§4.Война
против Турции 1787-1791 годов
В 1774 году
Суворов был вызван в Приволжье
Петром Паниным, руководившим операциями
против Пугачева. Приезд Суворова совпал
с нанесением правительственными войсками
тяжелого поражения Пугачеву (у Сальникова
завода). Вскоре выяснилось, что несколько
приверженцев Емельяна Пугачева изменили
ему и предали его в руки
царских властей. Как заявила
однажды Екатерина II, говоря о кампании
против Пугачева, «Суворов тут участия
не имел... и приехал по окончании
драки и поимки злодея». В начале
1776 года Суворова назначили командиром
Петербургской дивизии. Это назначение,
сулившее спокойное житье и быстрое
служебное продвижение, было совершенно
не по душе полководцу. Придворная жизнь
с ее лицемерием и низкопоклонством
претила ему. Суворов жил в
деревне, демонстративно ни разу не появившись
в столице для командования дивизией.
В. 1782 году Суворова командировали на
юг. Начальствуя над Кубанским
корпусом, он выстроил оборонительную
линию, простиравшуюся на 540 верст, от Тамани
до Ставрополя. Укрепления строились
в боевых условиях, часто под огнем.
Суворов лично выбрал все пункты
для сооружения укреплений и лично
руководил работами, Впоследствии он
с гордостью указывал, что хотя
укрепления строились «на носу»
неприятеля, но только один солдат погиб
от вражеской пули. Вслед за тем
Суворов возглавил вооруженные
силы в Крыму . Здесь также он соорудил
сильную укрепленную линию, позволявшую
оборонять побережье с незначительными
силами. Эта линия состояла из 29 укреплений,
в промежутках между которыми
были разбросаны наблюдательные посты.
Турки, намеревавшиеся высадить в Крыму
десант, не решились штурмовать вновь
сооруженные укрепления, и турецкий
флот вернулся в Константинополь. Назревавшее
в Крыму восстание местного населения
также не произошло. «Осаждение крепостями
здешнего края воспрепятствовало мятежу»,
– доносил Суворов Румянцеву.
Из Крыма Суворова перевели в Астрахань,
в связи с предполагавшимся походом
в Персию. Однако поход не состоялся,
и после двух лет томительного
пребывания в Астрахани полководец
вновь оказался на Кубани. Осенью 1786
г. он получил назначение в Екатеринославскую
армию, которой командовал Г.А. Потемкин.
Суворов охотно поехал к Потемкину. Полководец
уважал его больше других государственных
деятелей. Он знал, что наряду с тяготением
к показному, со склонностью к изнеженности
и роскоши, с длительными периодами апатии
и вытекающего отсюда безделья Потемкин
обладал выдающимися способностями и
проявлял подлинную заботу о солдатах.
За это редкое свойство Суворов многое
прощал фавориту царицы. Вместо громоздкого
великолепия прежних воинских нарядов
Потемкин ввел новую, удобную форму. Реформы
не ограничивались одеждой. Они коснулись
основ военного устройства. Предписывалось
избегать телесных наказаний, поощрять
примерных солдат, обучать в первую очередь
«скорому заряду и верному прикладу».
Пела была в том, что Потемкин, по свойственному
ему непостоянству, не очень следил за
соблюдением новых порядков. Но самый
факт столь авторитетной поддержки их
имел громадное значение для всех передовых
начинаний Суворова. А реформы были существенно
необходимы: с каждым днем отношения с
Турцией обострялись. Турецкое правительство,
подстрекаемое Англией и Пруссией, мечтало
о реванше. С другой стороны, и в Петербурге
не считали возможным ограничиться достигнутым.
Турция, запиравшая выход из Черного моря,
препятствовала экономическому развитию
русских черноморских областей и осваивавшегося
русским правительством Крыма, К тому
же Турция держала себя вызывающе, Русскому
посланнику Булгакову был предъявлен
дерзкий ультиматум - возвратить Турции
Крым и признать недействительными последние
трактаты. Булгаков, разумеется, отказал.
В ответ турки, в соответствии с усвоенной
ими манерой начинать войну, заключили
посланника в темницу. Война началась.
