Новая экономическая политика

Одним из признаков нэпа явилось развитие концессий, т.е. предприятий, действующих на основе договора между государством и иностранными фирмами как в добывающих, так и обрабатывающих отраслях. В апреле 1922 года в г. Рапалло (Италия) был подписан советско-германский договор, по которому были восстановлены дипломатические отношения между двумя странами. Вскоре начался период признания Советской республики многими странами мира. Это позволило заключить различные экономические договоры, причем многие из них не ограничивались только сферой международной торговли, но охватывали также технические и технологические связи, прежде всего с Германией, США, Англией.

Зарубежные фирмы ожесточенно  конкурировали между собой, предлагая  свои услуги Советскому Союзу. Они приобретали  концессии, поставляли новую технику, оборудование, принимали у себя советских инженеров стажеров. Так, в 1925—1926 годах стажировку на западных предприятиях прошли 320 инженеров из СССР, в 1927—1928 годах — более 400, а в 1928—1929 годах — более 500 человек. Советский Союз умело использовал конкуренцию между западными фирмами. В середине 1929 года были заключены соглашения с 27 германскими и 15 американскими фирмами, а в конце 1929 года — уже 40 американских фирм сотрудничали с СССР (хотя официально США признали нашу страну лишь в 1933 году).

В некоторых отраслях удельный вес концессионных предприятий и смешанных акционерных обществ, созданных с участием иностранного капитала, был весьма заметным. В середине 1920-х годов они давали более 60% добытого свинца и серебра, почти 85% марганцевой руды, 30% золота, 22% производимой одежды и галантереи. Однако в целом роль концессий была невелика: в 1926/1927 хозяйственном году насчитывалось всего 117 действующих соглашений, они охватывали предприятия, на которых работало всего 18 тыс. человек и выпускалось чуть больше 1% промышленной продукции [3, с. 226].

Основной формой управления производством в государственном секторе стали тресты, т.е. объединения однородных или взаимосвязанных между собой предприятий. Уже к концу 1922 года около 90% промышленных предприятий объединились в 421 трест, из них 40% были центрального, а 60% — местного подчинения. Тресты наделялись широкими полномочиями, они самостоятельно решали, что производить, где реализовывать продукцию, несли материальную ответственность за организацию производства, качество выпускаемой продукции, сохранность государственного имущества. Предприятия, входящие в трест, снимались с государственного снабжения и переходили к закупкам ресурсов на рынке. Все это получило название хозяйственный расчет (хозрасчет), в соответствии с которым предприятия получали полную финансовую независимость, вплоть до выпуска долгосрочных облигационных займов. После обязательных фиксированных платежей в государственный бюджет предприятия распоряжались доходами от реализации продукции, самостоятельно используя прибыль и покрывая убытки. По закону предусматривалось, что «государственная казна за долги трестов не отвечает».

В соответствии с принципами хозрасчета тресты были обязаны направлять на формирование резервного капитала не менее 20% полученной прибыли, при этом резервный капитал должен был достигать величины, равной половине уставного фон_ да. Позже этот норматив был снижен: в резервный капитал надо было отчислять не менее 10% прибыли до тех пор, пока он не достигал трети первоначального капитала. Резервный капитал создавался для будущего расширения производства и возмещения убытков производственной деятельности предприятия.

Одновременно с образованием трестовской системы стали возникать  и синдикаты, т.е. добровольные объединения нескольких трестов для оптового сбыта их продукции, закупок сырья, кредитования, регулирования торговых операций на внутреннем и внешнем рынке. В конце 1922 года 80% трестированной промышленности было охвачено синдикатами. К 1928 году в стране насчитывалось 23 синдиката, действовавших почти во всех отраслях промышленности и сосредоточивших в своих руках в основном оптовую торговлю. Эти годы отмечены активным развитием полноценной оптовой торговли.

В промышленности и других отраслях экономики была восстановлена  денежная оплата труда, введена тарифная система, по которой заработная плата выплачивалась в зависимости от квалификации рабочих и от количества произведенной продукции [3, с. 229].

