Консерватизм

Человек слова и дела, которому было тесно  в эмигрантской среде, Солоневич  ожидал скорейшего возвращения на родину при скором падении большевизма. В ожидании этого события он пишет свою основополагающую работу «Белая империя», которая показывает готовность автора к имперскому строительству.

«Белая  империя» явилась необходимым дополнением  к политической деятельности И.Л  Солоневича в эмиграции и её идеологическим завершением. Здесь положено начало русской народно-монархической идеологии. Солоневич является основоположником русского зарубежного неомонархизма. Огромным преимуществом этого неомонархизма  в отличие от монархизма старого, дореволюционного, является то, что  он приемлем не только для лучшей части  русского зарубежья, но и для огромной массы подсоветского русского народа.

«Вопрос о монархии и о республике есть вопрос устроения государства на длительный срок. Вопрос о диктатуре  есть вопрос только какого-то переходного  периода» - пишет И. Солоневич.

Главным принципом политического мировоззрения  Солоневича является русский национализм, который наряду с монархией, церковью и народом - «тремя последовательными  и консервативными факторами  русской жизни» еще «неразрывно  связан с существованием Империи  Российской..., обеспечивающей нации  беспримерное жизненное пространство, которое заключает в себе все  необходимые материальные ресурсы  для самостоятельного и самобытного  развития». Солоневич развенчивает широко распространенный миф об аморальности стремления к построению крупных  империй. Это по его мнению присуще  любому народу - другое дело насколько  удачно. Русским удалось построить  самую крупную и прочную империю  за истекшие тысячу лет по той причине, что их «строительный принцип» выражавшийся в национальной и религиозной  терпимости и равноправии по отношению  к присоединенным народам, оказался намного эффективней, чем имперская  политика испанцев, германцев и англичан.

«Империя  России была, остается и останется  Империей, независимо от формы верховной  власти. Она была Империей, гигантским многонациональным государством и  при Императорах Российских, и  при Временном правительстве, и  нынче при большевиках». Автор  рассматривает имперскую сущность России как исторически данное явление, которое не изменилось под влиянием революции и которое не имеет  никаких шансов на изменение под  влиянием революции и возможных  в будущем пертурбаций. Российская Империя, по мнению автора, может быть возглавлена как монархией, так  и республикой.

Построение  империи удалось русскому народу за счет чрезвычайно сильному «государственному  инстинкту», который составляет основу «доминанты национального характера» русского народа, под которой Солоневич  понимал «некую сумму, по-видимому, наследственных данных, определяющих типологическую реакцию данной нации  на окружающую действительность». Четкая теоретическая фиксация этих реакций  невозможна, но история показывает, что русская национальная и государственная  жизнь идет по определенным основным линиям. Государственное строительство  было неудачным тогда, когда обнаруживался  отход от данных основных линий, вызванный  стремлением к заимствованию  западных образцов.

По мнению Солоневича русское самодержавие есть совершенно индивидуальное явление, типично  русского характера. Оно не являлось диктатурой никакой части общества - ни аристократии, ни капитала, ни бюрократии.

Оно организовано русской низовой массой, и выражало волю не сильнейшего, а волю всей нации, религиозно оформленную в православии  и политически оформленную в  Империи.

С точки  зрения Солоневича, русская монархия в наибольшей степени соответствовала  своему идеалу в эпоху Московского  Царства, когда общество не носило жестко сословного характера. «... в Москве не было ... деления людей на классы и подклассы». Переход из крестьян в служилое сословие был достаточно прост и зависел, прежде всего от способностей к государственной службе. Земля давалась на «кормление», а не в абсолютную собственность, и следовательно, могла отторгаться в пользу государства при прекращении службы. В этих условиях Царь выражал интересы всей земли (нации), а не какой-либо отдельной социальной группы. Чиновники, занимавшие промежуточное между Царем и народом социальное положение, не имели достаточной силы, чтобы оказывать серьезное влияние в свою пользу на процесс принятия государственных решений, в связи с чем монарх обладал необходимой независимостью от дворцовых интриг. Поэтому Солоневич называет московскую монархию - народной, соборной.