Вскоре против Турции выступила и Австрия,
рассчитывавшая на территориальные приобретения;
с другой стороны, Швеция объявила войну
России. Суворов получил командование
одним из пяти корпусов, входивших в состав
Екатеринославской армии. Потемкин поручил
ему самый опасный район – Херсоно-Кинбурнский,
где ждали первого удара турок и где совсем
не были готовы его отразить. Когда были
получены сведения, что турецкое командование
готовит высадку десанта на Кинбурнской
косе, Суворов тотчас отправился в Кинбурн
и принялся укреплять косу. Он ставил себе
целью не просто отразить десантные войска,
но нанести туркам тяжкое поражение, истребить
их живую силу. С теми скромными средствами,
которыми Суворов располагал, это был
рискованный, смелый замысел; тем не менее
он был полностью реализован. 12 октября
1787 года сильная неприятельская эскадра
начала высадку десанта. Суворов позволил
туркам беспрепятственно высадиться,
а затем атаковал их и, после длившегося
весь день чрезвычайно упорного боя, разбил
их. Лишь десятая часть высадившихся добралась
до кораблей, Свыше 4 тысяч турок было уничтожено.
Кинбурнская победа имела тем большее
значение, что она была первым серьезным
успехом русских войск в неудачно протекавшей
дотоле кампании. Во время этой битвы Суворов,
лично водивший солдат в штыковую атаку,
был ранен картечью в грудь, а вскоре затем
пулей в руку. Однако он остался в строю.
Еще раз он подвергся смертельной опасности,
когда три турецких солдата внезапно бросились
на него. Но оказавшийся поблизости гренадер
Новиков убил двух турок и обратил в бегство
третьего. Вскоре Суворов был вызван Потемкиным
в осадный корпус, обложивший турецкую
крепость Очаков, Суворов рекомендовал
штурмовать крепость, так как пассивная
осада не сулила быстрого успеха, а русские
войска несли большие потери от болезней.
Потемкин не согласился с ним, и в конце
концов Суворову пришлось уехать из-под
Очакова. Впоследствии Потемкин убедился
в правильности рекомендованного Суворовым
образа действий: в декабре 1788 года состоялся
штурм, и Очаков был взят. Весной 1789 года
Суворов был назначен в передовой корпус
молдавской армии. С порученными ему войсками
– 5 пехотных полков, 8 кавалерийских и
30 пушек – он занял позицию на стыке с
союзной австрийской армией. Получив известие
о том, что сильная турецкая армия готовится
атаковать 18-тысячный австрийский корпус
принца Фридриха Кобурга, он выступил
на помощь союзникам. Пройдя за 28 часов
50 верст, он соединился у Фокшан с австрийцами
и взял в свои руки руководство. Действуя,
как обычно, наступательно, он не стал
дожидаться турецкой атаки, а сам атаковал
врага. При этом удар его пришелся оттуда,
откуда турки вовсе не ждали нападения,
потому что там тянулись болота. Суворовские
войска, проваливаясь в трясине, перебрались
через болота и, обрушившись «как снег
на голову» на противника, разгромили
его. В начале сентября того же 1789 года
турки повторили попытку раздавить корпус
Кобурга и таким образом выйти в тыл русской
армии. Предвидевший этот маневр неприятеля
Суворов держал свой отряд в боевой готовности.
Узнав о приближении турок (на этот раз
их было 102 тысячи), он, не теряя ни минуты,
двинулся к местечку Рымник, где предстояло
разыграться сражению. Он вел с собою 7
тысяч человек. За двое суток было пройдено
около 100 верст; утром 21 сентября русские
полки примкнули к австрийцам. И в этот
раз Суворов основал свой план на том,
чтобы перехватить у противника инициативу
и внезапно атаковать его. Установив, что
турецкая армия стоит тремя крупными отрядами,
отделенными один от другого лесами и
оврагами, Суворов предпринял 22 сентября
атаку левофлангового турецкого лагеря,
затем обрушился на центр и, наконец, разгромил
правофланговый лагерь. Огромная армия
великого визиря Юсуф-паши перестала существовать
как реальная военная сила. Всю тяжесть
боя вынесла на себе семитысячная горсточка
русских. За эту победу Суворов получил
титул графа Рымникского, Георгиевский
орден 1 -й степени и драгоценную шпагу.
Однако русское высшее командование не
сумело использовать в должной мере Рымникскую
победу и дало возможность туркам оправиться.