2.3 НЭП в денежно-финансовой сфере

Важной частью восстановления экономики была денежно-финансовая реформа. Основная работа по оздоровлению финансов легла на правительство  и Финансовую комиссию ЦК РКП(б). В  постановлении ВЦИК от 10 октября 1921 года интересы казны возводились  в степень высших государственных  интересов, а перед финансовым ведомством ставилась задача сокращения эмиссии  и развития банковских операций в  целях развития государственного хозяйства.

«Твердый» бюджет и конвертируемую валюту можно считать высшими  достижениями финансовой политики первых лет нэпа. Одним из средств решения  этих проблем стала реанимация налогов  и превращение их в крупный  ресурс государственного хозяйства. Придя  к власти под лозунгом «долой налоги!», с переходом к нэпу большевики были вынуждены забыть об этой утопии. В феврале 1921 года был подготовлен  проект декрета о полной отмене налогов, сбор которых был приостановлен. Переход к нэпу отмел эти планы, хотя и породил весьма громоздкую, характеризующуюся многочисленными сборами систему обложения. Причем центр тяжести был перенесен на группу косвенных налогов: акцизы, таможенные, гербовые и прочие сборы. В 1921 году на них пришлось 66,3% от общей суммы налоговых сборов, а за 9 месяцев 1922 года они составили 72%.

В промышленности первым денежным налогом стал введенный в июле 1921 года промысловый налог, который  состоял из патентного и уравнительного сборов. Но в 1921 году уравнительный  сбор вводился только в 58 крупных городах  и составлял всего 3% с оборота, так как к обложению не привлекались государственные, коммунальные предприятия  и кооперативные заведения, распределяющие среди населения предметы первой необходимости. Перелом в налоговой  политике наступил в феврале 1922 года, когда к промысловому налогу были привлечены государственные и коммунальные предприятия, отменялись льготы для  кооперации и повышались ставки патентного сбора, стоимость которого вносилась  теперь по курсу довоенного рубля. Была также проведена дифференциация ставок налога в зависимости от видов  товаров с повышенным обложением предметов роскоши. В ноябре этого  года был введен подоходный налог, в  отличии от промыслового учитывающего не величину оборота предприятия, а  его доходность [2, с. 153].

Гиперинфляция, которая развивалась  под воздействием страшного голода (за октябрь 1921 — май 1922 годов розничные  цены выросли в 50 раз), стала решающим доводом в пользу введения параллельной валюты. Правда практическая реализация введения банкноты для кредитования крупной промышленности и торговой деятельности задержалась до ноября 1922 года, так как летом, ввиду хорошего урожая, гиперинфляция прекратилась. Однако длившаяся с мая по сентябрь 1922 года полоса относительной стабилизации совзнака была перечеркнута не только его чрезмерной эмиссией в августе, но и превращением иностранной валюты и золота в легальные средства платежа. Поэтому 11 октября 1922 года Совнарком  декретировал выпуск червонцев —  билетов Госбанка достоинством 1, 2, 3, 5, 10, 25 и 50 червонцев и золотой  монеты достоинством в 10 рублей, а 28 ноября первая банкнота была выпущена в обращение. На валютном рынке как внутри страны, так и за рубежом, червонцы свободно обменивались на золото и иностранную  валюту по довоенному курсу царского рубля: 1 доллар за 1,94 рубля.

Банкнота, не став выразителем  кредитного обращения, встала в конкурентные отношения к казначейским деньгам  и стала жить за счет казначейской эмиссии. С целью удержать равновесие между валютами 7 июля 1923 года было принято  решение ВЦИК об ограничении месячной эмиссии совзнака 30 миллионами рублей. Но одновременно летом были приняты решения о взимании налогов и тарифов в золотом исчислении и переводе на золотое исчисление расходной части бюджета, что подтолкнуло рост совзначных цен.

Население стало прятать  червонцы про запас, а тресты, страхуясь  от обесценивая совзнака, в сентябре—октябре взвинтили цены. В условиях острого  разменного голода и нехватки средств  на обеспечение хлебозаготовительной кампании осенью 1923 года в руководстве  страны окончательно определилась политика ликвидации совзнака. Наркомфин терял  контроль над совзначной эмиссией: в августе—сентябре в отдельных  регионах страны появились суррогаты  мелких денег — боны, талоны, знаки [2, с. 154].

