Территориально пограничные конфликты КНР

Такой доктринальный подход политиков  Китая по вопросу о границах требовал добиваться от партнеров по переговорам, во-первых, признания допущенной в отношении Китая в прошлом "несправедливости" и согласия с китайской оценкой правового статуса ныне существующих границ и проведенного в прошлом разграничения как "нелегитимных" и, во-вторых, фактического согласия с необходимостью пересмотра и нового определения государственных границ взамен существующих независимо от их договорно-правового оформления.

В монографии обращается внимание на то, что руководители КНР неурегулированные или не до конца урегулированные пограничные вопросы использовали в качестве рычага психологического, дипломатического, политического и силового давления Китая на соседние страны во имя возрождения в том или ином виде "мироустройства по-китайски" и создания на рубежах Китая зоны своего исключительного политического влияния (с. 117).

Специальная глава монографии посвящена  китайско-индийскому пограничному конфликту 1959—1962 годов. Эта область пограничной  проблематики практически неизвестна российскому читателю и в этой связи представляет существенный интерес не только для специалистов-индологов, но и для политологов-международников, занимающихся проблемами безопасности в Азии, особенно во взаимоотношениях двух ее гигантов — Китая и Индии. Впрочем, она представляет интерес читателям и в этих странах. Здесь автор вводит в научный оборот обширный фактологический, исторический и правовой материал по китайско-индийским взаимоотношениям. В связи с китайско-индийским пограничным конфликтом рассматривается процесс достижения китайско-бирманского, китайско-непальского, китайско-монгольского, китайско-пакистанского и китайско-афганского соглашений о границе в 1960—1963 годах. Заслуживает внимания тактика Китая на переговорах с Индией, которая впоследствии получила наименование "комплексной сделки" и сводилась к предложению обмена одного района индийской территории, на который претендовал Китай, на другой район индийской же территории, на который Китай также выдвигал свои притязания. Весьма любопытно, что подобную схему "урегулирования" погранично-территориальных вопросов в различных модификациях китайская дипломатия впоследствии использовала в переговорах по аналогичным проблемам с Бирмой и с Россией (острова на реках Аргунь и Амур).

Автор отмечает, что "китайская дипломатия разработала схему многоступенчатого решения вопроса, при котором после достижения соглашения об общих принципах решения пограничного вопроса и делимитации границы создается впечатление, что он решен или почти решен, хотя на самом деле практическое решение его может оставаться в "подвешенном состоянии" так долго, как это будет нужно китайским политикам", причем "такое состояние "подвешенности" предоставляло китайской стороне широкое поле деятельности в ее отношениях с соответствующей страной, играя роль рычага, как минимум, психологического давления на нее" (с. 137).

Не обошел автор и анализа  концепции "неравноправных договоров", развиваемой в Китае с конца 1910-х годов, согласно которой все  договоры, заключенные европейскими державами со старым Китаем, априори рассматривались как имеющие неравноправный характер. Автор обращает внимание на необходимость учета исторических условий, в которых заключались так называемые "неравноправные договоры" с Китаем, поскольку договорные отношения государств в прошлом строились на правилах, принципах, обычаях и правовых нормах, существовавших именно в то время, когда заключались эти договоры. Поэтому по многим позициям эти договорные отношения не совпадают с современными подходами и нормами современного международного права. Программной статьей в органе ЦК КПК "Жэньминь жибао" от 8 марта 1963 г. неравноправными договорам прошлого в числе прочих договоров были названы Айгуньский договор 1858 г., Тяньцзиньский договор 1858 г., Пекинский дополнительный договор 1860 г., Санкт-Петербургский договор 1881 г., заключенные между Россией и Китаем. Данная публикация понадобилась руководству КНР для выдвижения в 1964 г. на консультациях по прохождению границы между двумя странами территориальных претензий к СССР в размере свыше 1540 тыс. кв. км советской территории.

Автор отмечает, что концепция "территориального долга" России перед Китаем была сформулирована именно на пограничных  консультациях 1964 г., причем китайская  сторона настаивала на том, чтобы  в текст соглашения было включено положение о признании русско-китайских договоров XIX—XX веков "неравноправными", навязанными царской Россией Китаю (с. 168). Здесь же отмечено, что официальное признание территориально-пограничных договоров между Россией и Китаем неравноправными с точки зрения современного международного права автоматически делало бы их нелегитимными. Далее последовало заявление председателя ЦК КПК Мао Цзэдуна от 10 июля 1964 г. о непредъявленном пока "реестре" по территориальному счету. Так возник вопрос о существовании слегка завуалированных территориальных претензий Китая к Советскому Союзу. Заметим попутно, что практически китайским политикам и дипломатам удалось под угрозой выдвижения более широких территориальных претензий к СССР навязать свою линию на переговорах, втянув СССР (а затем и Россию) в невыгодную для него дискуссию о границе, давным-давно оформленной в действующих и бессрочных русско-китайских договорах. На консультациях 1964 г. речь шла о "спорных районах" на советско-китайской границе, преимущественно на ее западной части (на территории Казахстана и республик Средней Азией), общей площадью порядка 35 тыс. кв. км.

