешь все, что я захочу, что ты совсем уже мой?» — «Да, совсем!» Сладкие, острые зубы; улыбка, она в чашечке кресла — как пчела: в ней жало и мед. И затем — пчелы — губы, сладкая боль цветения, боль любви... «Я не могу так, I. Ты все время что-то недоговариваешь», — «А ты не побоишься пойти за мной всюду?» — «Нет, не побоюсь!» — «Тогда после Дня Единогласия узнаешь все, если только не...»

Наступает великий День Единогласия, нечто вроде древней Пасхи, как пишет Д-503; ежегодные выборы Благодетеля, торжество воли единого «Мы». Чугунный, медленный голос: «Кто „за“ — прошу поднять руки». Шелест миллионов рук, с усилием поднимает свою и Д-503. «Кто „против“?» Тысячи рук взметнулись вверх, и среди них — рука I-330. И дальше — вихрь взвеянных бегом одеяний, растерянные фигуры Хранителей, R-13, уносящий на руках I-330. Как таран, Д-503 пропарывает толпу, выхватывает I, всю в крови, у R-13, крепко прижимает к себе и уносит. Только бы вот так нести её, нести, нести...

А назавтра в Единой Государственной Газете: «В 48-й раз единогласно избран все тот же Благодетель». А в городе повсюду расклеены листки с надписью «Мефи».

Д-503 с I-330 по коридорам под Древним Домом выходят из города за Зеленую Стену, в низший мир. Нестерпимо пестрый гам, свист, свет. У Д-503 голова кругом. Д-503 видит диких людей, обросших шерстью, веселых, жизнерадостных. I-330 знакомит их со строителем «Интеграла» и говорит, что он поможет захватить корабль, и тогда удастся разрушить Стену между городом и диким миром. А на камне огромные буквы «Мефи». Д-503 ясно: дикие люди — половина, которую потеряли горожане, одни Н2, а другие О, а чтобы получилось Н2О, нужно, чтобы половины соединились.

I назначает Д свидание в Древнем Доме и открывает ему план «Мефи»: захватить «Интеграл» во время пробного полета и, сделав его оружием против Единого Государства, кончить все сразу, быстро, без боли. «Какая нелепость, I! Ведь наша революция была последней!» — «Последней — нет, революции бесконечны, а иначе — энтропия, блаженный покой, равновесие. Но необходимо его нарушить ради бесконечного движения». Д-503 не может выдать заговорщиков, ведь среди них... Но вдруг думает: что, если она с ним только из-за...

Наутро в Государственной Газете появляется декрет о Великой Операции. Цель — уничтожение фантазии. Операции должны подвергнуться все нумера, чтобы стать совершенными, машиноравными. Может быть, сделать операцию Д и излечиться от души, от I? Но он не может без нее. Не хочет спасения...

На углу, в аудиториуме, широко разинута дверь, и оттуда — медленная колонна из оперированных. Теперь это не люди, а какие-то человекообразные тракторы. Они неудержимо пропахивают сквозь толпу и вдруг охватывают её кольцом. Чей-то пронзительный крик:

«Загоняют, бегите!» И все убегают. Д-503 вбегает передохнуть в какой-то подъезд, и тотчас же там оказывается и 0–90. Она тоже не хочет операции и просит спасти её и их будущего ребенка. Д-503 дает ей записку к I-330: она поможет.

И вот долгожданный полет «Интеграла». Среди нумеров, находящихся на корабле, члены «Мефи». «Вверх — 45!» — командует Д-503. Глухой взрыв — толчок, потом мгновенная занавесь туч — корабль сквозь нее. И солнце, синее небо. В радиотелефонной Д-503 находит I-330 — в слуховом крылатом шлеме, сверкающую, летучую, как древние валькирии. «Вчера вечером приходит ко мне с твоей запиской, — говорит она Д. — И я отправила — она уже там, за Стеною. Она будет жить...» Обеденный час. Все — в столовую. И вдруг кто-то заявляет: «От имени Хранителей... Мы знаем все. Вам — кому я говорю, те слышат... Испытание будет доведено до конца, вы не посмеете его сорвать. А потом...» У I — бешеные, синие искры. На ухо Д: «А, так это вы? Вы — „исполнили долг“?» И он вдруг с ужасом понимает: это дежурная Ю, не раз бывавшая в его комнате, это она прочитала его записи. Строитель «Интеграла» — в командной рубке. Он твердо приказывает: «Вниз! Остановить двигатели. Конец всего». Облака — и потом далекое зеленое пятно вихрем мчится на корабль. Исковерканное лицо Второго Строителя. Он толкает Д-503 со всего маху, и тот, уже падая, туманно слышит: «Кормовые — полный ход!» Резкий скачок вверх.

Д-503 вызывает к себе Благодетель и говорит ему, что ныне сбывается древняя мечта о рае — месте, где блаженные с оперированной фантазией, и что Д-503 был нужен заговорщикам лишь как строитель «Интеграла». «Мы ещё не знаем их имен, но уверен, от вас узнаем».