Следует добавить, что мобилизационное
напряжение советских десятилетий не допускало
существования каких бы то ни было конкурирующих
с государством автономных институтов
с их собственной системой принятия решений.
Не могла быть таким институтом и семья —
ни традиционная, ни городская. Поэтому
в советское время в явном или неявном
виде восстановленный принцип человек для семьи дополнился
новым принципом: семья для государства.
Власти очень скоро научились использовать
громкое морализирование в патриархально-семейном
духе, что позволяло бесцеремонно вмешиваться
в жизнь семьи: морализаторскими заклинаниями
сопровождались запрет аборта, ограничение
разводов, непризнание незарегистрированных
браков, повышенное внимание к «моральному
облику» при назначении на «ответственные»
должности, вмешательство «общественности»
в семейные дела, преувеличенное целомудрие
официального искусства.
Эволюция взглядов на семью в последние
десятилетия XX века отражала объективные
процессы постепенного утверждения городской
семьи в новом социальном мире, ее возрастающую
тягу к самостоятельности, «суверенности»,
хотя, конечно, десятилетия государственного
патернализма оставили глубокий след.
Но все же разрыв с идеями всеобъемлющего
патернализма, равно как и тесно связанным
с ним принципом семья для государства,
к концу столетия обозначился довольно
четко. С принципом человек для семьи дело
обстояло иначе. Он был основательно укоренен
в культуре. Массовое сознание долго не могло
освободиться от заветов патриархальности.
И все же при всей важности устойчивых
идеологических позиций их влияние на
реальное развитие событий не абсолютно.
Старая патриархальная семья с присущими
ей ценностями действительно разрушалась,
и это подрывало не только классический
принцип человек для семьи, но и
его советское дополнение принципом семья для государства.
Какое-то время казалось, что в России,
как и в других развитых странах, место
старой семьи заступает новая, достаточно
стабильная супружеская малодетная семья
городского типа, сильно отличающаяся
от патриархальной, но все же сохраняющая
по отношению к ней и определенную преемственность.
Однако тенденции развития европейской
семьи самого последнего времени заставляют
усомниться в надежности такого прогноза.
Судя по всему, поиск новых форм организации
личной жизни человека выходит за рамки
супружеской семьи и пока далеко не завершен,
так что исследователям не остается ничего
иного, как наблюдать за происходящими
изменениями, стремясь понять их не всегда
ясный глубинный смысл.
Эта задача стоит и перед исследователями
российской семьи, которая, хотя и не совсем
синхронно с европейской, также быстро
видоизменяется, о чем свидетельствуют
все количественные показатели, все новые
параметры жизненного цикла семьи — возраст
вступления в брак и продолжительность
жизни в браке, количество регистрируемых
и нерегистрируемых браков и их соотношение,
доля одиноких, число разводов и повторных
браков, число детей, возраст родителей
при их рождении, доля внебрачных рождений,
размер и состав семьи на разных этапах
ее жизненного цикла. Конкретные значения
этих показателей будут рассмотрены и
прокомментированы далее.
Глава II. Основные направления
сохранения традиционных семейных ценностей
в контексте обеспечения национальной
безопасности РФ.
2.1 Морально-психологические
основы сохранения традиционных
семейных ценностей в контексте
обеспечения национальной безопасности
РФ…………………………………………………………………………
2.1 Материальные
основы сохранения традиционных
семейных ценностей в контексте
обеспечения национальной безопасности
РФ.
2.2 Основные направления
совершенствования правовых и организационных
основ государственной политики в сфере
сохранения традиционных семейных ценностей.
Правительство России утвердило
концепцию государственной семейной политики.
В числе прочего в этом документе перечислены
и традиционные семейные ценности.
Распоряжение об утверждении
концепции, рассчитанной до 2025 года,
подписал председатель правительства
Дмитрий Медведев.
В одном из разделов
документа речь идет и о
традиционных ценностях, которые
объявлены приоритетом государственной
семейной политики. «Приоритетами государственной
семейной политики на современном этапе
являются утверждение традиционных семейных
ценностей и семейного образа жизни, возрождение
и сохранение духовно-нравственных традиций
в семейных отношениях и семейном воспитании»,
— говорится в концепции.