Обострило ситуацию на рынке  и смещение приоритетов в области  ценового регулирования в сторону  прямого администрирования. Само по себе регулирование цен в различной  мере и с различной эффективностью стало применяться уже с начала 1922 года, а с осени можно уже  говорить о регулировании цен  по всему спектру товаров. В целом  воздействие государства на рынок  с помощью политики цен осуществлялось методами прямого, через предельные или твердые цены, и реже -косвенного регулирования: через налоговую, таможенную и тарифную политику, а также, с  конца 1922 года — с помощью товарной интервенции.

Толчком к прямому вмешательству  государства в дело ценообразования  послужило утверждение Комвнуторга, главными задачами которого стали не только наблюдение за рыночным оборотом, организация бирж и ярмарок, но и  установление предельных накидок на товары на разных ступенях товарооборота. Правда, до конца 1923 года роль ведомства  была невелика, ввиду того, что оно  не было наделено административными  функциями. Кроме того, широкомасштабное регулирование цен затруднялось необходимостью непрерывного пересмотра совзначных цен. В то же время комиссии были предоставлены самые широкие  права в области регулирования  цен. Уже во второй половине 1922 года Комвнуторг применил свои регулирующие права в отношении цен на хлеб, соль, сахар и мануфактуру. А когда  после хорошего урожая потерял актуальность вопрос о регулировании хлебных  цен, комиссия переключилась на промышленные цены, ограничиваясь директивным  установлением оптово-отпускных  цен по группам товаров [2, с. 155].

3 Свёртывание НЭП

Непосредственным поводом  для отказа от нэпа послужил кризис хлебозаготовок конца 1927 г., прямо связанный с попыткой форсировать темпы роста накопления и удержать цены на зерно на низком уровне. Хлеб давал валюту, поэтому от хлебозаготовок зависели сроки и темпы превращения Советской России из аграрной в индустриальную страну. К этому времени сложилась противоречивая экономическая ситуация. Крестьянское единоличное хозяйство укрепилось. Деревня расширяла собственное потребление сельхозпродуктов. Если в 1913 г. из деревни уходило 22–25 % производимого продовольствия, то в середине 20-х гг. лишь 16–17 %. В результате резко сокращается и продовольственный экспорт, и приток продуктов на внутренний рынок. Поскольку политические соображения в этот же период заставляли власти повышать уровень реальной заработной платы в городе, в стране раскручивается новый виток инфляции, нарастает дисбаланс между отраслями. Попытки правительства административными мерами стабилизировать положение и удержать цены на зерно на низком уровне не дали положительного эффекта. После очередного снижения цен на сельскохозяйственные продукты крестьяне отказались продавать свои излишки государству. За вторую половину 1927 г. заготовки зерна по сравнению с аналогичным периодом 1926 г. сократились с 428 млн. до 300 млн. пудов. Политика высоких темпов индустриализации оказалась под угрозой срыва. Аграрный сектор не выдерживал той нагрузки, которую возлагала на него экономическая политика государства. Если бы власть хотела и дальше развивать рыночные отношения, то одновременно с повышением налогов она должна была бы повысить и закупочные цены. Государство не захотело использовать экономические стимулы, и заготовительные цены повышены не были. Вместо этого вопрос из чисто хозяйственного превращается в политический. Привычка видеть причины экономических и политических провалов и просчетов главным образом в недостаточной организационно-партийной и идеологической работе приводит к тому, что вместо выявления и устранения действительных причин и неудач, вместо понимания в принципе обычных экономических процессов власть приводит в движение всю репрессивную мощь государства, встает на путь «закручивания гаек» и репрессий. После того как направленные в конце 1927 – начале 1928 г. на места с целью ужесточения административных мер по отношению к крестьянству грозные директивы ЦК ВКП(б) не внесли перелома в ход хлебозаготовок, Сталин обвинил в неудачах местное руководство. «Хлебозаготовки, – указывал он в телеграмме на места, – представляют… крепость, которую должны мы взять во что бы то ни стало. И мы возьмем ее наверняка, если проведем работу по-большевистски, с большевистским нажимом». Что это такое, Сталин продемонстрировал на практике во время своей секретной поездки в Сибирь в начале 1928 г. Это было его единственное посещение глубинных районов страны за все 30 лет пребывания на высших партийных и государственных постах. За три недели сибирского вояжа генерального секретаря ЦК ВКП(б) на практике была отработана система репрессивных мер против крестьянства, получившая затем название «урало-сибирский метод». Посещая хлебные районы Сибири, Сталин требовал наказывать крестьян по 107 статье УК РСФСР, предусматривавшей лишение свободы до одного года с конфискацией имущества за то, что они не желали продавать государственным заготовителям по низким ценам своим трудом произведенный хлеб. Более того, народным судьям предлагалось рассматривать подобные дела «в особо срочном и не связанном с формальностями порядке». При этом Сталин не скрывал своего намерения расколоть деревню, стравить крестьян между собой и в определенной степени руками самих крестьян выкачать хлеб у зажиточной части деревни. Именно эту цель преследовало его предложение, «чтобы 25 % конфискованного хлеба было распределено среди бедноты и маломощных середняков по низким государственным ценам или в порядке долгосрочного кредита». План хлебозаготовок 1928 г. удалось выполнить только ценой повальных обысков в деревнях и судебных репрессий [4, с. 470].

