Военный конфликт в Ливии в освещении российской и американской прессы (2011-2012 г.)

Характеристика как политическому деятелю и личности зачастую дается опосредованно, только транслируются слова западных СМИ или выступления иностранных и отечественных политических деятелей, военных министров, политологов и т.д. Издание таким образом пытается максимально объективно отобразить как мнения сторонников, так и противников полковника. Преимущественно этот образ получается ярко отрицательным: «Этот человек болен и очень опасен»³; «его называли параноиком, и ярко выраженным нарциссом, и даже Гитлером»⁴, «отдать его под суд как военного преступника, виновного в геноциде своего народа»⁵. Некоторая кажущаяся однобокость связана скорее с объективными причинами, согласно мнению на страницах самого издания, у полковника не осталось политических союзников, и государства, высказывающиеся против иностранной интервенции, скорее, считали неоправданным само вмешательство третьих стран во внутригосударственные конфликты. Но, все же, основываясь на мнениях и собственных наблюдениях, можно выделить некоторые позитивные моменты в образе, сглаживающие односторонность изображения: «Он был доступен, прозрачен и человечен. Когда ты с ним оставался один на один, это был занимательный, чуткий старший брат»⁶; «все разговоры о том, что Каддафи остался только с кучкой своих гвардейцев и каких-то мифических наемников не стоят выеденного яйца»⁷.

Характеризуя политику Каддафи и его личность, издание дает все же преимущественно резко отрицательную оценку. Достаточно частая формулировка для него «диктатор»: «что Каддафи является диктатором, ни у кого вроде бы не вызывает сомнений»⁸; «ливийцы - во всяком случае, граждане восточной части страны - устали жить под диктатором»⁹. Полковник показан как глава правительства, крайне странно выстраивающий политику в современных условиях, явный авторитарный лидер, проводится аналогия с другим диктатором – Саддамом Хусейном, например:  «Риторика, которую использует полковник в своих выступлениях, как две капли воды напоминает заявления, которые перед началом военной операции в Ираке делал Саддам Хусейн»¹⁰. Создается образ  недемократического главы правительства страны, крайне своевольного, деспотичного, противника демократии, гласности и свободы слова: «если Муаммару Каддафи нечего скрывать, то отчего он так боится журналистов?»¹¹; «насмотрелись на самодурство своего лидера, натерпелись от беззакония»¹².

Полковник изображается как личность крайне эксцентричная, странная, неуравновешенная. Поведение его не укладывается в границы нормального не только для политика, но и человека в повседневной жизни, что отражается в данных ему определениях:  «незаурядно неадекватный», «немного экзотичен», «безумен», «чудачествах», «пугало», «чудаковатый царь».

Действия его непосредственно в военном конфликте против войск оппозиции и лиц гражданского населения не находят пониманию ни у кого в мировом сообществе, методы подавления восстания оцениваются как явно агрессивные, жестокие и антигуманные: «Расстрел собственного народа, безусловно, отобрал у главного джамахирийца членскую карту в элитный клуб мировых лидеров»¹³; «Вы должны понять и передайте там у себя всем другим, что иначе Каддафи нас всех поголовно истребит»¹⁴; «все эти заверения, не мешают ливийскому "джихадисту" проявлять полнейшее равнодушие к призывам остановиться и прекратить утюжить танками мирное население»¹⁵.

Описывая взаимоотношения полковника с мировым политическим сообществом, риторику видения диалога с другими странами в период войны в журналистских материалах используются следующие формулировки: «врет», «до какой степени цинизма доходит», «отбился от рук, зарвался», «злой смех», стал «изгоем мировой политики». Он предлагает дружбу наиболее странам, суля будущие экономические выгоды, выставляет себя жертвой западного заговора, демонстрирует некоторую как будто «политическую наивность». 

В целом и  ответственность за выступления, которые  действительно имели социально-экономические предпосылки, накладывается на лидера Джамахирии, но утверждается также, что он лишь «вершина айсберга ливийских проблем» и «при всей своей непредсказуемости и всем своем сумасбродстве Каддафи действительно создал в Ливии какие-то зачатки социальной справедливости»¹⁶.

Муаммар Каддафи представляется как честолюбивый политик, стремящаяся расширить свою власть, с непомерными амбициями, распространяющимися не только на территорию Ливии, но и на арабский мир: «Он никогда не был лидером арабского мира, хотя и хотел им стать»¹⁷.

Полковник показан  как личность непримиримая, бескомпромиссная, крайне фанатичная, доходящая в своей убежденности до исступления: «пренебрежительно отзывается о собственном народе, обещая скормить собакам всех, кто пойдет против него»¹⁸. На грани безоговорочного поражения демонстрирует крайнюю неуступчивость, согласился бы только на «демонстративный отъезд, а не бегство под покровом ночи», неоднократно заявлял «о готовности умереть и стать мучеником», но, однако, в критической ситуации, когда повстанческие силы стали представлять реальную угрозу,  «банально пытался скрыться». 

