Значения культуры в различных отраслях мировой политики

3. Теория макдоналдизации  Дж. Ритцера, согласно которой  для глобализации характерен отрыв от традиционной идентичности посредством схем упрощенной рациональности.

По мнению автора для глобализации характерна «глокализация», то есть растворение локальных культур  и одновременно локализация национальных культур. Смысловым ядром глокализации культуры является идеология мультикультурализма.

Мультикультурализм  представляет собой социокультурное  течение, суть которого состоит в  признании разноликости сосуществования  различных социокультурных форм. Основной проблемой теории мультикультурализма, по мнению автора, является проблема объединения разнородных и в принципе нетождественных друг другу культур в гармоничное целое. Единство мира в мультикультурализма возможно за счет единства культур, их собрания в множественное «Я», лишенное конкретных национальных и культурных различий. Построение такой целостности становится возможным посредством создания некоего искусственно сконструированного пространства, поля взаимодействия, не привязанного ни к конкретному месту, ни к конкретному пространству.

В качестве альтернативной мультикультурализму концепции автор обращается к исследованиям Р. Жирара и Н. Лумана. На основании исследования концепции «миметического кризиса» Р. Жирара и понятия Различия в философской концепции Н. Лумана можно сделаать вывод о том, что принятие тезиса о конструируемом пространстве культуры превращает мультикультурализм и постмодернизм в две стороны одного и того же процесса - процесса разрушения целостности культуры.⁶

ГЛАВА 2. ВЗГЛЯДЫ  СЭМЮЭЛЯ ХАНТИНГТОНА НА РОЛЬ КУЛЬТУРЫ В МИРОВОЙ ПОЛИТИКЕ

2.1.С. Хантингтон о столкновении цивилизации

Целью автора является осмысление событий, создание новой  концепции видения и понимания  мирового процесса. В этом аспекте  книга Хантингтона претендует на статус философского исследования и  в той или иной степени может быть поставлена в один ряд с сочинениями К.Леонтьева, О.Шпенглера, Л.Гумилева, А.Тойнби, Д.Андреева и других.

Идея «Столкновения  цивилизаций» заключается в том, что конфликты современности  не завершены и не исчерпаны, а  переместились в плоскость противостояния цивилизаций.

Прежде всего, Хантингтона интересует Западная цивилизация, ей он отводит основную роль, как  в противостоянии остальному миру, так и в нахождении возможностей выхода из кризиса. Процитируем автора: «Запал – единственная из цивилизаций, которая оказала огромный и временами разрушающий эффект на все остальные цивилизации. Следовательно, взаимоотношения между властью и культурой Запада и властью и культурами других цивилизаций – вот наиболее всеобъемлющая характеристика мира цивилизаций»⁷.

Хантингтон  дает рекомендации, обращенные, прежде всего к американскому правительству  или, шире, к руководителям стран  Запада. По его мнению, необходимо утверждать на Западе, прежде всего в Америке, - западную культурную идентичность, противостоя таким образом «внутреннему» мультикультурализму. Ибо последний уже начал нивелировать Запад, как уникальную цивилизацию с лишь ей одной присущими чертами: господством закона, разделением духовной и светской власти, социальным плюрализмом, индивидуализмом, многообразием языков, наследием античности. Зато во внешней политике Хантингтон выступает за отказ от всякого культурного, цивилизационного, политического экспансионизма по отношению к не-Западным цивилизациям: «Будущность США и Запада зависит от американцев, которые вновь подтверждают свою приверженность западной цивилизации. Внутри страны это означает отказ от сеющих распри, чарующих призывов к мультикультурности. На международном уровне это означает отказ от расплывчатых и иллюзорных призывов отождествить США с Азией»⁸.

Вот один из примеров критического восприятия оснований  концепции «Столкновения…»: «Хантингтон  понимает под признаками цивилизации  «культурную общность»: язык, историю, религию, обычаи. В рамках такого подхода  решительно невозможно объяснить, почему между Испанией и Ирландией есть «культурная общность», а между Россией и Польшей ее нет. Чтобы защититься от подобных возражений, автор выкладывает на стол следующую карту» каждый сам знает, к какой цивилизации он принадлежит. Иными словами, спектроскопия цивилизаций вытекает из рамки идентичности….