Опорным пунктом турок являлась расположенная
в устье Дуная крепость Измаил. Стратегическое
значение Измаила было чрезвычайно велико,
поэтому турки укрепили его (под руководством
французских и немецких инженеров) и сосредоточили
в нем армию в 35 тысяч человек. В ноябре
1790 года русские войска в количестве 26
тысяч человек под начальством Гудовича
и де-Рибаса обложили Измаил. На активные
операции никто не решался: шла слабая
бомбардировка в надежде, что турки падут
духом и выкинут белый флаг. Армия терпела
лишения от холода, болезней и недостатка
продовольствия. В начале декабря был
созван военный совет, отправивший главнокомандующему
на утверждение свое решение – снять на
зимнее время осаду и ограничиться наблюдением
за крепостью. Однако Потемкин, избегавший
рискованных предприятий, на этот раз
упорствовал. Взятие Измаила было необходимо
не только по военным, но и по политическим
соображениям. Потемкин решил предпринять
штурм Измаила. Был только один человек,
который мог справиться с такой задачей;
правда, светлейший князь предпочитал
держать Суворова в тени, потому что слава
его и без того начинала иногда звучать
чересчур громко, но теперь приходилось
подчиняться обстоятельствам. 11 декабря
Суворов получил приказ поспешить к Измаилу
и принять начальство над осадным корпусом.
Даже с теми подкреплениями, которые были
подтянуты Суворовым, он располагал всего
30 тысячами человек. Осадной артиллерии
почти не было, снарядов для полевой артиллерии
– только один боевой комплект. «Обещать
нельзя», – резюмировал Суворов в донесении
Потемкину свои наблюдения и тотчас начал
готовить штурм. Военная история не знала
прецедентов, когда бы подготовка такого
грандиозного предприятия заняла так
мало времени и вместе с тем была настолько
тщательна и систематична. Войска обучались
технике штурма, беспрерывно шло заготовление
лестниц. Суворов ежедневно появлялся
среди солдат, наставляя их, ободряя, внушая
каждому мысль о необходимости штурма,
внедряя в каждого уверенность в успехе.
Суворов пришел к решению, что наиболее
подходящая для штурма та сторона крепости,
которая примыкает к Дунаю. Отсюда турки
не ждали удара, и укрепления здесь были
менее значительны. В связи с этим главный
удар Суворов решил направить в эту сторону.
Задача остальных колонн сводилась к тому,
чтобы вынудить турок рассредоточить
свои силы на всем шестиверстном протяжении
крепостного вала. Штурм был назначен
на 22 декабря. Всего восемь дней прошло
с момента появления Суворова в русском
лагере, но за эти дни войска преобразились.
Среди солдат и офицеров царили большой
подъем и готовность к подвигу. Весь день
21 декабря происходила усиленная бомбардировка
крепости; с русской стороны действовало
почти 600 орудий. Турки энергично отвечали.
К вечеру канонада затихла. Так как дело
происходило в период самых коротких дней,
решено было начать штурм за два часа до
рассвета, чтобы успеть до вечера подавить
всё очаги обороны. В ночь перед штурмом
никто не спал. Начальникам было предписано
оставаться при своих частях, запрещено
было выводить батальоны до сигнальной
ракеты, «чтобы людей не утруждать медлением
к приобретению славы». Суворов лично
обошел фронт, вспоминая историю каждого
полка, прошлые битвы, запросто здороваясь
с ветеранами и ободряя молодых. Потом
он вернулся в свою палатку и прилег. Он
был необычно сосредоточен, весь ушел
в себя. Полученное им письмо от австрийского
императора осталось нераспечатанным;
он прочел его только на следующий день.
В 3 часа ночи взвилась первая ракета, и
войска выступили к назначенным местам.
По второй ракете они подошли к стенам
на 300 шагов. В половине шестого утра, по
третьей ракете, колонны двинулись на
приступ. Турки узнали о дне штурма и были
наготове. «Крепость казалась настоящим
вулканом, извергавшим пламя, – вспоминает
в своих мемуарах Ланжерон. – Мужественно,
в стройном порядке, решительно наступали
колонны, живо подходили ко рву, бросали
в него свои фашины, по две в ряд, спускались
в ров и спешили к валу. У подошвы его ставили
лестницы, лезли на вал и, опираясь на штыки,
взбирались наверх. Между тем стрелки
оставались внизу и отсюда поражали защитников
вала, узнавая их по огню их выстрелов».
Осажденные дрались отчаянно. Они производили
многочисленные вылазки, тесня и опрокидывая
русские батальоны. Бойцы смешались в
предрассветной мгле. Крики «ура» и «алла»
беспрестанно сменялись, указывая, на
чью сторону клонится успех. Начальники
колонн Мекноб, Безбородко, Львов, Марков
были ранены. Суворов расположился на
кургане, зорко следя за перипетиями сражения
и беспрестанно посылая ординарцев с распоряжениями.
