Творчество Гумилева

Введение

 

К эпохе серебряного века принадлежат символизм и акмеизм, футуризм и эгофутуризм и многие другие течения. "И хотя мы зовем  это время серебряным, а не золотым  веком, может быть, оно было самой  творческой эпохой в российской истории" [1, 10

 

Акмеисты (от греческого слова  “акме” - цветущая пора, высшая степень  чего-либо) призывали очистить поэзию от философии и всякого рода “методологических” увлечений, от использования туманных намеков и символов, провозгласив возврат к материальному миру и принятие его таким, каков он есть: с его радостями, пороками, злом и несправедливостью, демонстративно отказываясь от решения социальных проблем и утверждая принцип  “искусство для искусства”[1,50] .

 

1. Акмеизм.

 

Акмеизм возник в 1910 - е годы в "кружке молодых", поначалу близких  символизму поэтов. Стимулом к их сближению  была оппозиционность к символической  поэтической практике, стремление преодолеть умозрительность и утопизм символических  теорий.

 

Акмеисты провозгласили  своими принципами:

 

освобождение поэзии от символистских  призывов к идеальному, возвращение  ей ясности, вещности, "радостного любования  бытием"[4,56];

 

стремление придать слову  определенное точное значение, основывать произведения на конкретной образности, требование "прекрасной ясности";

 

обращение к человеку к "подлинности  его чувств";поэтизацию мира первозданных эмоций, первобытно - биологического природного начала, доисторической жизни Земли  и человека.

 

В октябре 1911 года было основано новое литературное объединение - "Цех  поэтов". Название кружка указывало  на отношение участников к поэзии как к чисто профессиональной сфере деятельности. "Цех" был  школой формального мастерства, безразличного  к особенностям мировоззрения участников. Руководителями "Цеха" стали Н. Гумилев и С. Городецкий.

 

Из широкого круга участников "Цеха" выделилась более узкая  и эстетическая более сплоченная группа: Н. Гумилев, А. Ахматова, С. Городецкий, О. Мандельштам, М. Зенкевич и В. Нарбут. Они составили ядро акмеистов. Другие участники "Цеха" (среди них  Г. Адамович, Г. Иванов, М. Лозинский  и другие), не являясь правоверными акмеистами, представляли периферию  течения. Акмеисты издали десять номеров  своего журнала "Гиперборей" (редактор М. Лозинский), а также несколько  альманахов "Цеха поэтов".

 

Главное значение в поэзии акмеизма приобретает художественное освоение многообразного и яркого земного  мира. Акмеистами ценились такие элементы формы, как стилистическое равновесие, живописная четкость образов, точно  вымеренная композиция, отточенность деталей. В их стихах эстетизировались хрупкие грани вещей, утверждалась "домашняя" атмосфера любования "милыми мелочами".

 

Акмеисты выработали тонкие способы передачи внутреннего мира лирического героя. Часто состояние  чувств не раскрывалось непосредственно, оно передавалось психологически значимым жестом, перечислением вещей. Подобная манера "материлизации" переживаний  была характерна, например, для многих стихотворений А. Ахматовой[1,71].

 

Пристальное внимание акмеистов  к материальному, вещному миру не означало их отказа от духовных поисков. Со временем, особенно после начала Первой мировой войны, утверждение  высших духовных ценностей стало  основой творчества бывших акмеистов. Настойчиво зазвучали мотивы совести, сомнения, душевной тревоги и даже самоосуждения (стихотворение Н. Гумилева "Слово", 1921). Высшее место в  иерархии акмеистических ценностей  занимала культура. "Тоской по мировой  культуре" назвал акмеизм О. Мандельштам. Если символисты оправдывали культуру внешними по отношению к ней целями, (для них она - средство преображения жизни), а футуристы стремились к  ее прикладному использованию (принимали  ее в меру материальной полезности), то для акмеистов культура была целью  себе самой.

 

С этим связано и особое отношение к категории памяти. Память - важнейший этический компонент  в творчестве трех самых значительных представителей акмеизма - А. Ахматовой, Н. Гумилева и О. Мандельштама. В эпоху  футуристического бунта против традиций акмеизм выступил за сохранение культурных ценностей, потому что мировая культура была для них тождественной общей  памяти человечества[2,45].

 

Акмеистическая программа  ненадолго сплотила самых значительных поэтов этого течения. К началу Первой мировой войны рамки единой поэтической  школы оказались для них тесны, и каждый из акмеистов пошел своим  путем. подобная эволюция, связанная  с преодолением эстетической доктрины течения, была характерна и для лидера акмеизма Н. Гумилева. На раннем этапе  формирования акмеизма существенное влияние  на новое поколение поэтов оказывали  взгляды и творческая практика М.А. Кузмина, ставшего, наряду с И.Ф. Анненским, одним их "учителей" акмеистов. Ощутить существо стилистической реформы, предложенной акмеистами, поможет последовательное обращение к творчеству лидера нового течения Н. Гумилева.

