Текстовая деятельность в результате прочтения короткого рассказа

2.3 Интерпретационные  характеристики и семиосоциопсихологическая  типология текстов

По утверждению Т. М. Дридзе, порождение и интерпретация текста (сообщения могут быть рассмотрены как звенья единого континуума деятельностей: на «полюсе субъекта» — в плане перехода от предмета через деятельность в субъективный продукт; на «полюсе объекта» — в плане перехода от трансформируемого психическим образом субъективного продукта в продукт объективный (новый текст, порой с иной концепцией).

Остановимся в связи с  этим на весьма продуктивном, с нашей  точки зрения,

различении понятий «значение» и «смысл», предложенном А. Н. Леонтьевым.

А. Н. Леонтьев указывает, что  «сознание как форма психического отражения, однако, не может быть сведено к функционированию усвоенных извне значений», не может быть рассмотрено вне (в абстракции) внутренних отношений системы деятельности и сознания, так как в таком виде значения и свернутые в них операции вовсе не являются предметом психологии.

Вводя категорию «личностный  смысл», А. Н. Леонтьев прежде всего  имеет в виду различение объективно сознаваемого значения предмета (явления, события) и его внутренне мотивированного значения для субъекта.

Развивая описанную концепцию  А. Н. Леонтьева о личностном смысле как отношении мотива к цели деятельности, А. А. Леонтьев указывает, что конституирующим признаком значения является его кодифицированность. «Значение, — пишет он, — это социально кодифицированная форма общественного опыта» [Леонтьев А. А. Психология общения, с. 130]. При всей своей объективности оно, однако, никогда не выступает как нечто абсолютное для индивида, так как «усваивая общественный опыт, зафиксированный в значениях, индивид включает его в систему своих жизненных отношений, в систему своей деятельности», по-разному воспринимая и переживая закрепленное в значении содержание в зависимости от мотива соответствующей деятельности. В речевой деятельности это порождает расхождения между значением слов и интерпретируемым их смыслом. Вместе с тем смысл отнюдь не всегда индивидуален, поскольку отнюдь не всегда индивидуальны мотивы человеческой деятельности, отношения людей к предметной и общественной действительности. Последнее нередко «окрашено теми или иными групповыми интересами».

И смысл, и значение —  это «форма общественного опыта, усваиваемого индивидом». Но в отличие от значения, «смысл — форма не кодифицированная». Как правило, смысл не существует для человека — носителя этого смысла как что-то отдельное от значения, напротив, человеку кажется, что он непосредственно воспринимает денотат (или слово) в его

объективном значении. Но все  предметы человеческой деятельности, как и все слова человеческого языка, видятся каждому из нас как бы через призму нашего личного (а не общественного) интереса. И нужно специальное усилие аналитической мысли, чтобы встать над этим интересом и уловить раздельность смысла и значения.

Именно такое «усилие  аналитической мысли» позволяет перекинуть мосты от изложенных выше соображений к трактовке социального и индивидуального значения знаков, а также к трехаспектному рассмотрению названного значения в концепции Ч. Морриса.

Определяя язык в свете  знаковой теории, Ч. Моррис замечает следующее: язык состоит из множества знаков, при этом каждый из них имеет значение до известной степени общее для множества истолкователей (интерпретаторов). Тот факт, что к толкованию знаков присовокупляется нечто индивидуальное, уже выходит за пределы лингвистики. Таким образом, условием существования языка является «общепонятность» его знаков. Вместе с тем не следует забывать о ситуативности значений, или многозначности (plurisituationality) языковых знаков, т. е. лишь об относительном постоянстве их значения для данной ситуации. Языковой знак — это целое «знаковое семейство» (а sign-family), при этом знакам этим свойственно вступать в сочетания, образуя различные комбинации.

Отталкиваясь от относительных  характеристик используемых в текстах  словесных знаков (и абстрагируясь пока от остальных характеристик текста), мы можем противопоставить относительные характеристики «знаков-образов» (в смысле А. А. Леонтьева) абсолютным характеристикам неких исходных для данного языкового стандарта значений, или знаков в их общепринятом употреблении, обусловив тем самым основополагающее отличие прагматической классификации текстов от семантической в предлагаемом ниже варианте. Полная прагматическая классификация, естественно, должна осуществляться с учетом всех «информативно отмеченных» характеристик текста, как лингвистических, так

и «экстралингвистических».

В случае чисто семантического анализа тексты, оперирующие денотаторами или десигнаторами, должны быть соответственно названы денотативными, десигнативными и денотативно-десигнативными (т. е. смешанными). Присутствие оценочных или предписывающих знаков в тексте любого из названных видов соответственно дает нам денотативно-оценочный (и (или) предписывающий), десигнативно-оценочный (и (или) предписывающий) и смешанные тексты.