Большое внимание Солоневич уделяет вопросу  о том, каким должен быть монарх. «Монархическое мироощущение исходит  из того, что средний человек - существо нравственно разумное, и будучи поставлен  в условия, по возможности, исключающие  всякий соблазн, будет принимать  нравственно-разумные решения».

Автор полагает, что монархический строй старается  поставить человека - носителя верховной  власти - над всякими мыслимыми  соблазнами, обеспечить ему лучшую из всех возможных, чисто профессиональную подготовку и самую безболезненную смену одного смертного другим смертным на троне. «Средний нравственно-разумный человек, сидящий на троне, не имеет  в среднем никаких импульсов, кроме нравственного долга, то есть своего долга перед страной, - пишет  автор, - Этот даже средненравственный и среднеразумный человек не может  не определять духовного развития общества в сторону нравственности и в  сторону разумности. Это общество может быть богатым или бедным - и богатство, и бедность лишь в  очень слабой степени зависят  от государственного строя. Оно может  быть слабым и сильным - слабость или  сила определяются другими факторами, но в этом обществе будет известный  моральный и нравственный идеал. В этом, собственно, заключается вся теория монархизма».

И. Солоневич  подробно исследует происхождение  русской монархии и вступает в  полемику с такими авторами как Тихомиров, Катков, Леонтьев и Соловьёв, которые, по его мнению, «все сбиваются на объяснение происхождения русской  монархии неблагоприятными условиями  развития России, а иногда на недостаток политической сознательности». Автор  же считает, что монархия возникла не потому, что народ был несознательным. «Она возникла именно в следствии  огромной, может быть, и инстинктивной  политической сознательности народа».

Солоневич не согласен с идеей импорта византизма в Россию. «И православные, и монархия - это никак не результаты какого бы то ни было импорта. Русские люди должны наконец понять: Именно в  строительстве русского православия  и русской монархии творческие силы нашего народа выразились с наибольшей полнотой и яркостью. Русская монархия не была результатом чьей бы то ни было узурпации, завоевания или подавления: она была естественным результатом  работы тех «не слышных органических причин», которые из века в век  неуклонно строили здание русской  монархии». Автор уверен, что монархия - это прямой и непосредственный результат всей национальной работы. «Она создана нами и может быть воссоздана только нами - и больше никем  и ничем. Отказываясь от её воссоздания, мы лишаем не кого-то другого, а именно самих себя самого могучего и самого яркого воплощения всей тысячелетней работы нашего национального сознания. Русская монархия есть плоть от плоти  и кость от кости русского народа».

Одним из наиболее трудных вопросов монархической  теории И. Солоневич считал вопрос о  самодержавии. По твердому убеждению  автора абсолютная власть монарха вообще является мифом. Она невозможна технически. Власть монарха является только некоторой  равнодействующей всех общественных сил, имеющихся в данной стране. «Воле  монарха поставлен жесткий предел общественными отношениями. Очень часто воля монарха наталкивалась на пассивное сопротивление правящих и не правящих слоев страны и не приводила решительно ни каким результатом». Автор указывает, что всякий монарх, как и всякая власть вообще, опирается на общественные силы и может бедствовать только через их посредство. Если этих сил нет, воля монарха повисает в пустоте, как это случилось с либеральными начинаниями Екатерины. Если же воля монарха направлена против общественных сил, то эти силы или ограничивают или убирают монарха, например, как в случае с Павлом I.

Оригинальная  идея Солоневича как неомонархиста  заключается в том, что на престоле не должно быть гения. «Гений в науке  и искусстве - это дар Божий. В  философии - это соблазн. В политике - это чума. Гениальность политической мысли проверяется морями человеческой крови». Идеал монарха по Солоневичу - это добрый хозяин земли русской. Он высоко ценит монархическую власть среднего разумного и благожелательного  человека, «не задающегося никакими химерами».

