Исторический портрет Александра I

      О содержании занятий и о тех идеях, которыми руководствовался Лагарп, можно составить представление по очень интересному списку книг, которые Лагарп приготовил для Александра. Наибольшее место в списке уделено книгам по истории, которой наставник отводил важнейшую роль в воспитании: в разделе античной литературы присутствуют Геродот, Ксенофонт, Демосфен («его «Филиппики» можно сравнить с некоторыми речами, рожденными бурными событиями конца XVIII века», считал Лагарп), Тацит (швейцарец очень высоко ценил этого историка, «достойного всяческих похвал… наиболее глубокого из всех… сильнее всех враждебного деспотизму»²), Верто («История революция, произошедших в Риской республике»), Цезарь и многие другие. В разделе списка, посвященного новой истории, упоминаются труды Вольтера, Шиллера, Юма, Сисмоди и итальянского историка Джанноне. Особый интерес Лагарп проявлял к истории гражданских войн и мятежей в таких странах как Англия, Швеция, Франция, Неаполь, Италия: «История войны за независимость», «История итальянских республик», «Беспристрастная история французской революции от её начала до смерти королевы и казни депутатов департамента Жиронды» и другие, всё также связанные с революционными гражданскими войнами.

    Очень важны также произведения, посвященные  философии и политике. К слову  говоря, среди них почти нету французских философоф-материалистов, кроме Коньдильяка, из более ранних указан только Пьер Бейль. Зато очень часто представлены чисто политические мыслители, начиная с Бодена («О республике»), которого Лагарп считал «одним из самых смелых мыслителей XVIII века». Высоко ценил книгу английского революционера Алджернона Сиднея «рассуждения о правительстве». Но выше всех среди политических мыслителей Лагарп оценивал Джона Локка, его сочинение «Гражданское правительство» - «произведение человека выдающегося и своим обширным гением, и добродетелями». Также считал «Европейское международное право» Мабли «лучшим кратким изложением того, что написано о дипломатии», а «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита – «поистине классическим произведением».¹

      Из всего выше перечисленного  можно сказать, что Лагарп был,  во-первых, одним из образованнейших  людей своего века, во-вторых, решительным  врагом деспотизма. В стенах царского  дворца он осмеливался рекомендовать  не только передовых мыслителей века, но и произведения французских революционеров. Александр I прошел школу прогрессивного воспитателя - не якобинца, конечно, но подлинно «старого республиканца», как неоднократно характеризовал себя сам Лагарп. Политические и философские взгляды молодого наследника были целиком и полностью сформированы его наставником, оказавшим неизгладимое влияние на Александра. Другое дело, что из-за свойственной императору двуличности и лицемерии нельзя с полной уверенностью утверждать, что либеральные стремления были искренними.

        Между отцом и бабкой. Смерть отца

        Александр никогда не мог быть таким грубым, как брат Константин. Приходилось ладить и с императрицей и с отцом, но он никогда не мог понять, как, например, брат решался, насмехаясь, передразнивать отца за его спиной в присутствии Екатерины и ее любовника, а там, в Гатчине, издеваться над слабостями самодержавной монархини.  

    Нет, он, Александр, спасая себя, выдумал  иные приемы, чтобы внушить к себе доверие и бабушки и отца. Он льстил, расточал нежные признания, покорно со всеми соглашался, обезоруживал кротостью, тая свое настоящее лицо под маской "сущего прельстителя", как впоследствии выражался М. М. Сперанский.  

    От  своей бабушки будущий император  унаследовал гибкость ума, умение обольщать собеседника, страсть к актёрской игре, граничащую с двуличием. Поскольку Екатерина руководила не только научным образованием Александра, но и духовным, её влияние на тогда юного императора было очень велико. Императрица растила его как любимого внука и уже с детства усиленно готовила к вступлению на престол. Будучи сама очень неординарной и сильной личностью с передовыми для тех времен взглядами, она старалась донести до внука свое понимание жизни.  Результаты такого воспитания проявились позже, когда уже взрослый Александр стал делать всё для того, чтобы самоутвердиться, показать всем, что он чего-то стоит. Император старался показывать свою состоятельность как правителя и самостоятельного уверенного в себе человека. Александра Павловича постоянно одолевал комплекс неполноценности. Он пытался избавиться от этого, самоутверждаясь то как политик, то как военачальник. Особенно трудно было ему сопоставлять себя с личностью Наполеона. Тем радостней были победы в походах против гениального полководца. Даже после сражения при Бриенне в январе 1814 г., где врагу все же удалось одержать верх, Александр I, проезжая мимо приветствовавших его воинов, бросил генералу А. П. Ермолову такую фразу: "В России все почитают меня весьма ограниченным и неспособным человеком; теперь они узнают, что у меня в голове есть что-нибудь". Эти слова он повторил русскому генералу спустя два месяца, когда армия-победительница вступила в Париж.  

