22.фонема в
школах Петер московс4к
Ленинградская фонетическая
(фонологическая) школа. Ученик Бодуэна
де Куртенэ, основоположник петербургской фонологической школы Л. В. Щерба в своей
статье «Русские гласные в качественном
и количественном отношении» (1912) [5] предлагает
свой взгляд на решение данной проблемы.
По его мнению, речевой поток состоит из
ограниченного количества «акустических
представлений», ассоциированных со смысловыми
представлениями, причём эти акустические
представления возникают при произнесении
«довольно различных звуковых комплексов»
[5, с. ]. Однако эти колебания произношения
возбуждают одинаковое, типовое смысловое
представление как результат процесса
ассимиляции, при котором «…полученные
ощущения и результат ассимиляции не различаются
сознанием как два отдельных по времени
момента …» [5, с. ]. Развивая свою мысль,
Щерба пользуется терминологической единицей
«фонема» для обозначения «элементов
звуковых представлений» (звуков), с тем,
чтобы «…подчеркнуть их психическую природу
и отличить от звуков в строгом и прямом
смысле слова…» и определяет её как «…провизорно-кратчайший
элемент общих акустических представлений
данного языка, способный ассоциироваться
в этом языке со смысловыми представлениями…»
[5, c.129]. Иными словами, фонема есть представление-тип,
которому соответствует колеблющееся
произношение. Чуть дальше автор вносит
изменения в предыдущее определение и
заменяет «акустическое представление»
на «фонетическое представление», так
как, по его мнению, вторая терминологическая
единица обнимает весь «сложный комплекс
относящихся сюда психических элементов…»
в отличие от первой терминологической
единицы, связанной с « представлениями
движений органов речи...» Таким образом,
уходя от антропофоники Бодуэна де Куртенэ,
Щерба описывает фонему по сути дела уже
не с психологической, а со смыслоразличительной
точки зрения; и отсюда последнее его определение
фонемы в этой работе выглядит так: «Фонемой
называется кратчайшее общее фонетическое
представление данного языка, способное
ассоциироваться со смысловыми представлениями
и дифференцировать слова и могущее быть
выделяемо в речи без искажения фонетического
состава слова…» [5, c.134] Важным пунктом
этого варианта определения являются
выделенные функции фонемы: смыслоразличительная
и словоразличительная (без привлечения,
однако, специальных терминологических
единиц). Сосредоточение внимания именно
на функции фонемы является отличительной
чертой петербургской школы, и эта особенность
проявилась у Л. В. Щербы ранее, чем у Н.
С. Трубецкого, хотя, в отличие от последнего,
терминологически ещё предстаёт в психологической
оболочке. Исходя из того, что «фонемы
– это продукт нашей психической деятельности»,
Щерба утверждает, что это «…в известной
степени величины производные…», представляющие
собой «…оттенки, которые находятся в
наименьшей зависимости от окружающих
условий…, которые мы… произносим по-разному
в зависимости от фонетических условий…»
[5, c.134-135] Отличие фонемы от оттенка состоит
в том, что оттенок не ассоциируется со
смысловым представлением, не способен
к переносу по аналогии, то есть не является
основной лингвистической единицей. Немаловажен
тот факт, что, связывая фонему со смысловыми
представлениями, Щерба подчеркивает
её функциональную самостоятельность
– например, [ł] в словах пил, бил, выл ассоциировано
с представлением прошедшего времени,
[а] в словах корова, вода с представлением
субъекта и т. п. В своей более поздней
работе «Фонетика французского языка»
(1937) Щерба уже полностью отошёл от психологизма
в своих формулировках и определил фонему
как звуковой тип, «способный дифференцировать
слова и их формы» [6, c.18]. Примечательно,
что здесь говорится уже не только о различении
слов, но и их форм. Что касается оттенков
фонем, то под этим термином Щерба понимает
в этой книге «…реально же произносимые
различные звуки, являющиеся тем частным,
в котором реализуется общее (фонема)…».