 

2. Творчество Николая Гумилева

 

Николай Степанович Гумилев  прожил очень яркую, но короткую, насильственно  прерванную жизнь. Огульно обвиненный в антисоветском заговоре, он был  расстрелян. Погиб на творческом взлете, полный ярких замыслов, всеми признанный Поэт, теоретик стиха, активный деятель  литературного фронта.

 

И свыше шести десятков лет его произведения не переиздавались, на все им созданное был наложен  жесточайший запрет. Само имя Гумилева обходили молчанием. Лишь в 1987 году стало  возможно открыто сказать о его  невиновности.

 

Вся жизнь Гумилева, вплоть до трагической его смерти, -- необычна, увлекательна, свидетельствует о  редком мужестве и силе духа удивительной личности. Причем ее становление протекало  в спокойной, ничем не замечательной  обстановке. Испытания Гумилев находил  себе сам.

 

Будущий поэт родился в  семье корабельного врача в Кронштадте. Учился в Царскосельской гимназии. В 1900-1903 гг. жил в Грузии, куда получил  назначение отец. По возвращении семьи  продолжал занятия в Николаевской царскосельской гимназии, которую закончил в 1906 г. Однако уже в это время он отдается своему страстному увлечению поэзией.

 

Первое стихотворение  публикует в «Тифлисском листке» (1902), а в 1905 г.-- целую книжку стихов «Путь конквистадоров». С тех пор, как сам позже заметил, им целиком завладевает «наслаждение творчеством, таким божественно-сложным и радостно-трудным».

 

Творческое воображение  пробудило в Гумилеве жажду познания мира. Он едет в Париж для изучения французской литературы. Но покидает Сорбонну и отправляется, несмотря на строгий запрет отца, в Африку. Мечта увидеть загадочные земли  изменяет все прежние планы. За первой поездкой (1907) последовали еще три  в период с 1908 по 1913 г., последняя в составе организованной самим Гумилевым этнографической экспедиции.

 

В Африке он пережил много  лишений, болезней, на опасные, грозившие  смертью испытания шел по собственному желанию. А в результате привез из Абиссинии ценные материалы для  Петербургского Музея этнографии.

 

Обычно считают, что Гумилев  стремился только к экзотике. Страсть  к путешествиям, скорее всего, была вторичной. В. Брюсову он объяснил ее так: «...думаю уехать на полгода в  Абиссинию, чтобы в новой обстановке найти новые слова»[3,42]. О зрелости поэтического видения неотступно думал  Гумилев.

 

В первую мировую войну  ушел добровольцем на фронт. В корреспонденциях с места военных действий отразил  их трагическую сущность. Не счел нужным обезопасить себя и участвовал в  самых ответственных маневрах. В  мае 1917 г. уехал по собственному желанию на Салоникскую (Греция) операцию Антанты.

 

На родину Гумилев вернулся лишь в апреле 1918 года. И сразу  включился в напряженную деятельность по созданию новой культуры: читал  лекции в институте Истории искусств, работал в редколлегии издательства «Всемирная литература», в семинаре пролетарских поэтов, во многих других областях культуры.

 

Перенасыщенная событиями  жизнь не помешала стремительному развитию и расцвету редкого таланта. Один за другим выходят поэтические сборники Гумилева: 1905 -- «Путь конквистадоров», 1908 -- «Романтические цветы», 1910 -- «Жемчуга», 1912 -- «Чужое небо», 1916 -- «Колчан», 1918 -- «Костер», «Фарфоровый павильон» и поэма  «Мик», 1921 -- «Шатер» и «Огненный  столп».

 

Писал Гумилев и прозу, драмы, вел своеобразную летопись поэзии, занимался теорией стиха, откликался на явления искусства других стран. Как он сумел все это вместить в какие-то полтора десятка лет, остается секретом. Но сумел и сразу  привлек внимание известных деятелей литературы.

 

Жажда открытия неведомой  красоты все-таки не была удовлетворена. Этой заветной теме посвящены яркие, зрелые стихи, собранные в книге  «Жемчуга». От прославления романтических  идеалов поэт пришел к теме исканий, собственных и общечеловеческих. «Чувством пути» (определение Блока; здесь перекликнулись художники, хотя и разное ищущие) проникнут сборник  «Жемчуга»[4,67]. Самое его название исходит от образа прекрасных стран: «Куда не ступала людская нога,/Где  в солнечных рощах живут великаны/И  светят в прозрачной воде жемчуга». Открытие ценностей оправдывает  и одухотворяет жизнь. Символом этих ценностей и стали жемчуга. А  символом поиска -- путешествие. Так реагировал Гумилев на духовную атмосферу своего времени, когда определение новой позиции было, главным.

