Влияние Бжезинского на геополитическую науку

Но Евразия  слишком велика и не монолитна  в политическом  отношении, представляет собой шахматную доску, на которой  одновременно  несколько игроков  ведут  борьбу за глобальное господство. Ведущие игроки  находятся  в  западной, восточной, центральной и южных частях  шахматной доски. На западной периферии Евразии в качестве главного игрока выступает Запад во главе с США, на востоке - Китай, на юге - Индия, представляющие, соответственно,  три  цивилизации. В срединной Евразии или по образному выражению Бжезинского - <черной дыре>  лежит <политически анархический, но богатый энергетическими ресурсами регион>, потенциально представляющий  большую важность для Запада и Востока. Здесь расположена Россия, претендующая на  региональную гегемонию. 

Величина территории, огромное население и разнообразие культур Евразии  ограничивают  глубину американского влияния, поэтому как в шахматах возможны следующие комбинации.  Если Запад  во главе с Америкой  включит  Россию в <Европейский дом от Лондона до Владивостока>, на юге не возобладает Индия, а на востоке - Китай, то Америка  одержит победу в Евразии.  Но если  Срединная Евразия во главе с Россией  даст отпор Западу , станет единым геополитическим и геоэкономическим пространством, или  образует союз с Китаем, то американское присутствие  на континенте  значительно сузиться.  В этой связи нежелательно объединение  общих усилий Китая и Японии. Если Западная Европа  сгонит Америку с её насеста в Старом Свете, то это будет автоматически означать оживление игрока, занимающего среднюю часть (Россию).

В шахматной  игре правила должны быть для всех одинаковые, включая взаимоуважение соперников. Бжезинский, являясь одним  из архитекторов  американской геостратегии в Евразии,   не скрывает, что  он будет защищать  игрока, ведомого Соединенным Штатами. Поэтому будем играть на стороне собственно евразийских  игроков. Тем более, что вряд ли кому хочется  оказаться в качестве главного, пусть даже и геополитического приза в чужой игре. Таким призом  американских политолог считает   пространство черной дыры, куда входят Россия, Украина и Белоруссия, а точнее - восточнославянский мир.  Если это <черная дыра>, поглощающая окружающую материю,  то почему Америка стремиться ей контролировать,   опасаясь  оказаться в ней самой[1;21]?

И так, каждый игрок  преследует  свои геополитические  цели и формирует геостратегию их достижения. Как, правило, это  контроль над обширными территориями и  крупными коммуникационными узлами. Географическое положение государства  зависит от его военной, политической и  экономической  значимости. Чем выше мощь государства, тем шире  его  радиус геополитических интересов. Например, в прошлом Британская империя в евразийской геостратегии делала упор на контроль жизненно важных для морского могущества проливов и каналов, таких как Гибралтар, Суэцкий канал и Сингапур. Нацистская Германия  ставила цель построить тысячелетний рейх, собрав под одной политической крышей не только воссоединенные немецкоговорящие народы, но и восточнославянские земли с дешевыми трудовыми ресурсами рабов, включая  житницы Украины.  Императорская Япония  страдала  также навязчивой идеей национальной мощи и глобального статуса путем  территориального владения Маньчжурией, а позднее важной нефтедобывающей  Голландской Ост-Индией. Российское  могущество также веками отождествлялось с территориальными  приобретениями.

На этом  историческом фоне Бжезинский  формулирует евразийскую  геостратегию США. В отличии от жизненного пространства нацистской Германии евразийская  геостратегия  Соединенных Штатов включает целенаправленное руководство или <управление> суперконтинентом, чтобы сохранить свою  исключительную  глобальную власть и не допустить появления соперничающей сверхдержавы. На  более откровенной древнекитайской терминологии это звучит следующим образом. Имперская геостратегия  заключается в   предотвращении сговора между вассалами и сохранения их зависимости и недопущения объединения варваров. Если перейти  с эзопова языка на современный, это означает, например, геостратегическую задачу недопущения  тесного сотрудничества   России и Украины,  сохранения в Восточной Европе расколотого  геопространства и элементов конфронтации между братьями славянами.[4;37]

На новой  евразийской политической карте  Бжезинский  отдает предпочтение таким  крупным и активным фигурам как  Германия,   Франция, Россия, Китай  и Индия. Среди крупных геополитических полюсов отсутствуют Великобритания, Япония и Индонезия, но в пределах  более лимитированных возможностей  рассматривается геостратегическая активность Украины, Азербайджана, Южной Кореи, Турции и Ирана.