Выдвигая свой тезис, С.Хантингтон оказывается перед  необходимостью, во-первых, ответить на вопрос, какие идентичности образуют, а какие не образуют цивилизаций (ибо последних в рамках модели С.Хантингтона насчитывается только восемь: синская, японская, индуистская, православная, мусульманская, африканская, латино-американская, запалная), и, во-вторых, доказать, что никакие идентичности никогда не смешиваются. Ни того, ни другого автор не делает»⁹. Следует отметить, что подобные контраргументы выдвигались против любой подобной теории, и всегда были обоснованными. Но, в конечном счете, оказывалось, что они мелки и не в состоянии воспрепятствовать ее, теории, утверждению в гуманитарном сознании. Например, концепция этноса Льва Гумилева, которая строится на идентификации себя с этносом и выявлении близости этносов на основании понятий «свои» и «чужие». Эти понятия весьма близки и Хантингтону и также неопределимы у российского этнолога, отчего его теория не утратила своей влиятельности. Такая неопределенность понятий, сближающая позицию Хантингтона с историософскими построениями О.Шпенглера и Д.Андреева, действительно переносит вопросы о значимости концепции в плоскость возможного, рационально непредсказуемого, исторического ее утверждения, и не позволяет опереться в ее оценке на критерии внутренней логичности и последовательности.

Однако, критика, как видно из цитаты, на основании  неопределенности базовых терминов, готова отвергнуть и самое существование цивилизаций как исторических общностей людей и участниц мирового процесса. Думается, не нужно искать проблемы в очевидном. Не стоит ставить под сомнение факты, тем более с позиций Зенона, требующего разложить очевидность летящей стрелы на составляющие (но фиктивные!) состояния покоя. Авторы, согласные с Хантингтоном в главном или несогласные во многом другом, признают факт существования и противостояния цивилизаций. Например, в коллективной монографии «Цивилизационные модели современности» (авторы: Пахомов Ю.Н., Крымский С.Б., Павленко Ю.В. и др.), - представлена карта мира с выделяемыми различными исследователями восьмью цивилизациями.

Хантингтон  вновь обратил внимание читателей (политиков, исследователей, журналистов  и публики) к проблеме культур и цивилизаций как участников мирового исторического процесса. До недавнего времени культуры интересовали этнографов и этнологов, структуралистов и мультикультуралистов, но они оставались в тени внимания политиков и политических философов. Интерес, вызванный последней книгой Хантингтона, знаменует определенный этап в истории политической мысли, когда на смену идеологически ориентированным концепциям З.Бжизинского, Ф.Фукуямы и других вновь приходят этнокультурологический подход. Еще недавно эти идеи были совершенно не актуальны не только в политике, но и в других гуманитарных областях:

«Шпенглера  не читают сегодня на Западе или  читают академически, чтобы по прочтении  прийти, скажем, к следующему выводу (я цитирую): «Ни из экономической, ни из социологической перспективы не вытекает никакой объективной необходимости в том, чтобы …. вступать со Шпенглером в методологическую дискуссию»¹⁰.

Хантингтон  собрал материал, сопоставимый со шпенглеровским, и поставил историософские вопросы, но теперь эти вопросы перестают быть делом только философов. Отвечать на них придется политикам. Насколько они окажутся ответственными – покажет время, однако ориентир для них, показанный книгой популярного политического публициста (эти характеристики - не уничижение и умаление достоинств, а их подчеркивание), это историософия 19-20 столетий, без обращения к которой, на этом настаивает автор «Столкновения…», невозможно принятие серьезных решений сегодня: «Иллюзии и предрассудки, о которых предупреждали нас эти ученые (Шпенглер, Тойнби, Бродель – прим. рец.), все еще живы и в конце ХХ века расцвели и превратились в широко распространенную и ограниченную, по сути, концепцию о том, что европейская цивилизация Запада есть универсальная цивилизация мира»¹¹.

Представляется, что для неангажированного (а возможно, и для ангажированного) исследователя работа, проделанная Хантингтоном – это неоценимый материал для осмысления политических процессов современности. Причем речь идет не только о «Столкновении», но и «Третьей волне…», которая, на наш взгляд, не утратила своего значения.

2.2.Представление Хантингтона об идентичности

После событий 11 сентября 2001 Хантингтона стали  называть «провидцем», предсказавшим  обострение исламского экстремизма. Следуя своей концепции, он протестовал  против вторжения США в Ирак в 2004, считая, что это приведет лишь к повсеместному обострению отношений между Западом и исламским миром.