Резервов у него было мало, но предназначенный
для этой цели отряд казаков он использовал
с максимальными результатами, неоднократно
выручая попадавшие в тяжелое положение
части. В 8 часов утра внешний вал был взят.
Битва перекинулась в город. Каждую улицу
приходилось завоевывать, каждый дом представлял
собой стойко защищаемую крепость. Русская
полевая артиллерия открыла огонь вдоль
улиц. К 11 часам дня исход сражения определился.
Русские войска со всех сторон надвигались
на центр города, сжимая турок в железное
кольцо. Татарский хан Каплан-Гирей предпринял
отчаянную попытку отбросить русских.
Во главе трехтысячного отряда он напал
на черноморских Казаков, порубил многих
из них и прорвался в тыл русским полкам.
Подоспевшие егери и гренадеры ликвидировали
прорыв, отряд Гирея был окружен и уничтожен.
Близилась развязка. Турок выбивали из
горящих домов, из «ханов» (больших каменных
строений). В одном из таких «ханов» погиб
комендант крепости Айдос-Мехмед. Общий
хаос увеличился оттого, что из конюшен
вырвалось несколько тысяч лошадей и в
бешенстве носилось по улицам. К сумеркам
сопротивление было окончательно сломлено.
В этом штурме участвовал, в качестве начальника
одной из колонн, М.И. Кутузов. Суворов
так отозвался о нем: «...Генерал-майор
и кавалер Голенищев-Кутузов оказал новые
опыты искусства и храбрости своей; преодолев
под сильным огнем неприятеля все трудности,
взлез на вал, овладел бастионом, и когда
превосходный (в значении – превосходящий
численностью. – К.О.) неприятель принудил
его остановиться, он, служа примером мужества,
удержал место, превозмог сильного неприятеля,
утвердился в крепости и продолжал потом
поражать врагов...» Потери турок были
очень велики. По приблизительному подсчету,
в Измаиле было убито около 26 тысяч турок
и взято в плен 9 тысяч. Русские потеряли
во время штурма около 10 тысяч человек.
Из 650 офицеров 400 было убито или ранено.
Весть о падении Измаила произвела во
всей Европе ошеломляющее впечатление.
Заседавшая в Систове враждебная России
конференция держав прервала свои работы;
турецкое правительство впало в уныние.
Суворов, проведший еще дней десять в Измаиле,
был засыпан летевшими со всех концов
поздравительными письмами. Но екатерининская
Россия еще раз зло посмеялась над ним.
Ему было суждено почувствовать, что недовольство
фаворита значит для царицы больше, чем
любые подвиги полководца. Явившись для
личного рапорта к Потемкину, Суворов
разговаривал с ним в независимом, гордом
тоне и этим навлек на себя немилость всемогущего
вельможи. Как следствие этого, он не только
не получил фельдмаршальского жезла, на
что надеялся, но вообще обидно малую награду
и в довершение был отозван с турецкого
фронта и направлен в Финляндию для укрепления
русско-шведской границы.
§5. Снова
в Польше
В Финляндии
Суворов пробыл до конца ноября 1792
года, то есть около полутора лет. За
это время он создал превосходную
систему крепостей. Затем он был
переведен на юг России и назначен
командующим войсками Екатеринославщины,
Крыма и вновь присоединенного
Очаковского района. И здесь он
быстро привел в. порядок инженерно-оборонительные
сооружения. Но состояние духа его
было очень тяжелым. Завистники и
недоброжелатели строили ему
всяческие козни, клеветали на него,
мешали в работе. Из создавшегося невыносимого
положения Суворов нашел выход
в связи с новой войной. В
начале 1794 года русский гарнизон, размещенный
в Варшаве для обеспечения
прежних договоров с Польшей,
подвергся внезапному нападению. Это
послужило сигналом к открытию новых
военных действий между Польшей
и Россией. На первых порах русские
войска оказались бессильны справиться
с поляками, которыми предводительствовал
даровитый и решительный шляхтич
Тадеуш Косцюшко. Престарелый Румянцев,
видя, что военные действия затягиваются,
поручил – без согласования с
Петербургом – Суворову взять
укрепленный город Брест. 25 августа
1794 года Суворов выступил с 5-тысячным
отрядом в Польшу. Нанеся поражения
противнику при местечке Дивин и
при Крупчицком монастыре, он разбил
19 сентября 16-тысячный корпус Сераковского
и занял Брест. Нанеся еще поражение
полякам у города Кобылки, Суворов
подошел к Варшаве. В начале ноября
он взял штурмом Прагу (предместье Варшавы)
и тем самым вынудил поляков
к капитуляции. Екатерина II произвела
Суворова в фельдмаршалы; он был
назначен военным правителем Польши.
