Политический режим

Становление и развитие репрессивного аппарата происходило рука об руку с огосударствлением собственности, ибо уничтожение экономической свободы, а с ней и всякой самостоятельности человека требовало возвращения к внеэкономическому принуждению с присущими ему насилием и репрессиями. Только страх жестокой и неминуемой кары мог заставить миллионы людей делать то, что в корне противоречило их природе, их традициям.

Массовый террор становится с первых недель формирования тоталитаризма важным инструментом государственной политики, а репрессивный аппарат — одной из его основных несущих конструкций. В нацистской Германии основным инструментом репрессивной политики стали службы СС, в СССР — ВЧК, ОГПУ, НКВД, КГБ. Изменение вывесок ничего не меняло в сущности этой организации, осуществляющей геноцид собственного народа. С 1921 по 1953 годы число осужденных по политическим мотивам в СССР составляло 3,8 млн. человек.

Репрессивная политика на протяжении 20-х — начала 50-х годов никогда не прекращалась, но в разные периоды имела тенденцию то к падению, то к взлету. Ее наибольший подъем приходится на 1937-1938 годы. Репрессии выступали как непременное условие нормального функционирования и укрепления тоталитарного режима, как постоянно действующий инструмент усиления власти. Поэтому неудивительно, что все тоталитарные режимы как в далекой древности, так и в XX столетии не обходились — кто больше, кто меньше — без использования репрессий. Наиболее радикально поступил со своим народом Пол Пот (Кампучия), который уничтожил почти 1/3 населения за несколько лет правления (интеллигенция была уничтожена полностью).

Непомерную цену за советский тоталитаризм заплатили народы бывшего СССР и, в частности, Украины. «Голодомор», который сопровождался насильственной коллективизацией украинского села, унес, по разным оценкам, от 5 до 7 млн. жизней.

По мере стабилизации тоталитарных режимов террор становится выборочным. Все оппозиционные силы были ликвидированы, а авторитет партийных, государственных структур стал непререкаемым. В понятиях людей сознательное, организованное выступление против правящей партии и власти были равнозначны измене Родине, измене идеалам. В этих условиях достаточными для нормального функционирования режима стали ограниченные репрессивные акции: помещение диссидентов в психиатрические лечебницы, редкие и быстрые показательные процессы над некоторыми из них, высылка за границу и лишение гражданства неугодных режиму (А. Солженицын, А. Зиновьев, М. Ростропович, Г. Вишневская, В. Войнович и др.). Такие эксцессы, как расстрел демонстрации в Новочеркасске в 1962 году, стали редким явлением.

Особая роль в тоталитарных государствах XX столетия принадлежит идеологии. Именно она, в марксистко - ленинском или фашистском варианте, предшествовала социальным экспериментам в масштабах целых стран и народов. Идеология в тоталитарном государстве в одно и то же время выступает в качестве главной цели создаваемого по новому рецепту общества, и в то же время является важным средством в руках правящей элиты в ее стремлении преобразовать мир по определенному шаблону.

Общая у всех тоталитарных государств и обязательная для всех граждан идеологическая система принудительно внедряется с использованием всех средств массовой информации в

головы граждан. Становление тоталитарных режимов совпало с массовым распространением радио, а потом телевидения, которое стало мощным инструментом индоктринации масс. Именно тоталитарная система ввела в широкий обиход понятие «пропаганда». В Германии было создано Министерство пропаганды, возглавляемое Геббельсом. В СССР такого министерства не существовало, но его функции взял на себя отдел пропаганды ЦК КПСС. Все взрослое население было загнано в специально созданную «сеть» партийно-политического просвещения и в зависимости от времени то учило почти на память четвертую главу «Краткого Курса истории ВКП(б)», то изучало отчетный доклад очередного генсека очередному съезду КПСС. Лица, открыто не разделявшие государственной идеологии или только сомневавшиеся в ее непогрешимости, подлежали карам, которые в зависимости от степени разногласий варьировались от блокирования продвижения по служебной лестнице до физического уничтожения.

Не только идеология, но и все другие проявления духовной жизни втискивались в прокрустово ложе официальных стандартов. Все — литература, живопись, театр, кино, архитектура — должны были соответствовать определенным стандартам. Даже наука. В 20-30-е годы в СССР были разгромлены земская статистика, социология, демография, потом наступила очередь генетики, физиологии, после Отечественной войны — кибернетики. Еще раньше была изгнана научная мысль из отечественной истории, философии, политической экономии. Они превратились в подобие текстологии, служители которой должны были «научно» обосновать очередной зигзаг государственной политики, влияя в означенном направлении на сознание масс, не давая людям возможности сравнивать, сопоставлять. Все население находилось в информационном вакууме. Монополия на информацию принадлежала государству, отделенному от остального мира «железным занавесом». Атмосфера секретности пронизывала все структуры информационно закрытого общества. В конечном счете, сама система стала заложницей информационной монополии, так как подтасованная официальная статистика, скорее, обманывала правящую элиту, которая имела более иллюзорное представление о действительности, чем рядовые граждане.