При этом «…среди оттенков одной фонемы
обыкновенно бывает один, который по разным
причинам является самым типичным для
данной фонемы…;…в дальнейшем фонемой
будет называться и этот её типичный оттенок…»
[6, c.18] Эта последняя фраза не совсем удачна,
способна дать (и давала) повод к превратным
толкованиям. Щерба имеет в виду, (это вытекает
из всего его изложения), что для называния
фонемы мы используем какой-то один, именно
основной её оттенок, то есть, произнося
«фонема », мы действительно называем фонемой
оттенок, но, конечно, не приравниваем
её к этому оттенку, а лишь используем
его в качестве её «имени». В этой же работе
Щерба пояснил своё отношение к морфонеме,
на которой строят свою концепцию представители
московской фонологической школы: «…В
словообразовании, морфологии и синтаксисе,
а также в словаре оттенки не играют никакой
роли…» [6, c.19] и заниматься ими необходимо
лишь при практическом овладении произношением
иностранного языка. Резюмируя всё вышесказанное,
можно сказать, что Щерба, несомненно,
представил очень стройную фонологическую
концепцию, в которой, однако, с точки зрения
лингвистической терминологии довольно
много лакун, заполненных позднее его
учениками и оппонентами (позиция = фонетические
условия; аллофон = оттенок фонемы, функции
фонемы). Сам Щерба недостаток лингвистических
терминов компенсировал, используя терминологические
единицы других наук: ассоциации одновременные
и последовательные (психология), ассимиляция
(биология), но это были те термины, в которых
с наибольшей силой сказывалась как раз
внешняя психологическая оболочка системы,
которой, по сути, эта терминосистема была
уже чужда. Учение Щербы получило своё
логическое развитие в работах его ученика
Л. Р. Зиндера. Прежде всего Зиндер чётко
разделил сферу языка и речи, отнеся звуки
к первой, а фонемы ко второй, хотя и сделал
оговорку о том, что «оба эти понятия, хотя
и противопоставлены, как противопоставлены
язык и речь, но теснейшим образом связаны
между собой» [7, c. ] Рассматривая вопрос
о членимости потока речи, Зиндер вслед
за Щербой считает, что она обуславливается
связью звуковых единиц со смысловыми
представлениями. Смыслоразличительная
функция фонемы, «как наименьшей линейно
неделимой звуковой единицы языка» [7,
c. ] выходит на первый план. Уточняя содержание
этой функции, Зиндер пишет о словоразличительной,
словоопознавательной и форморазличительной
функции фонемы. Смыслоразличительная
функция фонемы подразумевает её противопоставленность
всем другим фонемам данного языка, (то
есть образует различные корреляции по
Трубецкому), в то время как сама по себе
фонема лишена значения, не имеет плана
содержания. Фонему Зиндер определяет
как кратчайшую, то есть линейно неделимую
во времени единицу языка, обладающую
признаками либо общими с другими фонемами
(иррелевантные, интегральные), либо отличающими
её от них (релевантные, дифференциальные).
Для опознания слова важны оба типа признаков.
Особенностью фонемы Зиндер считает её
многообразное звуковое выражение в виде
различных аллофонов (оттенков, вариантов),
которые бывают позиционными (зависят
от положения фонемы в слове) и комбинаторными
(зависят от сочетания с другими фонемами).
В отличие от двучленной формулы фонемы,
предложенной Щербой (фонема – оттенки
фонемы, то есть, звуки), Зиндер относит
аллофон к абстрактным понятиям вместе
с фонемой и предлагает трёхчленную формулу:
фонема - аллофоны (звуки языка) - фоны (звуки
речи). Фонема, представленная в аллофонах,
обладающих определёнными дифференциальными
признаками, всегда может быть опознана
и противопоставлена другим фонемам в
любом фонетическом положении (в пределах
одной морфемы или на стыках двух морфем).