В Западной Европе  объединенная Германия все более осознается как   наиболее значимое государство и экономический лидер Европейского Союза. Германия придерживается  великой геополитической концепции  особых отношений с Россией. Франция имеет свою геостратегию Большой Европы и рассматривает себя как ядро средиземноморско-североафриканской группы стран. Великобритания исключила себя  из европейской игры  в результате двойственного отношения к  объединению Европы и  преданности угасающим особым взаимоотношениям с Америкой. Устранившаяся от авантюр великой Европы   Великобритания  становится  ушедшей на покой геостратегической фигурой.

Бжезинский  объективно оценивает геополитическое  положение России: «Россия... остается  крупным геостратегическим  действующим  лицом, несмотря на ослабленную  государственность и, возможно, затяжное  нездоровье... она лелеет  амбициозные  геополитические цели, которые  все более и более  открыто провозглашает. Как только она восстановит  свою мощь, то начнет  также  оказывать значительное  влияние на своих восточных и западных соседей....  Россия еще не сделала окончательный выбор демократического пути или - опять - евразийской империи.  Россия не определилась во взаимоотношениях с Америкой: друг это или враг?

Китай реально  стал  региональной  державой и  не забывает  о традиционном представлении о поднебесной как центре мира. Экономический рост  способствует усилению геополитического влияния Китая в Азии. Воскрешение Великого Китая  неизбежно повлияет на  американские позиции на Дальнем Востоке. Парадокс Японии заключается в отсутствии стремления  к региональному доминированию. Страна восходящего солнца предпочитает действовать  под протекцией  Америки. Япония, как и Великобритания в Европе, предпочитает  не вступать в политические перипетии с материковой Азией, где  многие страны подозрительно относятся  к её претензиям на  роль лидера.

Островная Индонезия  с относительно неразвитой экономикой, внутриполитической нестабильностью  и межэтническими конфликтами пока не может претендовать на роль  активной геостратегической фигуры. Большое влияние на финансовое положение  страны оказывает мощная  китайская диаспора. Индия находится в процессе становления региональной державы и является  наиболее сильным государством Южной Азии. Несмотря на историческое соперничество с Китаем, Индия  не  вторгается в евразийские интересы  Америки и не является  источником  геополитического беспокойства в отличии от  Китая и России.

Главный геополитический  приз для Америки — Евразия. Половину тысячелетия преобладающее влияние  в мировых делах имели евразийские государства и народы, которые боролись друг с другом за региональное господство и пытались добиться глобальной власти. Сегодня в Евразии руководящую роль играет неевразийское государство и глобальное первенство Америки непосредственно зависит от того, насколько долго и эффективно будет сохраняться ее превосходство на Евразийском континенте[3;430].

Очевидно, что  это условие временное. Но его  продолжительность и то, что за ним последует, имеют особое значение не только для благополучия Америки, но и в общем плане для мира во всем мире. Внезапное возникновение первой и единственной глобальной державы создало ситуацию, при которой одинаково быстрое достижение своего превосходства — либо из-за ухода Америки из мира, либо из-за внезапного появления успешного соперника — создало бы общую международную нестабильность. В действительности это вызвало бы глобальную анархию. Гарвардский политолог Сэмюэль П. Хантингтон прав в своем смелом утверждении:

“В мире, где  не будет главенства Соединенных Штатов, будет больше насилия и беспорядка и меньше демократии и экономического роста, чем в мире, где Соединенные Штаты продолжают больше влиять на решение глобальных вопросов, чем какая-либо другая страна.

Постоянное  международное главенство Соединенных Штатов является самым важным для благосостояния и безопасности американцев и для будущего свободы, демократии, открытых экономик и международного порядка на земле”[2;240].

В связи с  этим критически важным является то, как  Америка “управляет” Евразией. Евразия является крупнейшим континентом на земном шаре и занимает осевое положение в геополитическом отношении. Государство, которое господствует в Евразии, контролировало бы два из трех наиболее развитых и экономически продуктивных мировых регионов. Один взгляд на карту позволяет предположить, что контроль над Евразией почти автоматически повлечет за собой подчинение Африки, превратив Западное полушарие и Океанию в геополитическую периферию центрального континента мира. Около 75% мирового населения живет в Евразии, и большая часть мирового физического богатства также находится там как в ее предприятиях, так и под землей. На долю Евразии приходится около 60% мирового ВНП и около трех четвертей известных мировых энергетических запасов.

В Евразии также  находятся самые политически активные и динамичные государства мира. После Соединенных Штатов следующие шесть крупнейших экономик и шесть стран, имеющих самые большие затраты на вооружения, находятся в Евразии. Все, кроме одной, легальные ядерные державы и все, кроме одной, нелегальные находятся в Евразии. Два претендента на региональную гегемонию и глобальное влияние, имеющие самую высокую численность населения, находятся в Евразии. Все потенциальные политические и/или экономические вызовы американскому преобладанию исходят из Евразии. В совокупности евразийское могущество значительно перекрывает американское. К счастью для Америки, Евразия слишком велика, чтобы быть единой в политическом отношении[1;23].