В «New York Post» присутствует более резкая, односторонняя оценка личности лидера Джамахирии. Положительные моменты отсутствуют совсем, а мнение о нем исключительно полярно.

Практически стандартной  характеристикой наравне с нейтральными была  «диктатор». Для описания авторитарности режима правления Каддафи используется большее количество определений: «тиран», «деспот», что является явным указанием на недемократичность  характера полковника. США, принимая активное участие в действиях западных коалиционных сил, привычно выставляла себя в качестве гаранта защиты демократии и соблюдения прав человека,  поэтому большое значение уделялось создание образа полковника как явного противника демократии.

Издание создает образ жестокого самодура, не просто ведущего борьбу со своими политическими противниками, а расправляющегося со своим народом, крайне мстительного, представляющего угрозу для гражданского населения, что видно в определениях его действий: «убой своего народа», «совершаемой резни».

Полковник изображается как фанатик, убежденный в собственной правоте, слепо верящий в поддержку его населением, но игнорирующий действительную обстановку, «видящий в пустыни миражи»: «Диктатор, бредящий деспот по-прежнему обитает в мире фантазии, где его страна в мире, и он почитается его верноподданными»¹⁹. Газета представляет лидера Джамахирии как политика, который еще поддерживает свою власть на западе страны исключительно при помощи иностранных наемных отрядов, состоящих из профессиональных убийц, хорошо организованных и вооруженных, называемых «сбродом армии Муаммара Каддафи». Для подавления восстания полковник будет пользоваться любыми средствами, вплоть до полного разрушения оппозиционных территорий, использовать тактику «выжженного песка», и расправляться над всеми участниками восстания, принуждать к повиновению любыми методами: «убивать мирных жителей наугад, чтобы терроризировать население к повиновению»²⁰.

Акцент в  отображении полковника журналисты делают на том, что внутри страны не осталось лояльно настроенного к нему населения, люди устали от его «царствования», «ненавидели бредового лидера», его правление держалось только на страхе и политических репрессиях, что видно в формулировках: «кровавый режим», «репрессивный режим», «Дракула Ливии», «безжалостная машина смерти». В создании его образа также присутствуют определения, характеризующие его как «невменяемого», «сумасшедшего», «безумного» и крайне резкие формулировки: «конченый человек», «монстр».

Но для обоснования  участия западных сил на Ливийской территории, видимо, недостаточно представления его жестокой политики только внутри страны, и потому образ выводится шире. Он изображается как лидер, в силу своей неадекватной внешней политики, не имеющий политических союзников, окруженный исключительно враждебно настроенными странами: «Каддафи потратил десятилетия для сбора врагов»²¹. А в глобальном масштабе образ полковника получается как реальная угроза современному обществу, «сторонник терроризма», финансировавший в прошлом разные террористические организации, а также прибегающий к помощи «террористических союзников»: «чудовищный Каддафи – ведущий посредник терроризма на Ближнем Востоке»²². Издание утверждает способность лидера Джамахирии своей политикой привести к напряженности, нестабильности ситуации на Ближнем Востоке, стать реальной угрозой для национальных интересов США: «реальные враги свободы и Америки».

Итак, в «Российской  газете» и «New York Post» образ Муаммара Каддафи получается резко отрицательным. Доминирующими чертами его портрета являются авторитаризм, жестокость, эксцентричность, непримиримость, милитаризм, бескомпромиссность. Но если «Российская газета» учитывает  и положительные аспекты личности и выставляет полковника только как причину внутренних социально-экономических проблем страны, отсутствия демократии, то «New York Post» выводит негативную сторону на несколько больший масштаб, характеризуя его как реальную угрозу для стабильности Ближневосточного региона, национальных интересов США, свободы и демократии.  

2.2 Образ  ливийских повстанцев 

Вторым участником военного конфликта является ливийская  оппозиция. Выступления ее начались в конце февраля 2011 года с мирных акций протеста, которые переросли в военные выступления. Главным органом правительства повстанцев стал Национальный переходный совет.

На основе анализа  материалов мы попытались выявить образ ливийской оппозиции, который был создан на страницах «Российской газеты» и «New York Post».

В описании ливийских  повстанцев «Российская газета»  придерживается умеренной позиции. В материалах издания они именуются  преимущественно семантически нейтральными словами  «оппозиционеры», «повстанцы», «противники Каддафи», но часто встречаются и определение с ярко выраженной отрицательной коннотацией – «мятежники».

Издание анализирует предпосылки к выступлениям в Ливии и с одной стороны  утверждает, что у волнений были социально-экономические причины. С другой, хотя и избегая формулировки официального Триполи о «бандитском мятеже», все же говорит, что внутри страны «заварили кашу».