Таким образом, постулируется самостоятельность
фонемы не в том смысле, что она может существовать
сама по себе вне слов, а в том смысле, что
она выделяется как отдельная единица
в тех случаях, когда не является звуковым
обликом ни слова, ни морфемы и не имеет
никакой морфологической функции, то есть,
когда она представляет собой чисто фонологическую
единицу. На уровне дифференциальных признаков
некоторым аналогом аллофона является
фонетический (физический) коррелят дифференциального
признака. [8, c. 106]. Дело в том, что один и
тот же дифференциальный признак может
реализоваться по-разному в разных позициях.
Так, глухость русских согласных может
быть реализована и в виде частичной позиционной
звонкости в позиции после гласных и сонантов
[9, c. 107] Современное изложение основных
идей петербургской фонологической школы
содержится в книге Л.В.Бондарко «Фонетика
современного русского языка» 1998. Внимание
петербургских фонологов привлекают не
только смыслоразличительные свойства
звуковых единиц, определяющие их функционирование
в системе языковых знаков, но также процессы
производства и восприятия звуковой речи.
Фонемы здесь понимаются как инвариантные
артикуляционно-слуховые образы, на которых
основывается речевое поведение носителей
языка. Таковы основные положения петербургской
(ленинградской) школы и содержание основных
терминов, употребляемых её сторонниками.
Московская фонологическая школа. (Морфологически
ориентированная фонология) Первое цельное
изложение теория московской фонологической
школы (МФШ) получила в работе Р.И. Аванесова
и В.Н. Сидорова, вышедшей в 1945 г. в составе
учебника русского языка для вузов [Аванесов,
Сидоров 1945]. Однако эта концепция сложилась
еще в конце 30-х годов как результат совместных
обсуждений фонологических проблем целой
группой лингвистов-москвичей, в которую
кроме Р.И. Аванесова и В.Н. Сидорова входили
такие известные фонологи, как А.А. Реформатский,
П.С. Кузнецов и другие. Основные положения
теории МФШ: определение фонемы В основе
теории МФШ лежит простая идея: фонема есть
минимальная составляющая звуковой оболочки
морфемы, которая, в свою очередь, есть
минимальная знаковая единица языка. Морфема
при этом понимается как множество морфов,
а фонема соответственно есть множество
звуков, чередующихся по фонетическим
правилам в составе морф (наименьшая часть
словоформы), представляющих морфему.
Примером может служить такая совокупность
морф: [в!\д] "вод-а", [вод] "вод-ы",
[вот] "ВОД-0" (знак 0 означает нулевую
морфу), [ВЪД] "водо-воз", [во'д'] "под-вод-ник".
Обобщая звуки, чередующиеся в этих морфах,
получаем такие классы: [в] [/\] [д] [о] [т] [Ъ]
[д'] [о'] Колонки позиционно чередующихся
звуков и есть фонемы. Статус образующих
фонему звуков не одинаков. Одни звуки
выступают в сильной позиции, в которой
их качество не зависит от контекста (от
соседних звуков или положения в слове),
другие - в слабой позиции, в которой контекст
влияет на звуковую реализацию. Как и в
других школах традиционной фонологии,
фонема в транскрипции обозначается основным
вариантом, т. е. звуком, выступающим в
сильной позиции. Все неосновные звуковые
реализации фонемы есть её модификации.
Они подразделяются на варианты и вариации.
Варианты – такие модификации, в которых
нейтрализуются 2 и более фонемы. Здесь
выделяются 2 случая. В первом из них фонема
реализуется звуком, который совпадает
с основным вариантом другой фонемы. В
частности, [т] в слове вод есть вариант
фонемы /д/, совпадающий с основным представителем
фонемы \т \ (сравните слово кот). Во втором
случае имеет место совпадение двух или
более фонем в особом звуке, не являющемся
основным вариантом какой-либо фонемы.