В случае же прагматического анализа, исходящего из интерпретационных характеристик текста, когда сам факт истолкования смысловой информации нами рассматривается в качестве этапа мотивированной, целенаправленной коммуникативно-познавательной деятельности, удобно заменить ряд классификационных категорий. Так, с категорией денотата в прагматике предлагается соотнести категорию факта, и тогда денотативным текстам прагматически соответствуют тексты фактологические. Последние, в свою очередь, следует подразделить на два вида в зависимости от того, с какого рода предметным миром (зримым, наблюдаемым или незримым и ненаблюдаемым) встретился в них интерпретатор.

Прагматическим эквивалентом текста десигнативного являются тексты абстрактные и суперабстрактные, оперирующие понятиями разной степени обобщенности.

Тексты абстрактные оперируют  понятиями, называющими классы объектов, а значит, их текстовым взаимосвязям соответствуют реально существующие связи между классами некоторых объективно существующих эквивалентов. По своей природе эти тексты десигнативны, так как все родовые понятия могут быть, по-видимому, отнесены к первой группе обобщения.

Скажем, такое описание, содержащееся в табличке, висящей в зоопарке, как: «Птица секретарь. Отряд хищных птиц. Семейство секретарей... Питается пресмыкающимися и земноводными...», может быть отнесено к текстам данного вида, хотя, как мы увидим из дальнейшего рассуждения, характеристика эта относительная, не говоря уже о том, что в подобном тексте понятийным категориям постоянно сопутствует фактология.

Суперабстрактные тексты оперируют понятиями, основанными  на самом широком наборе дифференциальных признаков. Столь же абстрактны и связи между ними, они весьма условны и, будучи чисто текстовыми по своему происхождению, не имеют предметных эквивалентов в используемом здесь смысле этого слова.

Примером такого текста может  служить следующее определение:

«Монистический подход к  искусству лежит в организующем данное произведение художественном принципе, который в конечном счете соединяет звенья в общую цепь. И смысловое значение, эстетическое качество словесного образа сопряжены со всеми стилистическими, грамматическими, синтаксическими, фонетическими, ритмическими и другими свойствами слова. Художественный принцип не отбрасывает и не отменяет, а использует их в своих целях» [Гей Н. К. Искусство слова. М., 1967, с.53].

Названные виды текстов могут  обладать еще двумя признаками: они могут быть оценочными и (или) предписывающими. При этом оценка или предписание по-разному интерпретируются реципиентом в зависимости от вида текста. Оценка верифицируется лишь при получении текстов предметно-фактологических. Соответственно и реакция реципиента на те или иные виды оценки (предписания) мотивирована чувственным опытом. Предписание в текстах этого вида, как правило, означает способ обращения с конкретным предметом и может быть проверено на истинность.

Примером может служить  следующая инструкция к употреблению раствора для чистки стекол:

«...при чистке зеркального  стекла, заключенного в деревянную оправу, покрытую лаком, не касаться раствором лакированной поверхности. Хранить раствор отдельно от пищевых продуктов...».

При этом такой текст может  быть отнесен к разряду предметно-фактологических  лишь в том случае, если все знаки и их связи, представленные в тексте, соотнесены для интерпретатора с реальным объектом и реально существующими для него связями.

Приведем для сравнения  такой отрывок из инструкции к  пользованию карманным фонарем:

«Регулировка фокуса осуществляется за счет поворота фокусирующей головки  относительно корпуса...».

Степень фактологичности  этого текста в значительно большей  мере, чем предшествующего, определяется группой реципиентов, его интерпретирующей. При семантическом анализе мы назвали бы этот текст десигнативным по преимуществу. В прагматической классификации этот текст по преимуществу абстрактный. Его фактологизация зависит от языковой компетентности реципиента. Это значит, что данная инструкция не может быть рассчитана на массового потребителя.

А теперь перейдем к наиболее существенному признаку прагматической (интерпретационной) типологии текстов. Если все указанное выше как-то перекликалось с семантической типологией текстов своей статичностью и соответственно как бы абсолютностью, то в дальнейшем нам особенно важно подчеркнуть факт динамичности прагматической типологии текстов, ее относительность. Вид текста в данной типологии есть функция его интерпретации (говоря иными словами, он опосредуется интерпретационной деятельностью реципиента).

Таким образом, адекватность интерпретационной деятельности реципиента задаче, поставленной коммуникатором, существенным образом определяется мерой их приобщенности либо к описанному в тексте реальному объекту и языку, используемому для его описания, либо только к языку описания сконструированного в тексте объекта. Как в том, так и в другом случае мы имеем дело с групповым признаком, позволяющим осуществлять типологию реципиентов по уровню подготовки, с одной стороны, и соответствующую ей типологическую классификацию текстов — с другой.