Рассматривается мнение, что повстанцы на самом  деле не борцы за свободу, ищущие в  коренных преобразованиях и смене власти улучшения уровня жизни, преодоления безработицы, построения демократического государства с достаточным уровнем гражданского общества и гласности, а слепо руководимые политиками,  преследующими интересы крупных промышленников и экономической элиты: «Однако сведущие граждане советуют не обольщаться на сей счет, напоминая о тех, кто, оставаясь в тени, финансировал переворот и, что называется, "дергал за веревочки"».²³

Обрисовывая формирование новое правительство, журналисты в публикациях указывают, что многие из членов Национального Переходного совета имеют «темное» прошлое, связанное с терроризмом: «все чаще звучит слово "Аль-Каида", когда речь заходит о прошлых связях руководителей ливийских сил, воюющих против Каддафи»²⁴; «Теперь Бельхадж и многие из его соратников по Исламской группе – ключевые фигуры в новом Переходном совете Ливии»²⁵. Причем газета отмечает, что в самом лагере повстанцев не все гладко и им не чужды внутриполитические разногласия, приводящие, например, к смерти одного из лидеров: «генерал стал жертвой внутренних разборок и погиб от рук соратников по борьбе с Каддафи»²⁶. Также, издание учитывает, что на стороне оппозиции участвуют отряды, сформированные из участников запрещенных в прошлом в Ливии партий радикального ислама.  С другой стороны, на основе собственных наблюдений авторы материалов делают вывод, что рядовые ливийцы, воющие против правительства, совершенно не похожи на боевиков экстремистских организаций:  «На фанатиков "Аль-Каиды" они непохожи. А ведь Муамар Каддафи уверяет всех, что против него воюют исключительно исламские террористы. Нет, вполне себе современные молодые люди. Такие у нас учатся в МГУ».²⁷

Правительство восставших характеризуется как не имеющее четкого плана действий, мало представляющие дальнейшее развитие страны и неспособное без помощи извне преодолеть сложившуюся кризисную ситуацию: «Программа Национального переходного совета неизвестна, главное для них – получить власть»²⁸; «Очевидно, решение внутренних задач  ливийцы собираются переложить на плечи ЕС»²⁹. При этом издание отмечает некоторую бескомпромиссность и несговорчивость, политики «демонстрируют редкостную неуступчивость»: «они с ходу отвергли просьбу Британии выдать террориста аль Меграхи, виновного во взрыве пассажирского самолета над шотландским местечком Локерби в 1988 году и международного уголовного суда»³⁰. Журналистами высказывались предположения, что оппозиция, которая поддерживалась Западом, может доставить ему еще гораздо больше неудобств, чем правительство Каддафи, в частности эти опасения были связаны с возможным формированием нового государства, построенном на законах шариата: «Волк, переодевшись в овечью шкуру, в конечном итоге сумел обмануть пастуха»³¹. Хотя газета учитывает и позитивные моменты в образе оппозиционных политиков, касающиеся международных отношений и возобновления утраченных социально-экономических связей: «Нынешнее ливийское руководство подает нам сигналы о намерениях восстановить прежде всего межгосударственное сотрудничество»³².

В вопросах ведения  боевых действий повстанческие силы получают отрицательную характеристику.  На поверку оказывается, что оппозиция готова жестко расправляться с политическими противниками: «повстанцы брошены на добивание остатков прежнего режима». Издание подчеркивает, что после перелома хода боевых действий они начинают действовать на завоеванных территориях, как настоящие захватчики: «последние дни бесчинствуют в Триполи и других городах Ливии»³³. Применяют к врагам репрессивные методы, расстреливая сторонников Каддафи, даже если их вина не была доказана, что может привести к разбирательствам в международном суде: «Спрятать свои зверства от мира у ливийских революционеров не получается».³⁴ Но, избегая односторонности в создании портрета повстанцев, журналисты подмечают позитивные моменты, касающиеся прежде всего отдельных рядовых ливийцев. Они изображаются как добросовестные солдаты, искренне преданные своему делу, зараженные идеей свободы и действующие из благих побуждений,  готовые строить общество на новых взаимоотношениях, восстанавливать страну: «Потом ворвались повстанцы. Собрали всех нас, говорят: "Не волнуйтесь, работайте спокойно, теперь все будет хорошо"»³⁵; «Мой другой бородатый собеседник полковник полиции Саади Мухаммад Заиди, который отвечает за безопасность в столице, на вопрос, кого они прочат на высший пост в государстве, так и сказал: "Мы обязательно выберем самого достойного человека. И строго по конституции - не больше чем на восемь лет. Будь он даже таким мудрым, как пророк Мухаммед"»³⁶.