Например, в [۸] нейтрализуются фонемы /о/ и /а/
: вод- [۸ ] – вал-ы[۸] (ср. воды и вал), а в [ъ]
– фонемы /о/, /а/, /е/: вод-о-воз[ъ] – ва-лов-ой[ъ]
– фонематический [ъ] ср. (воды, вал, и фонема).
Вариации – это такие модификации, которые
не дают нейтрализации фонемного противопоставления.
Так, упереднение гласных заднего ряда
после мягких согласных не приводит к
их совпадению с передними гласными: вёл
[‘o’,], люк [‘y’]. С различением типов модификации
фонем в МФШ соотнесено различение 2 типов
позиций (в зависимости от степени выполнения
фонемой её сигнификативной (смыслоразличительной)
и перцептивной (опознавательной) функций).
Те позиции, в которых звук, представляющий
фонему, не испытывает влияние положения
в слове, называется перцептивно сильными
для данной фонемы. Те позиции, в которых
звук, представляющий фонему испытывает
влияние положения в слове называются
перцептивно слабыми для данной фонемы.
Те позиции, в которых данная фонема нейтрализована
с другой фонемой (или фонемами) называются
сигнификативно слабыми для всех нейтрализованных
фонем. Те позиции, в которых данная фонема
не нейтрализуется ни с одной другой фонемой
называются сигнификативно сильными.
Сигнификативная Перцептивная примеры
сильная Сильная [Т]ам,[ д]ам сильная Слабая
[т°]ом [д°]ом - вариация слабая Сильная
ко[т]- кот - вариант слабая слабая ко[т]
– код – вариант В фонему объединяются
только те звуки, которые чередуются по
фонетическим правилам. В рассмотренных
примерах все неосновные звуковые варианты
обусловлены чисто фонетически: варианты
[۸] и [ъ]предопределены безударными позициями, вариант
[т]– позицией перед паузой и вариант [д']
- позицией перед гоморганным (т.е. отличными, но
имеющие одну общую черту) мягким согласным. Эти
чередования никак не связаны ни с отдельными
корнями, ни с определёнными суффиксами
– они имеют чисто фонетический характер.
Если чередование обусловлено морфологически
или лексически, то такие варианты входят
не в состав фонемы, а в состав единицы
более высокого уровня – морфофонемы
(морфонемы). Например, глагольный корень
‘вод-‘ чередуется с ‘вож-‘: водит - вожу.
Ясно, однако, что в общем случае [д] перeд
[у] не перeходит в [ж] – сравните именную
форму воду и глагольную веду, ведут. Это
значит, что чередование /д/ – /ж/ свойственно
определённому классу глагольных корней
в некоторых грамматических формах. В
этом случае мы имеем дело уже с чередованием
фонем, входящих в одну морфофонему, а
не с чередованием звуков, входящих в одну
фонему. Наряду с термином «чередование»
широко используется термин «альтернация».
Чередующиеся сегменты называются иначе
«альтернантами». В русском языке существуют
такие фонемы, для которых невозможно
найти сильную позицию. Так, может отсутствовать
возможность проверки безударного гласного
(собака) или глухости/звонкости и мягкости/твёрдости
согласного перед другим согласным (стол).
В таких случаях в МФШ используется особая
единица фонологического описания – гиперфонема,
представляющая собой совокупность фонем,
противопоставление которых нейтрализовано
в данной позиции: с{о/а}бака, {с/з/с’/з’}тол.
Термин гиперфонема подвергался неоднократной
заслуженной критике из-за неоднозначности
плана содержания. Действительно, в этот
уровень некоторые представители московской
школы относят случаи, когда невозможно
изменить слово так, чтобы соответствующий
звук оказался в сильной позиции, так что
определить его фонемную принадлежность
невозможно (неразрешимая нейтрализация).