На этом посту он оставался год. Его
обращение с поляками было чрезвычайно
гуманным. Суворов провел ряд весьма
благоприятных для Польши мероприятий.
Чтобы поднять курс польских денег,
он велел уничтожить ставшие военной
добычей кредитные билеты на сумму
768 тысяч злотых; Он запретил сбор продовольствия
для нужд армии под квитанции,
а приказал расплачиваться наличными;
строгими мерами поддерживал в войсках
дисциплину, пресекал мародерство, охранял
памятники культуры. Деятельность Суворова
в Польше свидетельствует о том,
что, будучи гениальным полководцем, он
обладал и крупным дарованием
политического деятеля. Его методы
управления в Польше – методы умного
и вместе с тем гуманного правителя.
Но образ действий Суворова шел вразрез
с программой прусского, австрийского
и русского правительств. Положение
Суворова становилось все более
сложным: его постепенно оттирали на
задний план, отстраняли от участия
в разрешении серьезных вопросов,
отменяли отданные им распоряжения. В
октябре 1795 года Суворова отозвали в
Петербург. Его встретили с небывалым
почетом; но любезности не могли скрыть
глубокой трещины, столь резко проявившейся
в течение последнего года. Впервые
за все время, казалось, созрела почва
для прочного примирения правящей верхушки
с престарелым фельдмаршалом: нельзя
не оценить его услуг, нельзя не считаться
с популярностью его в армии
и в Западной Европе. Ничто не
мешает, повидимому, укреплению отношений
императрицы с ее лучшим военачальником.
Но тут-то обнаруживается органическая
невозможность этого; Суворов по-иному
-17- мыслит, он не может, попасть в
тон екатерининского двора. Главное,
он этого не хочет. Придворная карьера
не прельщает его. Более того –
он открыто высказывает презрение
к нравам двора, к процветающим там
неискренности, угодничеству и утомительному
веселью. Его независимые суждения,
его деятельная энергия служат олицетворенным
укором праздным вельможам и чиновным
карьеристам. Поэтому, когда проходит
нужда в его поразительном
таланте, становится лучше всего
упрятать его куда-нибудь подальше.
Так было всегда, так случилось
и на этот раз. Суворова назначили
командующим одной из южных армий.
Весной 1796 года он выехал в город
Тульчин, Подольской губернии, где и
устроил свою штаб-квартиру.
§ 6. «Наука
побеждать». Конфликт с Павлом I
Снова, как
когда-то в Новой Ладоге, Суворов
с жаром отдался обучению войск.
«Всякий солдат к тому должен быть
приведен, чтобы сказать ему можно
было: теперь знать тебе больше ничего
не остается, только бы выученного не забывать»,
– таков был лозунг Суворова в
деле воспитания солдат. Развивая мысль,
высказанную еще Петром I (учить
«яко и в самом деле»), Суворов
всемерно старался придать всякому
учению характер подлинного боя. Маневры
происходили при непрестанной ружейной
и артиллерийской стрельбе (холостыми
зарядами), так что атакующие бывали
густо окутаны облаками порохового
дыма. В Тульчине окончательно оформилась
и была записана знаменитая суворовская
инструкция войскам: «Наука побеждать».
Еще в Херсоне и затем на
походе в Польшу Суворов приказывал
обучать войска составленному им
военному катехизису; большинство солдат
знало это наставление наизусть.
Теперь оно получило окончательную
редакцию. «Наука побеждать» представляет
собою дальнейшее развитие и углубление
«Полкового учреждения». Она построена
на тех же принципах. В ней также
выражена мысль о единой связи
между техническими приемами обучения
и нравственным, моральным воспитанием.
Войскам прививаются те же идеи о
необходимости порыва, энергии. Это
свидетельствует о том, что сложившиеся
у Суворова взгляды на воспитание
и -18- обучение войсковых кадров остались
в существе своем неизменными. Но,
разумеется, они получили гораздо
более яркое и точное выражение.