Евразия, таким  образом, представляет собой шахматную  доску, на которой продолжается борьба за глобальное господство. Хотя геостратегию — стратегическое управление геополитическими интересами — можно сравнить с шахматами, на евразийской шахматной доске, имеющей несколько овальную форму, играют не два, а несколько игроков, каждый из которых обладает различной степенью власти. Ведущие игроки находятся в западной, восточной, центральной и южной частях шахматной доски. Как в западной, так и в восточной части шахматной доски имеются густонаселенные регионы, образующие на относительно перенаселенном пространстве несколько могущественных государств. Что касается небольшой западной периферии Евразии, то американская мощь развернута непосредственно на ней. Дальневосточный материк — местонахождение становящегося все более могущественным и независимым игрока, контролирующего огромное население, хотя территория его энергичного соперника — заточенного на нескольких близлежащих островах — и половина небольшого дальневосточного полуострова открывают дорогу для проникновения американского господства.

Пространство  между западной и восточной оконечностями  имеет небольшую плотность населения, является в настоящее время политически  неустойчивым и организационно расчлененным обширным средним пространством, которое  прежде занимал могущественный соперник американского главенства — соперник, который когда-то преследовал цель вытолкнуть Америку из Евразии. На юге этого большого центрально-евразийского плато лежит политически анархический, но богатый энергетическими ресурсами регион, потенциально представляющий большую важность как для западных, так и для восточных государств, имеющий в своей южной части густонаселенную страну, претендующую на региональную гегемонию.

На этой огромной, причудливых очертаний евразийской  шахматной доске, простирающейся от Лиссабона до Владивостока, располагаются фигуры для “игры”. Если среднюю часть можно включить в расширяющуюся орбиту Запада (где доминирует Америка), если в южном регионе не возобладает господство одного игрока и если Восток не объединится таким образом, что вынудит Америку покинуть свои заморские базы, то тогда, можно сказать, Америка одержит победу. Но если средняя часть даст отпор Западу, станет активным единым целым и либо возьмет контроль над Югом, либо образует союз с участием крупной восточной державы, то американское главенство в Евразии резко сузится. То же самое произойдет, если два крупных восточных игрока каким-то образом объединятся. Наконец, если западные партнеры сгонят Америку с ее насеста на западной периферии, это будет автоматически означать конец участия Америки в игре на евразийской шахматной доске, даже если это, вероятно, будет также означать в конечном счете подчинение западной оконечности ожившему игроку, занимающему среднюю часть.

Масштабы американской глобальной гегемонии, по общему признанию, велики, но неглубоки, сдерживаются как внутренними, так и внешними ограничениями.  империй прошлого, не осуществление непосредственного управления. Именно размеры и многообразие Евразии, а также могущество некоторых из ее государств ограничивают глубину американского влияния и масштабы контроля над ходом событий. Этот мегаконтинент просто слишком велик, слишком густо населен, разнообразен в культурном отношении и включает слишком много исторически амбициозных и политически энергичных государств, чтобы подчиниться даже самой успешной в экономическом и выдающейся в политическом отношении мировой державе. Это обусловливает большое значение геостратегического мастерства, тщательно избранного и очень взвешенного размещения американских ресурсов на огромной евразийской шахматной доске[1;41].

Фактом является также то, что Америка слишком  демократична дома, чтобы быть диктатором за границей. Это ограничивает применение американской мощи, особенно ее возможность  военного устрашения. Никогда прежде популистская демократия не достигала международного господства. Но стремление к могуществу не является целью, которая направляет народный энтузиазм, за исключением тех ситуаций, когда возникает неожиданная угроза или вызов общественному ощущению внутреннего благосостояния. Экономическое самоотречение (т.е. военные расходы) и человеческое самопожертвование (жертвы даже среди профессиональных военнослужащих), требующиеся в ходе борьбы, несовместимы с демократическими инстинктами. Демократия враждебна имперской мобилизации.

Более того, большинство  американцев в целом не получают никакого особого удовлетворения от нового статуса их страны как единственной мировой сверхдержавы. Политический “триумфализм”, связанный с победой  Америки в холодной войне, встретил, в общем, холодный прием и стал объектом некоторого рода насмешек со стороны части наиболее либерально настроенных комментаторов. Пожалуй, два довольно различных взгляда на последствия для Америки ее исторической победы в соревновании с бывшим Советским Союзом являются наиболее привлекательными с политической точки зрения: с одной стороны, существует мнение, что окончание холодной войны оправдывает значительное снижение американской активности в мире, независимо от последствий для репутации Америки на земном шаре; с другой — существует точка зрения, что пришло время для подлинно интернациональной многосторонней деятельности, ради которой Америка должна даже уступить часть своего суверенитета. Обе идейные школы имеют своих убежденных сторонников.