[13, с. 186] Другие же считают, что гиперфонему
можно относить ко всем нейтрализуемым
парам и множествам фонем [14, с. 186, 489]. Неоднородность
фонологического уровня проявляется не
только горизонтально (фонема - гиперфонема),
но и вертикально: согласно «Основным
положениям МФШ» «звуки-различители, т.
е. фонемы, и признаки-различители не следует
отождествлять, так как это два разных
уровня фонологического яруса структуры
языка…» [14, с. 115], то есть меризматический
уровень выделяется как вполне самостоятельный.
По сравнению с описанными выше взглядами
концепция московской школы кажется более
сложной: наряду с основным фонологическим
ярусом – фонемным, выделяются ещё надфонемный
(суперсегментный) и подфонемный (вариативный,
фонетический) – уровень вариантов. Неоднократно
предпринимались попытки привести обе
концепции к общему знаменателю, то есть
обобщить достоинства и избавиться от
недостатков, присущих обеим системам.
Так, Р. И. Аванесов предложил свою терминосистему,
в которой отражено терминологически
положение фонемы и как элемента словоформы
(согласно концепции Щербы и его последователей),
и как элемента морфемы (согласно терминологам
московской школы в её первоначальном
виде). В первом случае, подчёркивая наличие
у фонемы неких дифференциальных признаков
(что возможно лишь в сильной позиции,
согласно московской школе) и общих «антропофонических
свойств» (вслед за Бодуэном де Куртенэ),
он предлагает дефинировать её как сильную
фонему. По мере исчезновения у неё некоторых
дифференциальных признаков (что возможно
при участии в непараллельном чередовании
в пределах морфемы, т. е. в слабых позициях)
её сигнификативная способность уменьшается,
и в этом случае она дефинируется как слабая
фонема. Позиционно чередующиеся сильные
и слабые фонемы образуют фонемный ряд,
«представляющий собой связующее звено
между фонемой и морфемой» [15, с. 34]. Синтезом
первоначального вида московской фонологической
теории и того её вида, какой она приобрела
у Р. И. Аванесова, является теория парадигмо-фонем
и синтагмо-фонем М. В. Панова. Термин парадигмо-фонема
соответствует термину фонема в первоначальном
виде московской теории: это ряд позиционно
чередующихся звуков. Термин синтагмо-фонема
как бы суммирует аванесовские термины
сильная фонема и слабая фонема: М.В. Панов
выделяет синтагмо-фонемы с разным числом
дифференциальных признаков, причём сохраняется
подход Р. И. Аванесова: дифференциальный
признак, попадающий в позицию нейтрализации,
из числа дифференциальных исключается.
Сильным фонемам Р. И. Аванесова соответствуют,
таким образом, синтагмо-фонемы с наибольшим
количеством дифференциальных признаков,
а все остальные соответствуют слабым
фонемам. [16]. Теория М. В. Панова, таким
образом, представляет собой наиболее
логичное, последовательное и продуманное
изложение теории московской школы. Характерно
однако, что в системе М. В. Панова есть
парадигмо-фонемы и синтагмо-фонемы, но
нет фонем как таковых. Термин фонема он
употребляет по сути дела как некое обобщённое
обозначение любой функциональной звуковой
единицы (будь то парадигмо-, синтагмо-,
гипер-, архифонема или фонема в понимании
Н. С. Трубецкого) в противоположность
звуку как единице артикуляционно-акустической.
Сопоставляя указанные выше терминосистемы,
можно провести следующие связи. Фонема
петербургской школы как будто соответствует
фонеме в сильной (сигнификативной и перцептивной)
позициях по московской фонологической
школе в её первоначальной разновидности,
а также сильной фонеме Р. И. Аванесова.