То, что в «Полковом учреждении»
было лишь намечено, то в «Науке побеждать»
обозначено со всей отчетливостью. Слог
«Науки» также несравненно более
ярок; по своей образности, почти
афористичности он является подлинным
шедевром, все в нем стремительно,
легко: «рви, лети, ломи, скачи», тяжелые
ранцы именуются «ветрами» и
т. д. Основные положения «Науки побеждать»
можно свести к следующему: 1. Огромную
роль на войне играет моральное состояние
войск. Необходимо, чтобы все бойцы
стремились к победе и понимали путь,
которым их ведут к этой победе
(«Каждый воин должен понимать свой
маневр»), 2. Победа достигается посредством
наступления и разгрома главных
сил противника. 3. Одним из важнейших
условий победы является быстрота,
внезапность удара. 4. Решающую роль
в сокрушении врага играет штыковая
атака. 5. Обучать солдат следует
только тому, что пригодится на войне.
Все прочее, напрасно перегружающее
солдата, надо отсечь; зато необходимому
солдат должен обучиться в совершенстве
(«Тяжело в ученье – легко в
походе»), 6. Командиры должны внимательно
относиться к солдату и его
нуждам. 7. Надо привить войскам внимательное,
бережное отношение к мирному
населению и пленным. «Наука побеждать»
не обременяла солдат ничем, что не
вызывалось бы боевой надобностью, и
в то же время давала им указания
относительно всего, что могло встретиться
в бою и в походе. Вскоре, однако,
все изменилось, так как в ноябре
1796 г. умерла Екатерина II, и новый император,
Павел I (сын Екатерины II и Петра III), стал
проводить крайне реакционный курс. Опасаясь
проникновения из Франции «якобинской
заразы» и стремясь при помощи военно-полицейской
диктатуры задушить в зародыше революционные
идеи в России, Павел прибег к самым чрезвычайным
мерам. Широко раскинулись сети тайного
политического сыска. Весь уклад жилки
подвергался строгой регламентации. По
самым ничтожным по водам людей хватали,
сажали в тюрьмы, ссылали в Сибирь, били
кнутом. Тяжелее всех чувствовала гнет
павловского режима армия. Была восстановлена
старая прусская форма: волосы солдат
поливали квасом, посыпали мукою и давали
засохнуть мучной корке на голове; сзади
к голове привязывали железный прут в
пол-аршина для устройства косы, на висках
приделывали войлочные букли. В службе
завелась назойливая, мертвящая мелочность.
Оторванная пуговица у одного из солдат
могла свести к нулю отлично проведенные
маневры. «Солдат есть простой механизм,
артикулом предусмотренный», – такова
была установка Павла I. Трудно было найти
более резкие противоположности, более
различные системы, чем те, которые насаждались
Суворовым в Тульчине и Павлом в Петербурге.
Сосуществование их было невозможно. Они
неминуемо должны были столкнуться. Суворов
сразу занял непримиримую позицию по отношению
к «прусским затеям». Реформы Румянцева,
Потемкина, его собственная сорокалетняя
деятельность – все шло насмарку. Русская
армия отбрасывалась на полстолетия назад,
живой дух в ней подменялся мертвым, механическим
послушанием; боевая подготовка – шагистикой;
национальные особенности – слепой подражательностью
прусским образцам. Суворов попрежнему
обращал внимание не столько на мелочи
службы и плацпарадность, сколько на боевую
выучку солдат и офицеров, на то, чтобы
войска были тепло и удобно одеты и сытно
накормлены. Павел полагал, что солдат
не должен мыслить. Суворов пуще всего
ненавидел слепое подчинение. Павел хотел
внедрить прусские порядки – Суворов
отстаивал жизненность и превосходство
национальных русских военных обычаев.
Павел относился к солдатам, как к своего
рода бездушным манекенам, – Суворов уважал
в каждом солдате его человеческое достоинство.
Найти общую почву тут было невозможно.
Деспотический император поступил в своей
обычной манере: он решил покарать и запугать
непокорного фельдмаршала. В феврале 1797
г. Суворов был уволен в отставку и вскоре
после этого сослан в принадлежавшее ему
отдаленное поместье Кончанское (Новгородской
губернии), под надзор местных властей.
Там опальный фельдмаршал прожил два года.
Павел I всячески преследовал его. Имя
Суворова вытравлялось из армии; идеи
его подвергались гонению. Павел все ждал,
что старый фельдмаршал принесет повинную.