Далее перечислены и сами ценности — например,
они подразумевают отрицание однополых
браков.
«К традиционным семейным
ценностям, провозглашаемым Концепцией,
относятся ценности брака, понимаемого
как союз мужчины и женщины, основанный
на государственной регистрации в органах
записи актов гражданского состояния,
заключаемый в целях создания семьи, рождения
и (или) совместного воспитания детей,
основанный на заботе и уважении друг
к другу, к детям и родителям, характеризующийся
добровольностью, устойчивостью и совместным
бытом, связанный с взаимным стремлением
супругов и всех членов семьи к его сохранению»,
— сказано в документе.
Пропагандировать традиционные ценности
государство намерено с помощью СМИ. «Проведение
в средствах массовой информации на постоянной
основе целенаправленной пропаганды в
поддержку традиционных ценностей семьи
и брака, морали и нравственности», — так
звучит одно из направлений новой семейной
политики.
Заключение
Сегодня назрела острая
необходимость в создании государственной
семейной политики, ориентированной
на развитие и укрепление семьи,
совершенствовании нормативно-правовой
базы социальной поддержки семьи и
позитивного родительства, в усилении
мер по обеспечению информационной
безопасности семьи и детства в РФ.
Стратегией достижения цели
государственной семейной политики
в отношении семьи является создание
условий для ее становления и развития
в качестве полноценного и самостоятельного
субъекта российского общества. Сущность
государственной семейной политики в
современной России должна состоять в
том, чтобы это была относительно обособленная
часть социальной политики,
разрабатываемая и осуществляемая
государством совместно с институтами
гражданского общества, воздействующая
на функционирование семьи как одного
из общественных институтов и одновременно
индивидов (отца, матери, супругов, родителей,
детей, родственников) как носителей семейных
ролей. Одним из главных принципов проводимой
государством семейной политики должна
стать взаимная социальная ответственность
всех субъектов.
В настоящее время
главная цель государства должна
заключаться в создании условий
для достойной жизни каждому
человеку. Именно качество человека
– самый достоверный показатель
жизнеспособности государства, той
семейной политики, которую власти
стараются реализовать в отношении
человека и семьи. Будущее России
должно определяться не только
укреплением обороноспособности, но
и развитием семьи как не
менее важного элемента.
Самое нужное для России – воспринять
приоритетную значимость института
полноценной семьи как национальную
идею. Национальная идея – возрождение
могущества России, основанного на традиционных
духовно-нравственных ценностях, социальной
солидарности, равных обязанностях и правах
граждан.
Цель демографического управления
в современной России видится в увеличении
численности населения. Однако для обывателя,
как и либерального скептика, ценностное
значение данной целевой установки сомнительно.
Чем больше населения, возражают они, тем
ниже индивидуальное потребление совокупного
общественного богатства. Так зачем же
России добиваться популяционного прироста?
Нами выдвигается и обосновывается
тезис о наличие прямой факторной связи
между демографическим состоянием народа
и жизнеустойчивостью национальной государственности.
Происходящие в России и мире процессы,
связанные с естественным воспроизводством
и миграцией населения, определяются нами
понятием «демографическая война». «Демографические
войны» составляют один из компонентов
сетевых войн нового типа, что позволяет
анализировать их в общей тематике борьбы
с российской государственностью.
Миф о репродуктивном
подъеме
Казалось бы, в последние годы
Россия обозначила тенденции преодоления
кризиса депопуляции. Однако реляции об
успехах в сфере демографии имеют преимущественно
популистский характер. Реального перелома
в демографических трендах, несмотря на
возрастание показателе рождаемости,
не произошло. Современный репродуктивный
эффект объясним вступлением в фертильную
фазу сравнительно многочисленного поколения
родившихся во вторую половину восьмидесятых.
Учитывая то, что брачный возраст женского
населения в России составляет 21-23 года,
то не трудно проследить корреляцию современно
подъема рождаемости с всплеском репродуктивной
активности периода перестройки. (См. рис.