Становлению тоталитарных режимов XX столетия, особенно их социалистического варианта, предшествовало распространение идеи, настолько возвышенной, что она поднималась до уровня идеала, надежды, вдохновения. Центром этой идеи было счастье человека, нации. Но сам человек, личность были сведены тоталитаризмом до положения простого инструмента, способа, человеческого фактора. «В фашистском государстве, — пишет Ж. Желев, — нет граждан, а есть подданные, которые обязаны служить и выполнять. Фашистское государство распространяет принципы своей бюрократической иерархии и на гражданское общество. Последнее не имеет Никакой автономии, а об оппозиции не может быть и Речи. При таком положении вещей ученый или человек искусства, естественно, не может быть выразителем общественной мысли. В тоталитарном государстве могут быть великие писатели, ученые, философы, но они не являются гражданами. Ученый или писатель может быть великим, но как гражданин он жалок, он боязливый подданный, трепещущий перед всесильным государством и партийной бюрократией, подобно обычному чиновнику». Тоталитарным режимам присуща особенная социальная структура. В процессе, ликвидации частной собственности и передачи ее во владение государству ликвидируются экономические классы и социальные группы в собственном смысле слова. Им на смену приходит общество, состоящее, по мнению ряда исследователей, только из двух социальных групп, из двух классов: управляющих и управляемых. Без сомнения, не только политическая, но административная, и экономическая власть в тоталитарных государствах концентрируется в руках относительно узкого слоя партийной или хозяйственно-государственной элиты. Положение этого слоя весьма специфическое. С одной стороны, его власть в обществе никем не оспаривается, он выступает как правитель не только экономики, но судьбы народов, классов, социальных групп, отдельных личностей. Но, с другой стороны, узурпируя право распоряжаться общественной собственностью от имени общества, он не являлся ни юридически, ни экономически — ее собственником. Никто из представителей иерархической системы партийного и государственного аппарата (даже очень высокого ранга) не имел гарантии социальной защищенности. Утрата должности означала также утрату всех привилегий, всех социальных услуг, связанных с ней, а в годы массовых репрессий и самой жизни. В отличие от класса-собственника, заинтересованного в развитии и приумножении материальных ценностей, которые ему принадлежат, партийно-государственная элита социалистических стран продемонстрировала полное равнодушие к общественным производительным силам. Именно эта социальная прослойка много лет была социальным фактором, мешающим нормальному развитию своих стран.

Будучи отстраненными от собственности, от результатов своего труда, все остальные слои общества только по названию и специфике своей работы отличались друг от друга. Тем не менее вряд ли правомерно говорить об абсолютной аморфности, бесструктурности «социальной массы». С целью управления ею правящая элита — «номенклатура» (М. Восленский) — декретировала создание организаций (всяческие союзы: писателей, художников и т.п., общества, объединения), которые охватили не только взрослое население своих стран, но также детей и юношество.

Эти организации, союзы в миниатюре повторили существующую в обществе иерархию с ее разными уровнями и соответствующими рангу привилегиями. Так достигалось присоединение к тоталитарной системе даже самой мелкой клетки общественного организма. В указанном смысле социальная структура тоталитарного общества возрождала феодализм с его сословными привилегиями. Разница, может быть, заключается только в том, что в феодальном обществе сословная принадлежность была наследственной и гарантировала социальную защищенность индивидуума, а при тоталитаризме постоянными были должности, но не их хозяева.

Особенная роль в тоталитарных государствах принадлежит бюрократии. Будучи неминуемым порождением цивилизации, при тоталитаризме она разрастается, как раковая опухоль, охватывающая все, включая наимельчайшие клеточки общественного организма. В СССР уже в годы военного коммунизма численность бюрократии достигла по некоторым данным 4-5 миллионов. На протяжении всего существования советского тоталитаризма шла непрерывная, но безуспешная борьба с засильем бюрократии. В середине 80-х годов она насчитывала около 18 млн. человек. Это результат устранения как традиционных, так и общественно необходимых (экономических, товарно-денежных) отношений между людьми. В этих условиях бюрократия связывает насильно Разорванные общественные нити. Именно эта объективная необходимость обеспечивается неуничтожимостью бюрократии.

Итак, современный тоталитаризм — одна из разновидностей диктатуры, осуществляемой при посредничестве политической организации, которая полностью контролирует как общество в целом, так и его составные части.

Чем обусловлена живучесть этой формы политической организации? Почему при всей антинародной сущности, подобно птице Фениксу, она снова возрождается из пепла истории?