 

По-прежнему лирический герой  поэта неиссякаемо мужествен. В  пути: оголенный утес с драконом -- «вздох» его -- огненный смерч». Но покоритель вершин не знает отступлений: «Лучше слепое Ничто,/Чем золотое  Вчера...» Поэтому так влечет полет  гордого орла. Авторская фантазия как бы дорисовывает перспективу  его движения -- «не зная тленья, он летел вперед»:

 

Он умер, да! Но он не мог  упасть,

 

Войдя в круги планетного движенья,

 

Бездонная внизу зияла  пасть,

 

Но были слабы силы притяженья[3,58].

 

Небольшой цикл «Капитаны», о котором так много высказывалось  несправедливых суждений, рожден тем  же стремлением вперед, тем же преклонением перед подвигом:

 

«Ни один пред грозой не трепещет,

 

Ни один не свернет паруса».

 

Гумилеву дороги деяния незабвенных  путешественников: Гонзальво и Кука, Лаперуза и де Гама... С их именами  входит в «Капитаны» поэзия великих  открытий, несгибаемой силы духа всех, «кто дерзает, кто хочет, кто ищет» (не здесь ли нужно видеть причину  суровости, ранее социологически истолкованной: «Или, бунт на борту обнаружив,/Из-за пояса рвет пистолет»?)[3,67].

 

В «Жемчугах» есть точные реалии, скажем, в картине береговой жизни  моряков («Капитаны»). Однако, отвлекаясь от скучного настоящего, поэт ищет созвучий с богатым миром свершений  и свободно перемещает свой взгляд в пространстве и времени. Возникают  образы разных веков и стран, в  частности вынесенные в заглавия стихотворений: «Старый конквистадор», «Варвары», «Рыцарь с цепью», «Путешествие в Китай». Именно движение вперед дает уверенность автору в избранной  идее пути. А также -- форму выражения.

 

Ощутимы в «Жемчугах» и  трагические мотивы -- неведомых  врагов, «чудовищного горя». Такова власть бесславного окружающего. Его яды  проникают в сознание лирического  героя. «Всегда узорный сад души»  превращается в висячий сад, куда так страшно, так низко наклоняется  лик луны -- не солнца.

 

Испытания любви исполнены  глубокой горечи. Теперь пугают не измены, как в ранних стихах, а потеря «уменья летать»: знаки «мертвой томительной скуки»; «поцелуи -- окрашены кровью»; желание «заворожить садов  мучительную даль»; в смерти найти  «острова совершенного счастья».

 

Смело проявлено подлинно гумилевское -- поиск страны счастья  даже за чертой бытия. Чем мрачнее  впечатления, тем упорнее тяготение  к свету. Лирический герой стремится  к предельно сильным испытаниям: «Я еще один раз отпылаю упоительной  жизнью огня». Творчество -- тоже вид самосожжения: «На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ/И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача»[3,73].

 

В статье «Жизнь стиха» Гумилев  писал: «Под жестом в стихотворении  я подразумеваю такую расстановку  слов, подбор гласных и согласных  звуков, ускорений и замедлений ритма, что читающий стихотворение невольно становится в позу героя, испытывает то же, что сам поэт...»[2,108] Таким  мастерством владел Гумилев.

 

Неутомимый поиск определил  активную позицию Гумилева в литературной среде. Он скоро становится видным сотрудником  журнала «Аполлон», организует «Цех поэтов», а в 1913 г. вместе с С. Городецким формирует группу акмеистов.

 

Самый акмеистический сборник  «Чужое небо» (1912) был тоже логичным продолжением предшествующих, но продолжением иного устремления, иных замыслов.

 

В «чужом небе» снова ощущается  беспокойный дух поиска. В сборник  были включены небольшие поэмы «Блудный сын» и «Открытие Америки». Казалось бы, они написаны на подлинно гумилевскую  тему, но как она изменилась!

 

Рядом с Колумбом в «Открытии  Америки» встала не менее значительная героиня -- Муза Дальних Странствий. Автора теперь увлекает не величие  деяния, а его смысл и душа избранника судьбы. Может быть, впервые во внутреннем облике героев-путешественников нет  гармонии. Сравним внутреннее состояние  Колумба до и после его путешествия: Чудо он духовным видит оком.

 

Целый мир, неведомый пророкам,

 

Что залег в пучинах  голубых,

 

Там, где запад сходится с востоком.

 

А затем Колумб о себе: Раковина я, но без жемчужин,

 

Я поток, который был запружен.

 

Спущенный, теперь уже не нужен.

 

«Как любовник, для игры другой

 

Он покинут Музой Дальних  Странствий».