Но, согласно петербургской школе (да и
всем прочим, кроме московской), дифференциальный
признак принадлежит фонологической системе
и остаётся таковым в любой позиции, хотя
и может быть представлен разными фонетическими
коррелятами. Поэтому совпадение здесь
в значительной мере мнимое. Скорее можно
говорить о совпадении процедуры выделения
состава фонем в языке, но их состав в словоформах
и варьирование интерпретируются совершенно
по-разному. Комбинаторный аллофон петербургской
школы соответствует вариации московской
школы, но опять-таки лишь применительно
к сильной позиции. Позиционный аллофон
петербургской школы в московской школе
не находит аналога. Фонемный ряд Р. И.
Аванесова представляет собой непараллельное
чередование фонем, вариаций и вариантов
в первоначальном виде московской теории.
Соответственной терминоединицы в концепции
петербургской школы первоначально не
было. Однако после появления работ Р.
И. Аванесова данная школа сочла предложенный
им термин приемлемым [см., напр.: 17, c. 24
- 25.], правда, вкладывает в него несколько
иное содержание: это просто ряд позиционно
чередующихся фонем (а не сильных фонем
со слабыми, как у Р. И. Аванесова). Слабая
фонема Р. И. Аванесова онтологически соответствует
гиперфонеме ранней московской школы,
а также и архифонеме Н. С. Трубецкого,
различаясь однако по внутреннему содержанию:
архифонема - совокупность дифференциальных
признаков, не подвергшихся нейтрализации,
слабая фонема - фонема, определяемая составом
таких признаков (то есть не нейтрализованных),
а гиперфонема - совокупность фонем, подвергшихся
нейтрализации. Такое переплетение сходных
по содержанию терминов, применяемых к
одному и тому же фонетическому объекту,
приводит к терминологической неопределённости,
которую Р. И. Аванесов пытался преодолевать
путём дальнейшей классификации слабых
фонем. В частности, слабую фонему в позиции
неразрешимой нейтрализации он определяет
как член нулевого фонемного ряда [18, с.
126]. Но и при этом элиминируется понятие
собственно фонемы (и в этом отличие от
подхода Н. С. Трубецкого, для которого
архифонема представлена всё-таки вполне
определённой фонемой).
23. слово как нейтральная
единица
основная структурно-семантическая единица языка, служащая для именования предметов
и их свойств, явлений, отношений действительности,
обладающая совокупностью семантических,фонетических и грамматических признаков, специфичных для каждого языка.
Характерные признаки слова — цельность,
выделимость и свободная воспроизводимость
в речи. В слове различаются следующие
структуры: фонетическая (организованная
совокупность звуковых явлений, образующих
звуковую оболочку слова), морфологическая (совокупность морфем), семантическая (совокупность значений
слова). Различаются лексическое
значение и грамматическое
значение слова (соответственно значащая и формальная
его часть). Совокупность грамматических
значений, выраженных определёнными языковыми
средствами, образует грамматическую
форму слова. В плане выражения в слове выделяется лексема, в плане содержания — семантема (семема;
см. Сема). Слово в определённой грамматической
форме составляет словоформу. В языках со словоизменением слово —
система и единство грамматических модификаций
(словоформ) и семантических модификаций
(лексико-семантических вариантов, или
значений). В слове, таким образом, выделяются
основная (исходная) и производные формы
(например, именительный и косвенные падежи
у существительного), основное и производные (вторичные)
значения, связанные определёнными отношениями.