Говоря  о восстановлении монархии в России, И. Солоневич не может обойти вопроса  права. «Первые, на что откликнется  русский народ, - это на обещание твердого и по мере возможности окончательного закона. Вот именно поэтому строительство  будущей России нужно начинать совсем не с разговоров о том, какие концессии  мы дадим иностранцам, какие заводы мы вернем их собственникам и т.д. Нужно установить некие основные принципы государственного устройства и нужно установить некую гарантию соблюдения этих принципов, то есть основные законы Империи». Автор считает, что  люди, которые после колхозов и  лагерей начнут отстраивать свои деревни и хутора, восстанавливать  пашни и сады, должны быть твердо уверены, что на страже их интересов  стоит некий незыблемый и очень  надолго действующий закон. «Нужен твердый закон, - пишет автор. Пусть  даже несовершенный, пусть даже выработанный наспех, но определенный и твердый: вот это можно, а вот за это, извините за выражение, будем вешать. Совершенно необходимо, чтобы каждый мужик, торговец, инженер, рабочий, промышленник, служащий, мурманский рыболов и таёжный охотник, грузинский садовод и среднеазиатский кочевник знали бы совершенно ясно и четко: в тех пределах, которые им отведены законом, они могут действовать беспрепятственно и бесконтрольно. И никто не полезет к ним ни с «революционной целесообразностью», ни с «благом народа».

Сравнивая политические институты монархии и  республики, Солоневич ясно показывает большую гуманность и неподкупность  суда при монархии. В качестве примера  он приводит суды в Америке и в  Царской России. «И суды Линча, и  дело Сакко и Ванцетти, и бессилие суда против финансовых и огнестрельных  банд, и демонстративное презрение  к суду со стороны миллионеров, и  подкуп суда в какой бы то ни было форме в реакционной и царской  России были вещами совершенно не мыслимыми. Если суд, действовавший по указу  Его Императорского Величества, и  ошибался, то он почти без всякого  исключения ошибался в сторону милосердия. Новейшая история нашего суда почти  вовсе не знает судебных ошибок. Она совершенно не знает ошибок непоправимых, то есть ошибок смертной казни, не знает  примеров подкупа. Русское правосудие наделало много ошибок но это были ошибки человечности и милосердия». Россия нуждается в очень многом. Но прежде всего - в спокойствии, стабильности и уверенности. «Россия нуждается  прежде всего, в Законах с большой  буквы - в Основных Законах Империи  Российской».

Заключение.

 Таким образом, в начале  ХХ в. российский консерватизм  оказался представлен, с одной  стороны, традиционными консервативными  программами, в которых охранители  пытались соединить традиции  и неизбежные изменения; с другой  стороны, идеологией крайне правых, черносотенных, организаций, сочетающей  консервативные идеи с жесткими, экстремистскими, методами защиты  существующего строя. 
Программы российских консерваторов-традиционалистов на рубеже XIX – XX вв. не смогли дать новое идеологическое обоснование монархии, защитить традиционную систему от посягательств со стороны либералов и набирающих силу революционеров. Следствием этого стало появление на политической арене России ультраправых сил, ис-пользовавших самые жесткие методы защиты существующей системы. Началось перерождение консервативной идеологии, ее упрощение. Непримиримость черносотенцев в национальном вопросе, их экстремизм были слишком рискованными в многонациональном Российском государстве. В целом консерваторы не смогли найти разумного сочетания традиционного начала и модернизации, выработать программу, способствовавшую пре-одолению отставания России от стран Запада, разрешающую социальные конфликты в рамках традиционной политической системы. Охранители оставались безучастны к чаяниям основной массы населения (крестьянства, рабочих, национальных меньшинств). Вследствие этого консервативная идеология в России в начале ХХ в. все больше превра-щалась в политическую утопию, утрачивала поддержку населения и теряла практическую жизнеспособность, осталась невостребованной ни властью, ни обществом. После 1917 г. консерватизм и вовсе исчез с политической арены России.