Автор отмечает, что концепция "неравноправных договоров" была направлена на то, чтобы "так или иначе принудить  партнера признать, что в прошлом в отношении Китая была допущена несправедливость, в связи с чем оказываются сомнительными и легитимность проведенного в прошлом установления границ, и сам правовой статус границы, а потому весь этот "вопрос, оставленный историей", требует нового решения "на справедливой и рациональной основе", т. е. определения границ заново" (с. 171). К слову сказать, несмотря на то, что согласно Договору о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между РФ и КНР 2001 г. Российская Федерация и КНР стали "стратегическими партнерами", никто и никогда в Пекине до сих пор не отказался от "концепции спорных районов".

Спорным вопросам принадлежности островных  территорий, исключительной экономической зоны и континентального шельфа в Желтом, Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях посвящена отдельная глава монографии. Она насыщена обширным фактологическим материалом. Указанные вопросы комментируются в ней с привлечением норм международного морского права. Рассмотрение в ней вопроса о притязаниях Китая на небольшие островные территории — острова Сэнкаку, Парасельские острова и архипелаг Спратли, а также исключительной экономической зоны и континентального шельфа в указанных морях представляют интерес для специалистов — политологов-международников и правоведов. С 1988 г. ВМС КНР установили контроль над рядом рифов и атоллов архипелага Спратли с созданием на них военной базы. Военная оккупациях всех Парасельских островов была осуществлена Китаем в 1974 г. с созданием на них военной базы.

В этой связи автор приводит материалы концептуальной статьи в армейской газете "Цзефанцзюнь бао", посвященной проблемам морских границ Китая, согласно которой существуют якобы два вида границ — "географическая пограничная линия" и стратегическая пограничная линия в трех сферах" — на суше, на море и в воздухе. Первая представляет собой официальную границу государства, а вторая определяется и утверждается военными возможностями государства. В статье утверждается, что "эффективный контроль, осуществляемый в течение продолжительного времени над стратегическим районом за пределами географических границ, в конечном счете приводит к переносу географических границ" (с. 201—202). В этой статье обозначены перспективные претензии Китая на морской район площадью более 3 млн. кв. км. КНР имеет споры о разграничении исключительной экономической зоны и континентального шельфа со всеми прибрежными государствами в Желтом, Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях.

Следует отметить, что, занимаясь экскурсами в вопросы международного морского права, автор произвольно трактует положения Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. в отношении небольших по размеру островов, утверждая, что в указанной Конвенции не отражен момент обладания небольшими по размеру островами полосой территориальных вод и прилежащей зоны, использования их "как особого обстоятельства" при разграничении шельфа и экономической зоны при том понимании, что сами эти острова их иметь не могут (с. 203).

Достаточно обратиться к тексту Конвенции ООН по морскому праву 1982 г. Статья 6 ("Рифы") гласит: "В случае островов, расположенных на атоллах, или островов с окаймляющими рифами, исходной линией для измерения ширины территориального моря служит обращенная к морю линия рифа при наибольшем отливе…", т. е. от островов, расположенных на атоллах (небольших островов), отмеряется территориальное море (территориальные воды) шириной, согласно статье 3, не более 12 морских миль. Статья 7 ("Прямые исходные линии"), пункт 1 гласит: "В местах, где береговая линия глубоко изрезана и извилиста или где имеется вдоль берега и в непосредственно близости к нему цепь островов, для проведения исходной линии, от которой отмеряется ширина территориального моря, может применяться метод прямых исходных линий, соединяющих соответствующие точки", т. е. любые острова близ берега могут быть учтены как особое обстоятельство для применения метода прямых исходных линий, от которых отмеряется ширина территориальных вод (статья 7), а также ширина исключительной экономической зоны (статья 57) и ширина континентального шельфа (статья 76). Статья 121 ("Режим островов") гласит: "1. Остров представляет собой естественно образованное пространство суши, окруженное водой, которое находится выше уровня моря при приливе. 2. За исключением, предусмотренным в пункте 3, территориальное море, прилежащая зон, исключительная экономическая зона и континентальный шельф острова определяются в соответствии с положениями настоящей Конвенции, применимыми к другим сухопутным территориям. 3. Скалы, которые не пригодны для поддержания жизни человека или для самостоятельной хозяйственной деятельности, не имеют ни исключительной экономической зоны, ни континентального шельфа". Следовательно, скалы, атоллы и надводные рифы являются островами, но если эти небольшие по размеру острова непригодны для поддержания жизни человека или для самостоятельной хозяйственной деятельности, они обладают только территориальным морем (территориальными водами) шириной до 12 морских миль, однако не имеют ни исключительной экономической зоны, ни континентального шельфа.