В древности деспотизм и соответствующий ему азиатский способ производства складывался там, где при переходе к земледелию необходима была мелиорация, защита от наступления пустынь или тропических лесов, борьба с кочевыми племенами. Фактически человечество стихийно, оплачивая ошибки гибелью очагов зарождавшейся цивилизации, пришло к такой форме общественной организации, которая при крайне низком уровне развития производительных сил могла обеспечить максимуму людей минимально гарантированное выживание, защиту от стихий природы и враждебных племен. В таких регионах первые государственные объединения могли быть только деспотиями. Они обеспечивали стабильность первых очагов цивилизаций. В то же время они консервировали определенный уклад жизни, несовместимый с техническим прогрессом. Историческое время в тех регионах, где складывался азиатский способ производства, шел с удивительной для динамичной Европы медлительностью.

В XX столетии тоталитарные режимы были созданы для достижения целей, возникающих из определенных идеологических установок. Они решали поставленные задачи: преодоление экономического кризиса, ускоренная индустриализация, подготовка к войне.

Первые попытки социального моделирования осуществлялись без особого успеха в XIX столетии (эксперимент Р. Оуэна, Ш. Фурье). XX столетие создало условия для расширения рамок подобных экспериментов: оно породило массовые движения и создало средства массовой информации (дешевые газеты, ориентированные на массового читателя, радио, телевидение), а также сформировало их потребителя, введя сначала начальное, а ютом среднее образование. В результате абстрактные 1роекты отдельных теоретиков трансформировались в реологию, доступную и понятную миллионам.

3. Крах тоталитаризма и его причины

XX столетие войдет в историю цивилизации не только как время торжества тоталитаризма в ряде стран, но также как и время его краха. Что же предопределило кратковременность тоталитарных режимов в нашем столетии? Как торжество, так и крах их обусловлены особенностями современной цивилизации. Исторические 1рототипы тоталитарных режимов — восточные деспотии - сохраняли стабильность веками и чаще всего были разрушены не из-за внутренней слабости, в извне, государствами, обогнавшими их в военном, техническом и экономическом отношениях. Слабость деспотизма уже тогда, на заре цивилизаций, состояла в том, что он консервировал определенное состояние общества, принуждая его к постоянному отставанию от большинства динамичных соседей. Это отставание в прошлом проявлялось только через длительное время, так как технический уровень производства оставался неизменным на протяжении веков.

Ситуация кардинально изменилась в XX веке, когда экономическая стагнация на фоне ускоренного развития остального мира выглядит как деградация. Успехи тоталитарных режимов: индустриализация, модернизация и т.д. были кратковременными. Через короткое время факторы их силы (концентрация ресурсов, мобилизация населения) становятся источником слабости и заката. Потерпела военное поражение фашистская Германия, начиная с 60-х годов неумолимо двигался к своему концу СССР, другие социалистические страны. Их крах был предопределен совокупностью экономических, политических и социальных факторов.

Социалистическая экономика была задумана как более справедливая и эффективная альтернатива капитализму. Огосударствление основных средств производства и директивное планирование призваны были внести рациональность в развитие экономики, обеспечить равновесие между производством и общественными потребностями, не допуская циклических кризисов перепроизводства, банкротств и безработицы, перейти к справедливой оплате труда. Концентрация в руках государства гигантских ресурсов, в том числе трудовых, совпадение в определенные моменты целей правящей элиты и народных масс, вдохновленных идеею (построения социализма, Тысячелетнего рейха, победы в войне и т.п.) позволили тоталитарным государствам в рекордно короткие сроки достигнуть поражающих результатов: милитаризация Германии и ее успехи на полях битв Второй мировой войны, индустриализация СССР, разгром фашистской Германии, освоение космоса. Однако эти успехи достигались неимоверной ценой и постепенно факторы успехов становились причиной деградации системы. Административная экономика утрачивает динамизм: начиная с 50-х годов в СССР, других социалистических странах непрерывно падали темпы роста, увеличивался разрыв между производством и спросом, дефицит стал неотъемлемой чертой экономики, увеличивалась ее разбалансированность. Социалистические страны подтвердили вывод о том, что с течением времени централизованно управляемая экономика выходит из-под контроля власти. Никакая бюрократия не в состоянии полностью проконтролировать весь массив горизонтальных связей между предприятиями, победить стремление каждого получить дополнительные фонды, ресурсы. Постепенно возникает система натурального товарообмена между регионами, отраслями, предприятиями. Растет количество неучтенной продукции, реализуемой на черном рынке, который становится необходимым дополнением плановой экономики, развивается коррупция. Попытки центральной власти чрезмерно усилить контроль над экономикой за счет создания новых ведомств, министерств ведут лишь к увеличению бюрократического аппарата, снижая эффективность его деятельности. В коечном счете, экономика остается плановой только на бумаге, а на деле развивается значительно хаотичнее рыночной.