1). Рассматривая корреляционные связи
показателей рождаемости с лагом во времени
21 год, обнаруживается две прямо противоположные
формы зависимостей. Девяностые годы находятся
по отношению к семидесятым в состоянии
антикорреляции. Следовательно, постсоветский
кризис депопуляции носил рукотворный
характер, не будучи связан с естественными
процессами динамики воспроизводства
населения. Напротив, двухтысячные годы
коррелируют с восьмидесятыми по показателю
рождаемости в зависимости 0,93. Это означает,
что никакого управленческого эффекта
в увеличении статистики родившихся за
последние годы нет. С абсолютной точностью
воспроизводится кривая репродуктивной
активности с 21-годовым временным откликом.
Но демографически успешные перестроечные
были скоротечны. За ними последовал репродуктивный
провал девяностых. Следовательно, при
неизменности демографической политики,
а соответственно, при сохранении существующей
корреляционной зависимости в скором
времени должен начаться очередной спад
в показателях рождаемости.
Рис. 1. Соотношение
численности родившихся с фазами репродуктивности
Кому же поручено решение задачи
стимулирования рождаемости? Показательно,
что реализующие демографическую политику
российские чиновники сами высокой детностью
не отличаются. Количество детей в семьях
членов правительства и администрации
президента ниже уровня простого воспроизводства.
Таким образом, ценностно чиновничий класс
на поставленную задачу не ориентирован.
А что же высшее государственное
руководство? При фиксации количества
детей у национальных лидеров России за
последние полторастолетия прослеживается
устойчивая тенденция снижения уровня
детности. (См. рис. 2).
Рис. 2. Количество
детей у государственных лидеров России
Демография
как фактор геополитической борьбы
Г. Гиммлер в апреле 1942 г. сформулировал
цели Германии в отношении оккупированных
восточных территорий следующим образом:
«Мы должны сознательно проводить политику
на сокращение населения».[1] Депопуляция, таким образом,
рассматривалась как средство окончательной
геополитической победы над славянским
миром. Программа нацистской «демографической
политики» на территории Советского Союза
включала такие компоненты, как пропаганда
абортов и противозачаточных средств,
разрушение системы здравоохранения и
особенно родовспоможительных учреждений,
ликвидацию санитарного просвещения,
уничтожение противоэпидемических служб
и т.д.[2] С распадом СССР многие из этих
положений доктрины славянской депопуляции
стали в российской действительности
реальностью.
Проблема управляемости демографическим
процессом особо актуализуется при рассмотрении
российского кризиса депопуляции в ракурсе
цивилизационного и геополитического
противостояния в мире. Численность населения
издревле выступала весомым фактором,
определяющим положение государств на
международной арене.
В свете выявления мировых миграционных
трендов, концепт С. Хантингтона о «цивилизационных
войнах» нуждается в некоторой корректировке.
Цивилизации утратили в последнее время
аспект географической локализации. Представители
различных цивилизационных систем проживают
ныне на одной территории, будучи в правовом
отношении в равной степени защищены государством.
Конструируется особая среда конфликта
цивилизации, где демография выступает
едва ли не основным полем соперничества.
Ввиду интенсификации миграционной динамики,
происходит ползучая исламизация Европы.
Репродуктивный потенциал иммигрантов
– мусульман не идет ни в какое сравнение
с уровнем рождаемости европейских резидентов.
Ислам, констатируют некоторые современные
авторы, взял исторический реванш у христианского
мира за поражение у Пуатье. Все вышесказанное
относится в равной мере и к России, для
которой миграционная волна магрибского
ислама замещена ее среднеазиатским экстремистским
аналогом.[3]
Еще в XIX в. в арсенал геополитических
разработок был привнесен концепт «борьбы
за жизненное пространство». В качестве
объясняющей характер демографических
процессов модели формулировалась закономерность
о неизбежности занятия популяционно
разреженного пространства представителями
пограничных геополитических субъектов,
превосходящих его по плотности населения.
В этой связи депопуляция России объективно,
вне зависимости от характера взаимоотношений
с соседями, содержит угрозу ее национальной
безопасности. Дисбаланс в численности
населения по разные стороны российско-китайской
границы является одним из наиболее серьезных
геополитических вызовов, крайне актуализируя
задачу разработки нового миграционного
законодательства.