Подводя итоги, отметим, что  возможны два вида текстового анализа: семантико- синтактический и прагматико-парадигматический (интерпретационно- деятельностный).

Если в итоге анализа  первого вида все устанавливаемые  для текста параметры будут как бы абсолютными, то во втором все они станут относительными. Скажем, любой вид вероятностно-статистического подсчета количества информации в текстах, даже если для этого будет привлечен ряд экстралингвистических критериев, будет анализом семантическим.

Изучение структурно-ассоциативных  закономерностей (правил) порождения текста также следует отнести к области  семантического анализа. Соответственно всякая типологическая классификация текстов, основанием для которой является некоторая типология семантических категорий (скажем, структура значения знаков), принимаемая за абсолютную (т. е. статичную, как бы застывшую), является типологией семантической.

При прагматическом (интерпретационном) анализе текста производится оперирование категориями относительными и статической структуре семантического значения противопоставляется динамика смысловой структуры текста, характерная мотивированному и целеобусловленному процессу коммуникативно-познавательной деятельности социальных субъектов.

4. Заключение

Подводя итоги, хочется выделить наиболее важные положения данной работы. Как указывает Т. М. Дридзе: «Существенным глубинным содержательным механизмом знакового общения является текстовая деятельность, включающая в себя действия порождения и интерпретации текстов (сообщений). Эти действия практически непрерывно совершаются субъектами, принадлежащими как к одному, так и к разным уровням социальной организации общества в ходе знакового общения, призванного в конечном итоге служить целям адекватного социального взаимодействия.» По её словам: «Текстовая деятельность является, таким образом, универсальным содержательным социально-психологическим механизмом знакового общения, а значит, и компонентом комплексного механизма обмена материально-практической деятельностью между людьми.»

Основываясь на взглядах А.В. Рубцовой и Т. М. Дридзе, мы можем  выделить общее в их работах. «Текст» они понимают как единицу знакового общения, которая является сложной, организованной содержательно-смысловой целостностью и может быть определена как система коммуникативно-познавательных элементов, функционально- объединённых в единую замкнутую содержательно-смысловую структуру. При этом текстовая деятельность определяется как самостоятельный вид деятельности с внутренними мотивами и целями коммуникативно- познавательного, эмоционального и ценностного свойства с завершённой психологической структурой. Ведь общение текстами - это не просто обмен речью, но также и обмен коммуникативными намерениями, ценностными позициями и смысловыми установками.

Список использованной литературы

1. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. М., 1966.
2. Буева Л. П. Человек: деятельность и общение. Москва : Мысль, 1978.
3. Варима В. Г. Проблема денотата и вопросы языкового значения. — Иностр. яз. в высш. шк., 1963, вып. II
4. Гальперин П. Я. О методе поэтапного формирования умственных действий. — В кн.: Хрестоматия по возрастной и педагогической психологии. М., 1981.
5. Гей Н. К. Искусство слова. М., 1967.
6. Гибш Г., Форверг М. Введение в марксистскую социальную психологию. М., 1972.
7. Дридзе Т. М. «Текстовая деятельность в структуре социальной коммуникации».- М.: Издательство «Наука», 1984.
8. Жеребило Т.В. Словарь лингвистических терминов: Изд. 5-е, испр-е и дополн. — Назрань: Изд-во "Пилигрим", 2010.
9. Клаус Г. Сила слова. М., 1967.
10. Леви - Строс К. «Структурная антропология». - М.: Прогресс, 1984.
11. Леонтьев А. А. К психологии речевого воздействия. — В кн.: Материалы IV Всесоюзного симпозиума  по психолингвистике и теории коммуникации, 1972.
12. Леонтьев А. Н. «Проблема деятельности в психологии». — Вопр. философии, 1972, № 9.
13. Леонтьев А. Н. Деятельность и сознание. — Вопр. Философии. 1972,№ 12.
14. Ломов Б. Ф. Общение как проблема общей психологии. – В кн.: Методологические проблемы социальной психологии. М., 1975.
15. Лотман Ю.М. «История и типология русской культуры: Семиотика и типология культуры. Текст как семиотическая проблема. Семиотика бытового поведения. История литературы и культуры / Ю.М. Лотман». - СПб.: Искусство-СПБ, 2002.
16. Луначарский А. В. Из статей и выступлений разных лет. — В кн.: Об ораторском искусстве. М., 1973.
17. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 6.
18. Рубцова А.В. « К вопросу о «продуктивной текстовой деятельности» на иностранном языке в свете продуктивного подхода // Вестник Пятигорского государственного лингвистического университета». - 2012- № 1.