Сми в современном политическом пространстве

Глава 1

Формирование российской системы СМИ

Первый период — до 1990 года (т.е. до принятия закона о печати) — время гласности, перестройки и окончания Афган­ской войны, когда независимой прессы не было в принципе (за исключением самиздата), однако среди советских журналистов кристаллизовалась идеология "четвертой власти" и миф о незави­симой прессе. Периодические издания переживают пик своей популярности и роста тиражей. На телевидении появляются пер­вые программы в прямом эфире ("Взгляд" и др.). Это — преды­стория российской системы СМИ, и мы уже дали краткий очерк этой эпохи в первой главе.

Второй — с 1990 по начало 1992 года — по определению Макнейра, — "золотой век" российской печати. Это также период "первой приватизации" СМИ. При содействии власти некоторые издания получают в собственность или долгосрочную аренду по льготным тарифам помещения, в которых размещается редакция. В отношениях власти и прессы (за исключением некоторых ульт­раконсервативных изданий) наступает медовый месяц. Разделяя и отражая общественный подъем реформаторских 80-х и 90-х го­дов, средства массовой информации становятся естественными союзниками восходящей звезды российской политики Бориса Ельцина. В условиях непрекращающейся политической борьбы и краха всех традиционных социальных институтов масс-медиа в на­чале девяностых по сути закрепляют тот статус, который они по­лучили еще в конце восьмидесятых: единственной опоры власти.

На российском рынке СМИ появляются новые издания, теле­каналы и радиостанции. Новые СМИ используют модели и фор­маты современной западной журналистики — стараются отделить информацию от комментария, строят газеты по принципу тема­тических полос. Вещание в прямом эфире становится нормой на радио и на телевидении.

Третий — с 1992 по 1996 год — период формирования новой российской системы СМИ, который, в свою очередь, можно раз­делить на три этапа. Это время политического противостояния и первых экономических трудностей СМИ (1992—1993), затем вре­менная политическая стабилизация, характеризующаяся, с одной стороны, оттоком политизированного капитала и, как следствие, закрытием ряда изданий, с другой стороны, — бурным развити­ем коммерческой прессы (с 1994 по середину 1995 года). И, на­конец (с середины 1995 по середину 1996 года), — активизация политизированного капитала и формирование пропагандистской си­стемы перед президентскими выборами 1996 года. На этом пери­оде следует остановиться подробнее.

Уже в самом начале 1992 года впервые обозначилось отчетли­вое различие в развитии центральной и региональной прессы, которое только усилится в дальнейшем. В то время как в столи­це происходит разделение прессы на три лагеря — "демократиче­ские" ("Известия", "Комсомольская правда", "Московский ком­сомолец"), "оппозиционные" ("Правда", "Советская Россия") и новые издания ("Независимая газета", "Коммерсантъ"), а пред­седатель Верховного Совета Руслан Хасбулатов безуспешно пред­принимает попытку взять под свой контроль газету "Известия" и российское государственное телевидение (вольно или невольно вызывая тревогу у всех журналистов за судьбу своих изданий, тем самым способствует политизации журналистского сообщества), региональная пресса, за исключением коммунистических и наци­оналистических изданий, удаляется от политики, занимает пози­цию   зрителя, а не участника политических баталий.

К концу 1992 года даже наиболее солидные издания несут крупные убытки: от 15 млн рублей у "Комсомольской правды" до 6 млн у "Советской России".Выход газет удалось сохранить бла­годаря выделению правительственной субсидии на погашение долгов. Газета "Известия" даже получила в подарок от правите­льства Гайдара огромное здание на Пушкинской площади, по­зволившее ей сохранять независимость дольше других изданий.

И все равно, по результатам подписной кампании 1993 года, "Известия" сохранили только 25% подписчиков (800 тысяч из 3,2 млн), "Комсомольская правда" — меньше 15% (1,8 млн из 13), "Независимая газета" — 39% (27 тыс. из 70), а еженедельник "Аргументы и факты" — 35% (8,8 млн из 25,7)19.

Под диктатом монополии почтовых служб дорожает доставка газет, в результате чего региональные издания крепче встают на ноги. Начинает сказываться и близость провинциальной печати к реальным проблемам и нуждам своего потребителя, несовмести­мым с абстрактной политической риторикой тех лет. Обвальное (на порядок) сокращение тиражей центральных изданий приво­дит к фрагментации аудитории всероссийских изданий и паде­нию их влияния. Начиная с третьего периода единство информа­ционного поля обеспечивается телевидением.

В конце 1992 — начале 1993 года, в то время как многие газе­ты и журналы находились на грани финансовой катастрофы, на московском рынке качественной политизированной прессы поя­вилось сразу три новых ежедневных газеты — "Коммерсантъ-Dai­ly", "Сегодня" и "Новая ежедневная газета", которая была закры­та в начале 1995 года, на несколько месяцев раньше, чем "НГ".