    От  Павла I Александр унаследовал любовь к постоянной и зачастую просто излишней муштре, что особенно ясно стало видно во время Отечественной войны, когда и без того усталые войска по приказу императора были вынуждены разучивать парадно-строевой шаг, абсолютно бесполезный и непригодный в условиях военных действий. Павел не признавал авторитеты своего сына, считая, что идеи, продвигаемые Лагарпом, являются не более чем либеральным вздором и абсолютно неприменимы по отношению к России. И хотя отец и сын были очень разными и между ними стояла бабушка Александра, всё же будущий наследник любил своего отца и был очень привязан к нему. 

    11 марта 1801 г. император Павел  I был убит заговорщиками. Александр  знал о заговоре и даже принимал  участие в его подготовке. Многие  историки считают, что цесаревич  не желал смерти отца. Он хотел  лишь отстранить его от управления государством, чтобы пресечь деспотизм и самодурство в России. Гибель отца потрясла наследника, а угрызения совести с годами преследовали его все больше и больше. Вот как описывает историк Чулков реакцию молодого императора на столь печальное событие:  

    «Этой ночи Александр никогда  не мог забыть. Ему  даже порою снилась  одна из комнат Елизаветы  в нижнем этаже  замка. Там белая  мраморная девушка  играла с голубем  и тикали часы, изображавшие Бахуса на бочке. Александр  тогда ушел из своего кабинета, чтобы не быть одному. Но Елизавета сидела недвижная и молчаливая, и монотонное тиканье часов почему-то казалось страшным. Какая была мертвая тишина!

    На  одно мгновенье глаза  Александра встретились  с голубыми холодными  глазами непонятной красавицы, которая  восемь лет тому назад была повенчана с ним по приказанию бабушки-императрицы. Теперь она поневоле делила с ним ужас этой ночи.

    Александр сидел в кресле, сутулясь, как будто  чьи-то незримые руки давили ему на плечи. Он вспомнил, как  на днях он уговаривал плац-майора Михайловского дворца Аргамакова примкнуть к заговору и, когда тот колебался, упрекал его "не за себя, а за Россию". И Аргамаков согласился. Такова судьба. Теперь все кончено. Сегодня, сейчас все решится. Пален приведет заговорщиков, и они заставят безумного отца отречься от престола. Неужели он станет упрямиться? Разве не великое счастье сбросить с себя это свинцовое бремя власти? Александр окружит его своим добрым попечением. Павел Петрович скоро убедится, что корона вовсе не нужна сыну. Надо освободить Россию, дать ей коренные законы, как в Англии, а потом покинуть трон, уйти куда-нибудь от этой отвратительной и, в сущности, мнимой самодержавной власти... Александр согласился на переворот не для себя, а для России.

    И вдруг он вспомнил, что сегодня вечером, в восемь часов, дежурный полковник Саблуков явился к брату  Константину с  рапортом и был  свидетелем постыдной  сцены. Он застал там  Александра. Раздались  неожиданно знакомые шаги императора, распахнулась дверь, и, гремя шпорами, вошел Павел. Саблуков ничем не обнаружил боязни, по Александр, наследник и, быть может, завтра император, вел себя, как испуганный заяц... Этот Саблуков, чего доброго, напишет, пожалуй, в своих мемуарах, как цесаревич дрожал в постыдном страхе. И будущий историк не забудет рассказать потомству об этом позоре. Сегодня Обольянинов водил братьев в церковь для вторичной присяги. И Александр перед крестом и Евангелием клялся в верности монарху. Значит, он, Александр, клятвопреступник? Но что же ему было делать? Надо было выиграть время. Пален сказал, что император готовил или казни, пли вечную тюрьму жене и детям. Но почему же сегодня за ужином отец смотрел на него так добродушно? И почему, когда Александр чихнул, отец сказал, улыбаясь: "Будьте здоровы, сударь..."

    От  этого воспоминания мучительно заболело сердце. И вдруг - странный топот наверху. Александру почудился  даже крик. Быть может, заговорщики бежали или арестованы. Тогда  все кончено. Павел  казнит сына...

    Ровно в половине первого  распахнулась дверь  и вошел Палеи. Но Александр не узнал  его. Нет, это не граф Петр Алексеевич. Куда девались его насмешливые, веселые глаза? Где  же его холодная, ироническая улыбка? Какой странный и  жестокий у него взгляд! И говорит он что-то непонятное и страшное. Умер! Как умер? Почему? Ведь ему, Александру, обещано сохранить жизнь отца. Значит, император Павел убит! Он представил себе знакомое опрокинутое бледное лицо с мертвыми теперь глазами. Александр простонал: "Скажут, что я убийца..." Все заволоклось синим туманом, исчезли комната с мраморной девушкой и часами, граф Пален, голубоглазая подруга... Когда Александр очнулся, перед ним было опять жестокое лицо Палена. Граф тряс его за плечи и кричал ему в ухо:

    - Довольно быть мальчишкой!.. Извольте царствовать!