При всем своем сумасбродстве он понимал,
какое неблагоприятное впечатление производит
ссылка Суворова не только в России, но
и за границей. Видя вокруг лишь покорность
и поклонение, Павел не сомневался, что
и старик-фельдмаршал скоро уступит и
если не присоединит прямо своего голоса
к хору восхвалений, то выразит хотя бы
согласие вернуться в ряды армии на вторые
роди. Но время шло, а Суворов не сдавался.
Передовые люди тогдашнего русского общества
с восхищением следили за неравной борьбой
опального фельдмаршала с деспотическим
монархом.
Хотя
Павел I и держал Суворова в ссылке,
но мнения кончанского отшельника живо
его интересовали. Обдумывая план
войны с Францией, он подослал к
Суворову генерала Прево де-Люмиана,
в упор поставившего вопрос о возможной
войне с Францией. Суворов продиктовал
в кратких чертах план кампании,
суть которого сводилась к следующему:
оставить два обсервационных корпуса
у Страсбурга и Люксембурга, итти,
сражаясь, к Парижу, не теряя времени
и не разбрасывая сил в осадах.
Конечно, бесталанные военные советники
Павла I отвергали этот смелый, чисто
суворовский план. Бездеятельность,
и одиночество угнетали Суворова.
К упадку духа присоединилось физическое
недомогание. Сказывались полученные
им шесть ран: в декабре 1798 года Суворов
жаловался, что «левая сторона, более
изувеченная, уже пять дней немеет,
а больше месяца назад был без
движения во всем корпусе». Казалось, старый
фельдмаршал уже сыграл свою роль
на жизненной сцене. Но вдруг в
феврале 1799 года Суворов получил
императорский рескрипт: Павел звал
его в Италию – командовать
русско-австрийскими армиями, действовавшими
против французов.
§ 8. На
полях Италии
В конце
1798 года Россия вступила в составившуюся
антифранцузскую коалицию (Англия,
Австрия, Турция, Неаполитанское королевство).
Русский флот под командой адмирала
Ф.Ф. Ушакова отплыл в Средиземное
море и занял Ионические острова.
Одновременно было приказано снарядить
двадцатитысячный корпус под начальством
генерала Розенберга и двинуть его
в Вену для присоединения к
австрийской армии. Встал вопрос,
кого назначить главнокомандующим
соединенными русско-австрийскими силами?
Глава английского правительства
Питт выдвинул кандидатуру Суворова.
Австрийцы поддержали это предложение
и обратились к Павлу, прося послать
полководца, «коего мужество и подвиги
служили бы ручательством в успехе
великого дела». Польщенный просьбой иностранных
правительств, Павел I послал ссыльному
фельдмаршалу упомянутый выше официальный
рескрипт, приложив к нему частное
письмо с просьбой забыть обиду и
принять предложение. Суворов немедленно
выехал в Петербург. Там он был
встречен с почетом императором
и с энтузиазмом всей армией. В
начале марта он уже был на пути
в Вену. Павел I обещал, что над
Суворовым не будет на этот раз
никакой опеки. Престарелый полководец
решил с самого начала отстаивать
обещанную ему независимость
в ведение военных операций. Приехав
в Вену, он отказался сообщить австрийцам
свой план кампании, а получив план
австрийского командования, просто перечеркнул
его. Он всячески подчеркивал желание
сохранить полную самостоятельность,
игнорируя настойчивые поползновения
австрийского командования навязать ему
свой бездарный план. Разработанный
самим Суворовым план кампании против
могущественного противника отличался
исключительной глубиной и целеустремленностью
и может служить прекрасным образцом
его стратегии. Австрийский император
ставил перед ним задачу обезопасить
австрийские владения в Италии и
территорию самой Австрии. Но Суворов
смотрел на эту задачу иначе: как
на необходимый первый этап борьбы,
как на подготовку решительного удара,
который должен перенести военные
действия к берегам Сены. Суворов
имел в виду в дальнейшем организовать
общее наступление на Францию. -22-
Наступление в Италии должно было
отвлечь силы неприятеля из Швейцарии
и из долины Рейна и тем содействовать
активности союзников на этих театрах
войны. Первое сражение с французской
армией, во главе которой стоял
генерал Шерер, произошло в конце
апреля 1799 года на берегу реки Адды. Суворов,
форсируя реку на широком фронте, приказал
наводить мосты на флангах, а затем
неожиданно для неприятеля были наведены
мосты в центре, и, прежде чем французы,
оттянувшие свои силы на фланги, успели
опомниться, русская конница форсировала
реку. К этому времени стало
известно, что Шерер заменен французским
генералом Моро. Противником Суворова
оказался энергичный и талантливый
полководец. – Мало славы было бы
разбить шарлатана, – сказал Суворов,
имея в виду Шерера. – Лавры, которые
мы похитим у Моро, будут лучше
цвести и зеленеть. Не давая времени
Моро стянуть к месту главной
переправ вы русско-австрийских войск
свои распыленные силы, Суворов вслед
за конницей переправил на противоположный
берег реки пехотные полки. Одновременно
с этим по приказанию Суворова была
начата переправа войск и на других
участках. Это привело к тому,
что французы не только вынуждены
были отступить, но целая дивизия
их была отрезана и сложила оружие.