Партийные руководители, помня  указание Сталина во что бы ни стало  взять «эту крепость», нажать «по-большевистски», рьяно взялись за выполнение сталинских директив. На местах создаются наделенные всей полнотой власти чрезвычайные неконституционные  и внеуставные «хлебные тройки»  в составе секретаря и двух членов окружкома и райкома. С  целью активизации хлебозаготовок были широко применены методы продовольственной  разверстки. В результате «оздоровления» заготовительных и партийных  организаций на местах почти 1,5 тыс. коммунистов, «не желавших ссориться с кулаком», были привлечены к партийной ответственности.

Отсутствие критериев  определения понятия «кулак»  открывало широкий простор для  беззакония и произвола. Для выкачки  хлеба применялись не только «законные» (по 107 статье) судебные приговоры, но и внесудебные меры насилия. В Алтайском крае в селе Ая местные власти добивались от крестьян подписки о сдаче излишков посредством инсценировок расстрелов кулаков и середняков. За сокрытие хлебных излишков кулаков и многих середняков привлекали к суду. Только в Среднем Поволжье под суд было отдано 17 тыс. крепких хозяйств. Судебные органы в массовом порядке преследовали торговых посредников, владельцев мельниц и т. п. По отношению к предпринимательским слоям деревни вводились дополнительные налоги. Одновременно уменьшались кредиты, продажа сложной техники. Как и в период комбедов, большевистская власть поднимает против зажиточной части деревни бедноту. [4, с. 470].

Осенью 1928 г. на ноябрьском пленуме была сформулирована задача – увязать производственное кооперирование сельского хозяйства с разгромом кулачества. На пленуме Сталин определил колхозно-совхозное строительство в качестве важнейшего направления аграрной политики. На эти цели вдвое увеличивались капиталовложения. Тем самым фактически уже в 1928 г. нэп в деревне был ликвидирован. Его сменила политика «военно-феодальной эксплуатации крестьянства», взимания с него дани. Уже осенью 1929 г. примерно третья часть хлеба из деревни изымалась силой. В ответ на репрессивную политику крестьянство пыталось оказывать сопротивление. В 1929 г. было зарегистрировано до 1300 «кулацких» мятежей. Одновременно крупные зажиточные хозяйства дробились на мелкие, чтобы скрыть доходы и уменьшить налоги. Число кулацких хозяйств снизилось на 25 %. Уменьшался в целом приток продовольствия на городской рынок. Торговцы, не выдерживая произвола властей, закрывали свои предприятия. Экономический кризис приобретал всеобщий характер.

Кризис с очевидностью обнажил главную проблему нэповской  экономики – невозможность прямо  управлять накоплениями, сохраняя рыночные механизмы. Перспектива экономического застоя и реальная возможность социального  взрыва заставили советских руководителей отключить рыночные механизмы [4, с. 471].