Если в Столкновении цивилизаций  Хантингтон анализировал межцивилизационные конфликты в основном как противоборство групп государств, то в монографии Кто мы? Вызовы американской национальной идентичности (Who Are We? The Challenges to America"s National Identity, 2004) он обратил основное внимание на проблемы, связанные с международной миграцией. По Хантингтону, потоки мигрантов из развивающихся стран создают в развитых странах Запада анклавы иной культуры. В результате «столкновение цивилизаций» происходит уже не только между странами, но и внутри многоэтничных стран, которые подвергаются угрозе потери своей культурной идентичности. Так, для США наибольшую опасность, полагает Хантингтон, представляет поток латиноамериканских мигрантов, в большинстве своем не разделяющих базовые ценности протестантской англо-саксонской культуры.

Концепция идентичности, по меткому замечанию современного аналитика, «столь же обязательна, сколь и не отчетлива». Это «неявное множество, не поддающееся строгому определению и неподвластное стандартным методам измерения». Ведущий аналитик идентичностей Эрик Эриксон предложил применительно к интересующей нас концепции взаимно исключающие термины — «всепроникающая» и «туманная и непостижимая».

Но каким образом следует  ее определять? На этот вопрос давались различные ответы; впрочем, в главном  они друг другу не противоречили. Идентичность — самосознание индивида или группы. Она представляет собой продукт самоидентификации, понимания того, что вы или я обладаем особыми качествами, отличающими меня от вас и нас от них. Идентичность присуща даже новорожденному, у которого она определяется такими признаками, как пол, имя, родители, гражданство. Правда, эти признаки остаются латентными до тех пор, пока ребенок не осознает их и не самоопределится с их помощью. Идентичность, как сформулировала группа исследователей, «соотносится с образами индивидуальности и отличительности («самости»), воспроизводимыми актером, и формируется (а также изменяется с течением времени) благодаря взаимоотношениям человека со значимыми персонажами из его окружения»¹². Пока люди взаимодействуют со своим окружением, у них нет иного выбора, кроме как определять себя через отношения к другим и отождествлять обнаруженные сходства и различия.¹³

«Идентичность важна потому, что определяет поведение человека. Если я считаю себя ученым, я буду вести себя соответственно этому представлению. Однако индивиды склонны менять идентичности. Если я начну вести себя иначе — к примеру, как полемист, а не как исследователь, — мне грозит «когнитивный диссонанс», с которым удастся справиться, лишь восстановив прежний образ жизни, либо переопределив себя из ученых в адвокаты. Аналогично если некий человек самоидентифицирует себя с демократами, но при этом регулярно голосует за республиканцев, рано или поздно ему придется признать себя американцем».¹⁴

Необходимо отметить несколько  ключевых моментов относительно идентичности.

Первое. Идентичностью обладают как индивиды, так и группы. При этом индивиды приобретают идентичность и могут изменять ее только в группах. Теория социальной идентичности показала, что стремление к идентичности ведет людей к поиску последней в самых разных, зачастую враждебных друг другу группах. Индивид может быть членом сразу многих групп и потому имеет возможность «переключать» идентичности. Групповая же идентичность, как правило, менее гибкая, поскольку основывается на заранее заданных параметрах. Так, мои идентичности включают принадлежность к политологам и к факультету управления Гарвардского университета; вдобавок я могу определить себя и как историка, и как сотрудника факультета политологии Стэнфордского университета (если там согласятся с подобным изменением моего статуса). Но гарвардский факультет управления никогда не сможет стать историческим факультетом или перебраться в Стэнфорд. Его идентичность куда более жесткая, нежели моя. Если базовые параметры групповой идентичности исчезают (например, достигается цель, ради достижения которой и создавалась группа), само существование группы оказывается под угрозой — до тех пор, пока не будет найдена новая побудительная причина деятельности.

Второе. Идентичности в общем и целом представляют собой конструкты. Люди конструируют собственные идентичности, занимаясь этим кто по желанию, кто по необходимости или по принуждению. Бенедикт Андерсон, фразу которого частенько повторяют, называл нации «воображаемыми сообществами». Перефразируя Андерсона, идентичности — воображаемые сущности: то, что мы думаем о самих себе, то, к чему мы стремимся. Не считая культурной наследственности (от которой можно и отречься), пола (который можно и сменить) и возраста (который нельзя изменить, но с которым можно бороться), люди относительно свободны в определении собственной идентичности, пускай даже с практическим применением этого определения впоследствии возникают сложности. Наследуемые признаки — скажем, национальность — переопределяются или вовсе отвергаются, да и само понятие национальной принадлежности меняется с течением лет, всякий раз приобретая новое содержание.