    Но  Александр опять  повалился на кушетку, рыдая.

    К нему подошла Елизавета. Когда он увидел ее сухие глаза и  почувствовал прикосновение  ее руки, ему сделалось  стыдно.

    Пришлось  выйти на крыльцо  дворца, где стояли мрачно семеновцы и преображенцы. А в два часа Александра повезли в Зимний дворец. Елизавета осталась успокаивать императрицу-мать, которую солдаты не пускали к обезображенному телу императора.

    Так началось новое царствование. Этой ночи Александр  никогда не мог забыть»²  

    Личностные  особенности

    I

    К моменту своего восшествия на престол 24-летний Александр I был уже сложившейся  личностью. Внешне красивый, подтянутый, он всегда был подчеркнуто скромен, элегантен. Его любовь к порядку, симметрии порой доходила до абсурда и была поводом для добрых шуток в первые годы пребывания у власти и для злословия в последние годы жизни.

    Многие  современники, с детства знавшие  будущего царя, отмечали противоречивость его характера; человек умный  и образованный, он в то же время боялся государственных забот, казавшихся ему непосильными. Не случайно А. И. Герцен называл его "коронованным Гамлетом". Это определение было очень метким, если иметь в виду духовную жизнь царя, его нравственные переживания. Но, в отличие от принца датского, он умел проявлять в политике твердость, гибкость, а порой, используя свой артистический талант, и хитрость. Наполеон, уже находясь на острове Святой Елены, писал: "Александр умен, приятен, образован. Но ему нельзя доверять. Он неискренен. Это - истинный византиец, тонкий притворщик, хитрец".

    Историки  отмечали, что в хитрости царя было что-то женское. Недаром шведский посол  в Париже Лагербиельне говорил о  нем: "...Тонок, как кончик булавки, остер, как бритва, и фальшив, как  пена морская". Александр I как-то чудно совмещал в себе проницательный ум, большие разносторонние способности, великолепное остроумие с ленью, стремлением к праздности, увеселениям. Он умел быть одновременно патриотом России, другом либерального графа П. А. Строганова и в то же время мог не замечать ничего человеческого в крестьянах - точно так же, как ближайший его помощник, исполнитель всех неприглядных затей царя, жестокий и по-своему неглупый служака А. А. Аракчеев.

    Душевная  двойственность императора была не признаком  слабоволия, а скорее следствием личных сомнений в том, что он имеет право на власть. Примеров тому множество. Отправив после многолетних праведных трудов в ссылку видного реформатора М. М. Сперанского, царь печалился по этому поводу, называя того "способным и полезным" человеком. Он открыто заявлял, что очень виноват перед этим политическим деятелем, что не упускает ни одной оказии, чтобы передать М. М. Сперанскому дружеский поклон. Позже, узнав об этом, Михаил Михайлович, вдоволь "насладившийся" своим пребыванием в Нижнем Новгороде и Перми, говорил, что никаких угрызений совести царь не испытывал, да и поклоны передавались ему редко...

    Не  менее двуличен был Александр  Павлович и по отношению к А.С.Пушкину. Как-то И.А. Васильчиков передал государю переписанное от руки стихотворение "Деревня". Александр I с пониманием воспринял стихи, попросил поблагодарить поэта за добрые чувства к людям труда и... стихотворение удалось опубликовать только после смерти Благословенного.

    Не  украшала царя, а скорее доставляла ему массу страданий его мнительность. Мнительность и подозрительность порой граничили с психическим расстройством. Как-то раз генералы Киселев, Кутузов и граф Орлов, находясь во дворце государя, развлекались рассказыванием друг другу анекдотов. Проходивший неподалеку Александр I обратил внимание на их веселый смех. Через несколько минут он вызвал к себе Киселева. Тот застал царя тщательно рассматривающим себя в зеркале. Больших трудов стоило генералу объяснить, что поводом для веселья были байки, а не что-то в облике императора...

    В решительные минуты истории российский император умел быть честным и  благородным, не любил присваивать  себе чужой славы. После поражения  под Аустерлицем (1805 г.) царь, находившийся в тот момент возле сражавшихся  войск, не стал винить в поражении М. И. Кутузова, хотя именно тот руководил боевыми действиями, Александр I основную тяжесть вины взял на себя. Позже он так оценивал эти события: "Я был молод и неопытен. Кутузов говорил мне, что нам надо было действовать иначе, но ему следовало быть в своих мнениях настойчивее". Через несколько лет, во время Отечественной войны, когда французские войска оставили Москву и успех дальнейших действий был предрешен, Михаил Илларионович приглашал государя возглавить военные действия. У Александра I хватило благородства удержаться от соблазна. Он ответил отказом, сославшись на то, что не желает пожинать лавры, не им заслуженные.