Слово — носитель комплекса значений разной
степени обобщённости, принадлежащих
разным уровням языка. На основании своих
семантических и грамматических признаков
слово относится к определённой части речи, выражает в своём составе предопределённые
системой данного языка грамматические
значения (например, прилагательные русского языка выражают значения рода, числа, падежа). В значениях слова закрепляются результаты
познавательной деятельности людей. В слове
формируются, выражаются и передаются понятия (см. Лексическое
значение слова, Номинация, Внутренняя
форма слова,Полисемия). В структурном отношении слово может
состоять из ряда морфем, от которых отличается
самостоятельностью и свободным воспроизведением
в речи. Слово представляет собой строительный
материал для предложения (последнее может состоять из одного
слова, например: «Внимание!»), в отличие
от которого не выражает сообщения. Системный
подход к языку (см. Система языковая) поставил в изучении слова новые задачи:
определение слова как единицы языка,
критерии его выделения, изучение содержательной
стороны слова, методов её анализа; исследование системности лексики; изучение слова в языке и речи, в тексте. Особую сложность представляет выделение
слова как единицы языка и речи.В истории
науки было выдвинуто более 70 различных
критериев определения слова, в основе
которых лежали графические (орфографические), фонетические, структурные, грамматические,синтаксические, семантические, системные принципы. Проблема выделения (и определения) слова включает два аспекта:
проблему отдельности слова, его делимитацию
(определение границ слова в тексте, что
требует, с одной стороны, отличия слова
от его части — морфемы, а с другой — от
сочетания двух слов) и проблему тождества
слова, его идентификацию (установление
словесного тождества различный словоупотреблений).
Эти два аспекта подробно анализировались
А. М. Пешковским и А. И. Смирницким.Проблема тождества слова включает два аспекта: а) вопрос
о принадлежности разных грамматических
форм одному слову (например, Фортунатов
считал отдельным словом каждую его грамматическую
форму) и, в связи с этим, определение критериев
отграничения словоизменения от словообразования. Выдвигается критерий предметной (референтной)
соотнесённости слова. Если различные
формы слова могут указать на тот же объект
(референт), то они образуют одно слово (словоизменение).
Если же референтная отнесённость изменяется,
данные формы принадлежат к разным словам
(словообразование); б) вопрос о принадлежности
разных употреблений одного звукового
комплекса одному слову и, в связи с этим,
определение критериев отграничения полисемии
и омонимии. Потебня считал отдельным
словом каждое употребление слова в новом
значении. Решение этой проблемы связано
с учётом этимологии и степени сохранения
связи между различными лексическими
значениями слова.Трудность определения
единых критериев выделения слова для
всех видов слов и всех языков побуждала
лингвистов пересматривать взгляд на
слово как на основную единицу языка. При
этом одни предлагали, не отказываясь
от понятия «слово», не давать ему общего
определения (В. Скаличка), другие считали,
что понятие «слово» применимо не ко всем
языкам (например, неприменимо к аморфным,
полисинтетическим), третьи отказывались
от понятия «слово» как единицы языка
(Ф. Боас, Ш. Балли, А. Мартине). В концепции
Балли понятие «слово» заменялось понятиями
«семантема» (неактуализованный знак, выражающий одно лексическое понятие)
и «синтаксическая молекула» (актуализованный
комплекс, состоящий из семантемы и грамматических
знаков, функционирующий во фразе), в концепции Мартине — понятие «монема»
(морфема) — значащие единицы, объединяющиеся
в высказывании в синтагмы, которые могут соответствовать и отдельной
словоформе, и словосочетанию. В тех структуралистских
теориях, которые игнорируют понятие части
речи, слово рассматривается как совокупность
форм, объединяемых общим значением; так,
«быстрота», «быстро» оказываются формами
одного слова. С другой стороны, при разграничении
языка и речи термин «слово» закрепляется
лишь за одним из этих понятий; возникают
противопоставления: «слово» (в языке) —
«синтагма» (в речи) или «морфема» (в языке) —
«слово» (в речи).Попытки замены понятия
«слово» другими понятиями оказываются
безуспешными, т. к. значение понятия «слово»
именно в том, что оно объединяет признаки
разных аспектов языка: звукового, смыслового,
грамматического. Слово — основная единица
языка, которая для его носителей является
психолингвистической реальностью. Носители
языка спонтанно, без труда, выделяют слова
в потоке речи и употребляют их обособленно.