В монографии много внимания уделено советско- и российско-китайским отношениям по пограничному вопросу. Автор справедливо обращает внимание на неправомерность претензий китайской стороны на острова на пограничных реках Аргунь Амур, Уссури и Сунгача. Так, "если говорить о принадлежности островов на реках Уссури и Амур, то … в соответствии с упомянутой картой [картой с красной чертой, приложенной к Пекинскому дополнительному договору 1860 г.], они находились, строго говоря, вне китайской территории" (с. 229). Касаясь спорных моментов Дополнительного соглашения между РФ и КНР о российско-китайской границе 2004 г., по которому Китаю были переданы острова Тарабарова и значительная часть острова Большой Уссурийский в районе города Хабаровска (всего 337 кв. км российской территории), автор отмечает, что местоположение пограничного знака литер "Е" … свидетельствовало, что при установлении и последующей постановки границы на местности исходили из того, что устье Уссури находится не у военного поста Хабаровска.., а у места слияния ее с южным рукавом Амура, именуемом ныне протокой Казакевича, и граница, следовательно, проходит по этой протоке" (там же). Еще одним примером китайской картографической агрессии в отношении советской (и российской) территории является то, что на китайских картах с конца 1920-х годов эти острова в районе Хабаровска стали обозначать как территорию Китая на том якобы основании, что после Парижской мирной конференции 1919 г. появилось новое положение о том, что пограничная линия должна проходить, как правило (но отнюдь не обязательно!), по середине главного фарватера судоходной реки и середине русла несудоходной реки. Автор справедливо отмечает: "Однако правовые положения, становясь правилами и нормами международного общения, не имели и не могли иметь обратной силы. Не имело его и положение о прохождении граничной линии на речных участках. Иными словами, все то, что было в прошлом установлено по "правилам игры" того времени, продолжало оставаться в силе до тех пор, пока заинтересованные стороны не договорятся об изменении существующего положения" (с. 231).

Автор объективно и трезво подходит к заключенному в октябре 2004 г. Дополнительному соглашению о российско-китайской границе. Так, обращается внимание на то, что принцип "50 на 50" при разделе спорных районов "применялся для определения границы только в тех районах, на которые выдвигались претензии китайской стороны, но которые находились под юрисдикцией партнера Китая", т. е. России. Это приводило к равному в принципе разделу спорных районов между сторонами, но "фактически основано на уступке Китаю и передаче ему части территории, ранее ему не принадлежавшей" (с. 234). Речь идет о реках Амур (сотни квадратных километров островных территорий), Аргунь, Уссури и Сунгача, участке российской территории в районе озера Хасан.

Опровергая устоявшееся мнение относительно границы на двух речных участках — в районе Хабаровска при слиянии рек Амур и Уссури (острова Тарабарова и Большой  Уссурийский) и на реке Аргунь (остров Большой) — и раздела находящихся  здесь островов, что "с юридической точки зрения эти острова являлись ничейными, а вопрос о границе с Китаем будто бы вообще никогда не был урегулирован", — мнение, распространявшееся в свое время ответственными работниками МИД РФ и официальными российскими средствами массовой информации и в том числе в Интернете на Веб-сайте Администрации Президента РФ, автор откровенно и прямо пишет: "Приведенные выше документы достаточно ясно свидетельствуют о четком определении прошлом русско-китайской границы и о принадлежности трех спорных островов России. Это же показано и на карте, прилагавшейся к Пекинскому договору 1860 г. … Иными словами, дополнительное соглашение 2004 г. является по сути своей односторонней территориальной уступкой России Китаю" (с. 234).

Однако конечный вывод автора о  том, что "заключением соглашения 2004 г. создана основа полного урегулирования пограничных вопросов между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой, окончательную черту под чем должен подвести договор о границе, закрепляющий в правовом отношении достигнутые соглашения [1991, 1994 и 2004 гг.], можно говорить, что подобная уступка вполне разумна и справедлива" (с. 234), вызывает удивление. Выходит, что достигнутые и реализованные три соглашения являются необоснованной территориальной уступкой России Китаю, однако юридически ничего не гарантируют, а только создают условия для подготовки общего договора, устанавливающего границу между Россией и КНР.

Можно констатировать, что в результате проведения активной наступательной политики по надуманному и несуществующему территориальному вопросу, навязанной китайской стороной Советскому Союзу с 1960-х годов и в период "перестройки" и современной России дипломатической дискуссии, последующего подписания соглашений 1991, 1994 и 2004 годов Китай ничего не потерял и не уступил, но добился передачи (уступки) ему вполне реальных более полутора тысяч квадратных километров территории, не принадлежавшей ему по русско-китайским договорам второй половины XIX — начала XX века, а принадлежавшей России. Это — своеобразная политика "умиротворения" со стороны советской и российской дипломатии необоснованных требований Китая к СССР и России. При этом в принципе вопрос о "неравноправных договорах" и "историческом долге" в российско-китайских отношениях может быть поднят китайской стороной в любое удобное для нее время в обозримом будущем.