Политический кризис, начавшийся в марте 1993 года, разре­шился октябрьским противостоянием исполнительной и законо­дательной власти. Как отмечает историк Согрин, референдум в марте 1993 года о доверии президент смог выиграть только благо­даря тому, что ему удалось провести более широкую и интенсив­ную пропагандистскую кампанию в прессе, чем оппозиции. То же самое можно сказать и об октябрьских событиях в Москве.

Хотя в основе парламентского кризиса, продлившегося с кон­ца 1992 по октябрь 1993 года, было, вплоть до последнего момен­та, совершенно легитимно выраженное неприятие депутатами экономической политики президента и правительства, "демокра­тическая" пресса поддержала президента, а центральное телеви­дение осталось под контролем Бориса Ельцина. Осознание свое­го бессилия подтолкнуло поддержавшего позицию парламента вице-президента Александра Руцкого инициировать штурм "Останкино", который и стал началом кровавой развязки парла­ментского кризиса в октябре 1993 года. В результате на всеоб­щих выборах в декабре того же года была принята конституция, закрепляющая доминирующее положение президента в структуре российской власти, тем самым исключившая возможность подоб­ных кризисов в будущем — ценой серьезного снижения роли за­конодательной власти и увеличения полномочий президента. Октябрьские события отразились на работе средств массовой информации неожиданно сильно, во многом разрушив иллюзии журналистов в отношении новой власти. Когда запахло жаре­ным, власть фактически последовала примеру ГКЧП 1991 года, закрыв множество изданий и введя цензуру

После президентских выборов начинается четвертый период в истории российской прессы, который продолжается вплоть до се­редины 1998 года. Если до президентских выборов роль масс-ме­диа в исходе политических конфликтов была значительной, то по результатам президентской кампании она была единодушно при­знана определяющей.Средства массовой информации становятся основной средой политической коммуникации. При этом роль пе­чатной прессы падает, в то время как роль телевидения возраста­ет. Новостные и аналитические программы ТВ становятся аре­ной политического спектакля. Происходит полное переплетение сферы политического и СМИ, что позволяет говорить о форми­ровании медиа-политической системы.

Медиатизация социальной жизни является естественным про­цессом в обществе с отсутствующими социальными институтами — и начало этого процесса мы можем отсчитывать с первых созна­тельных попыток использовать телевидение для поднятия своего рейтинга. Вся политическая карьера Бориса Ельцина была по­строена на использовании медиа в противовес партийным и со­ветским институтам. Точно так же, при мощной поддержке масс-медиа, был выигран референдум о доверии президенту в 1993 и точно так же, под давлением СМИ, прошло голосование по конституции.

События октября 1993 года — последние эпизоды борьбы за власть в реальном городском пространстве. Эта борьба продол­жится и затянется до конца девяностых, вот только пространст­во, в котором она будет проходить, будет не столько институцио­нальным или законодательным, сколько символическим. Накал борьбы при этом не уменьшится — просто роль танков на улицах возьмут на себя медиа-холдинги, а вместо людей погибать в этой необъявленной войне будут репутации, образы, политические ка­рьеры, политические сценарии и всевозможные символические конструкции.

Медиатизацию политики во второй половине девяностых мож­но представить себе как продолжение процесса политизации масс-медиа в начале десятилетия — только теперь роль СМИ в информационной системе становится значительно менее само­стоятельной. Масс-медиа стала коммуникационным каналом для политиков и специалистов по информационным технологиям, которые используют предсказуемость медиа (вытекающую из принадлежности к тому или иному холдингу в случае политизи­рованных СМИ или приверженности определенным стандартам в случае коммерческих масс-медиа) для того, чтобы донести свое сообщение до аудитории. Различные стратегии игроков сталки­ваются и развиваются в символическом поле медиа по законам

драмы.  Логика политического спектакля22 становится определя­ющим фактором в сфере политики.

Под впечатлением от эффективности информационных техно­логий в ходе президентских выборов крупные экономические группы вступают в "гонку информационного вооружения": при­нимаются решения о масштабных инвестициях в средства массо­вой информации, что приводит к появлению еще нескольких крупных медиа-групп, формирующихся за счет захвата "демокра­тических" СМИ, которым удалось сохранить независимость — та­ких, как "Литературная газета", "Известия" и "Комсомольская правда". В 1997 году все они становятся частью крупных хол­дингов. То же самое происходит с телевидением: коммерческий канал "СТС-8", принадлежавший американским инвесторам, к примеру, становится частью холдинга "Альфа-ТВ". Политиче­ские инвесторы стали инициаторами новых проектов в сфере СМИ, в частности "газет влияния" — "Русского телеграфа" ОНЭКСИМбанка и "России" лужковского холдинга (и та и дру­гая газеты впоследствии были закрыты, когда холдинги решили сосредоточить ресурсы на других изданиях — "Известиях" и "Ли­тературной газете" соответственно).