Трудности выделения они испытывают в
тех же случаях, что и специалисты. Хотя
люди говорят фразами, они помнят и знают
язык прежде всего через слова. Слова служат
средством закрепления в языке и передачи
в речи знаний и опыта людей, поэтому знание
языка связано прежде всего со знанием
слов. Специальные исследования подтверждают,
что слово выделимо в языках разных систем,
в т. ч. в аморфных (китайский язык) и в полисинтетических (североамериканские, палеоазиатскиеязыки), но при этом актуализируются различные
критерии.Определение слова возможно,
если учитываются три обстоятельства,
имеющие общеметодологическое значение: 1) признание отсутствия
чётких разграничительных линий между
фактами языка, наличия промежуточных и синкретичных явлений: слово может превращаться в
морфему, словосочетание — в сложное слово.
Самый класс слов неоднороден: существуют
слова самостоятельные (знаменательные)
и служебные (объединяющие признаки отдельного
слова и морфемы). Стремление отразить
процессуальный характер существующего
в языке перехода от морфемы — через слово —
к словосочетанию приводит многих исследователей
к введению (и описанию) промежуточных
сущностей между ними: различаются неотделимая
морфема — отделимая морфема (вспомогательное
слово: «пришёл бы») — служебное слово
(предлог и т. п.) — самостоятельное (знаменательное)
слово (включая сложное) — составное («аналитическое»)
слово (типа «на службе у»), «бином» («режиссёр-постановщик») —
словосочетание. На синтаксическом уровне
слово исследуется в системе понятий:
слово — член предложения — аналитический
член предложения — словосочетание.В системе
единиц, охватываемых понятием «слово»,
различаются «ядро» и «периферия». «Ядро» —
полнозначные, самостоятельные (знаменательные)
слова, непроницаемые и нечленимые, способные
с помощью формантов, требуемых структурой
данного языка, образовывать высказывание. От них по разным признакам отличаются
«периферийные» слова — служебные слово,
отделимые морфемы, слова в аналитической
(членимой) словоформе, слова, употребляющиеся
только во фразеологических сочетаниях
(рус. «оказать» или «опор» в выражении
«во весь опор»), и другие. Признаки отдельности
слова, общие для всех языков, имеют различное
выражение в разных языках; например, к фонологическим признакам в одном языке относится ударение,
в другом — слоговая структура, в третьем —
изменение фонем в конечной позиции и т. п.
24.лексическое значение сема
Слово имеет форму (план выражения, или означающее) и значение (план содержания, означаемое). Материально план выражения передается
с помощью звуковой и графической оболочки,
представленной грамматическими формами: роза, розы, розе и т.п. У однозначного (моносемичного)
слова форма и значение соотнесены одинарно.
У многозначного (полисемичного) слова
форма соотносится с несколькими лексико-семантическими
вариантами (ЛСВ). Совокупность ЛСВ образуют семантическую структуру, которая складывается эпидигматически
как результат семантической производности
(деривационности) слова. Лексическое
значение моносемы или одно из значений
полисемичного слова состоит из атомарных
компонентов значения – сем, т.е. минимальных компонентов лексического
значения слова, которые образуют семную структуру лексического значения. В семной структуре
представлены основные и дополнительные семы, образующие семему – совокупность сем одного значения
слова, которые определяют внутренние зависимости в значении слова. В многозначном
слове семное членение выполняет функцию внешних взаимодействий между ЛСВ. Существуют
различные методики семного анализа значения
слова. Используются два состава семного
членения:
1) полный состав, характеризующий лексическое и грамматическое
значение; 2) частичный состав, содержащий семы лексического значения.
Грамматическое значение
также можно представить в семном исчислении. С помощью лексограммемы, модифицирующейся, например, в применении
к существительному то как конкретность, то как вещественность и т.п.Полный состав включает следующие типы сем:
1) классему;
2) лексограммему;
3) гиперсему;
4) гипосему;
5) коннотативные семы;
6) потенциальные семы;
7) вероятностные семы.
Частичный состав семного членения включает:
1) гиперсему;
2) гипосемы;
3) коннотативные семы;
4) потенциальные;
5) вероятностные семы.