Впрочем, границу между политическими инвестициями и но­вой экономической стратегией крупных экономических групп провести трудно. Когда независимая издательская группа "Инде-пендент медиа", принадлежащая иностранцам, продает 10% группе "Менатеп", это скорее обычные инвестиции, хотя сотруд­ники газеты "Moscow Times" впоследствии в частных разговорах не раз будут жаловаться на давление своих русских партеров. Похо­же, что в данном случае речь может идти о существовании опреде­ленного стиля по отношению к медиа-собственности — цинизм де­вяностых не предполагал реальной независимости редакционной политики даже самых коммерчески оправданных изданий.

Прошедшая обкатку система управления прессой с помощью медиа-технологов, компромата и информационных кампаний становится основным инструментом не только политической бо­рьбы, но оружием конкурентных сражений. По сути дела, инте­ресы непосредственных владельцев СМИ становятся политиче­ской позицией их изданий, что особенно ярко проявляется в ходе приватизационных скандалов, когда новые собственники впервые разрывают негласный пакт о партнерстве с "молодыми реформа­торами" и между собой.

Роль масс-медиа в политической жизни страны весной—летом 1998 года во время шахтерского и более позднего финансово-по-

литического кризиса многие наблюдатели оценивают как прово­кационную. Власть проигрывает информационные войны одну за другой. Очевидно, что прежний союз властей второй республики и владельцев СМИ распался. Именно поэтому создание объеди­ненного телерадиохолдинга на базе ВГТРК поначалу выглядит не столько как опасное стремление государства узурпировать СМИ, сколько как отчаянная попытка властей сохранить присутствие в информационном пространстве.

Впрочем, некоторым изданиям удается сохранить самостояте­льность ("МК", "Аргументы и факты", издательский дом "Ком­мерсантъ"), а все более значительное их число и вовсе функцио­нирует вне контекста политической жизни (издательский дом "Экономическая газета", журналы "Индепендент медиа", телека­налы РЕН-ТВ, СТСи проч.). Таким образом, российская пресса разделяется на сферу господства крупного (в этом контексте — "политизированного") капитала, контролирующего наиболее влиятельные центральные издания и ТВ, и сектор коммерческих масс-медиа, в который помимо центральных и региональных из­дательских групп можно включить новые телевизионные проекты и региональные телеканалы, а также большую часть радиостан­ций. Логика политизированного и коммерческого капитала в масс-медиа на этом этапе расходится. Если задачей первого яв­ляется обеспечить максимальный охват аудитории, то второй на­целен на извлечение прибыли и, как следствие, децентрализо­ван. Коммерческие СМИ часто игнорируют политический кон­текст, поскольку специализация на тех или иных потребностях аудитории дает преимущества при привлечении рекламодателя и позволяет удерживать пускай небольшую, но постоянную аудито­рию, часто — с высоким средним уровнем доходов.

Следует справедливости ради отметить, что коммерческая пресса также участвует в информационных войнах на той или другой стороне. Склонность массовых коммерческих изданий к сенсациям и скандалам делает публикацию разоблачительных ма­териалов и раздувание политических скандалов любимым заняти­ем масс-медиа. Разумеется, коммерческая пресса выглядит луч­ше, потому что порой бывает трудно спрогнозировать, чью сто­рону она займет. Ведь к национальным интересам, соблюдению законов и сохранению стабильности призывают, как правило, все стороны любого информационного конфликта.

Одной из особенностей этого периода является повышенная активность в проникновении столичных изданий и телекомпаний на региональные рынки, которая поддерживается во многом за счет политизированных инвестиций, вызванных необходимостью формирования новых пропагандистских систем в преддверии пар­ламентских выборов 1999 и президентских 2000 года.

Август 1998 года стал четкой границей, отделяющей процес­сы, происходившие в России за последние восемь лет, от после­дующих событий.  Это начало конца второй республики.

Больнее всего кризис ударил по начавшемуся было подъему коммерческих масс-медиа. Лето 1998 года в этом смысле было переломным по количеству новых проектов. Воцарившаяся неоп­ределенность привела к тому, что все они были закрыты, а до­полнительные инвестиции в уже существующие масс-медиа — за­морожены.

Финансовый кризис стал одновременно политическим после того, как правительство Кириенко было отправлено в отставку, а предложенная президентом кандидатура Виктора Черномырдина на пост премьера не смогла пройти утверждения в нижней палате парламента. В результате премьер-министром России стал руко­водитель Службы внешней разведки, экс-министр иностранных дел Евгений Примаков.

Важным отличием нового этапа является усиление роли госу­дарства в системе СМИ, хотя справедливости ради следует отме­тить, что процесс концентрации управления информационными потоками в руках исполнительной власти имеет большую исто­рию. Поэтому необходимо уточнить, что на новом этапе государ­ство уже опирается не на крупные холдинги политизированного капитала, а на собственно государственные СМИ. Сильное пра­вительство, поддерживаемое парламентским большинством, всту­пает в открытый конфликт с ослабленными кризисом крупными финансовыми группами, многие из которых контролируют влияте­льные и массовые СМИ. Правительство не может всерьез рассчи­тывать на успех проводимой политики, не имея необходимого ин­формационного обеспечения, тем более что близость президент­ских выборов придает таким конфликтам самые острые формы.