Армия Суворова заняла Турин и
Милан. В июне французы предприняли
решительное контрнаступление. Армия
Макдональда шла к Модене, угрожая
австрийскому корпусу, осаждавшему
Мантую. В Тортоне она должна была
соединиться с другой армией, которой
командовал Моро. Обе эти армии
насчитывали свыше 50 тысяч человек.
Суворов же мог использовать для
активных действий всего 25-27 тысяч, так
как, несмотря на его требование, австрийцы
отказались снять хотя бы один полк
из-под Мантуи. Неравенство сил
Суворова не испугало. Стремясь разбить
неприятельские армии поодиночке, он
пошел навстречу Макдональду. Однако
еще до появления русских войск
французы атаковали авангардный
австрийский отряд генерала Отта,
расположенный подле Сан-Джиовано.
Несмотря на упорное сопротивление,
отряд Отта находился на краю гибели.
Но в критический момент на поле
боя примчался Суворов, приведший
с собой четыре казачьих полка. Начался
встречный -23- бой (эта форма боя
была дотоле неизвестна). Французы были
оттеснены. За ночь подоспела русская
пехота, сделав необыкновенный переход:
82 километра за 36 часов. Суворов расстроил
планы Макдональда. В 10 часов утра 18 июня
– на берегах высохшей речки Треббии –
завязалось кровопролитное сражение.
Макдональд имел (считая подошедшие к
нему 19 июня подкрепления) 35 тысяч человек.
Суворов – около 22 тысяч. Был момент, когда
даже такой бесстрашный генерал, как Багратион,
докладывал, что держаться больше нельзя.
Но Суворов сам примчался к угрожаемому
пункту, и дрогнувшие войска снова устремились
вперед. К исходу третьего дня боя было
получено сообщение, что армия Моро подходит
с тыла и ее разъезды появились уже в близком
тылу. По общему мнению, оставалось только
уйти, пока кольцо еще не сомкнулось. Но
Суворов заявил, что не уйдет. «Мы разобьем,
– сказал он, – в конце концов Макдональда,
а затем возьмемся за Моро». Он полагал,
что Моро не успеет подойти вовремя к армии
Макдональда. Его расчет оправдался. Макдональд,
не выдержав огромного напряжения трехдневной
битвы, стал отступать. Отступление перешло
в бегство и обошлось армии дороже, чем
сражение: за один день отступления французы
потеряли 12 тысяч человек. Армия Макдональда
как реальная военная сила перестала существовать.
Суворов двинулся против Моро. Но тот,
узнав, что ему придется сражаться один
на один с Суворовым, не решился на это
и также отступил. В августе французы предприняли
новое наступление. Неприятельскими войсками
командовал теперь генерал Жубер, яркий
представитель наступательной тактики.
На этот раз Суворов обладал численным
превосходством. В самом начале сражения
Жубер был убит. Русские повели атаки против
неприятельского центра, чтобы заставить
французов израсходовать последние резервы.
Добившись этого, Суворов бросил на правое
крыло неприятеля свои резервы и опрокинул
его. Моро пытался организованно отвести
свои войска, но было уже поздно – армия
его оказалась разгромленной. Победой
у Нови кампания в Италии была окончена.
И вот здесь-то, когда перед Суворовым
открывалась перспектива перенесения
войны на французскую территорию и он
уже деятельно вел приготовления к походу
на Париж (через Геную - Ниццу), вдруг прибыло
извещение, что австрийцы договорились
с Павлом I о переброске суворовской армии
в Швейцарию, а свои войска намерены вывести
оттуда.
§ 9.Последний
поход
В Швейцарии
сложилась трудная обстановка. После
эвакуации главных сил австрийцев
там оставались 27-тысячный русский
корпус Римского-Корсакова и три
разбросанных австрийских группировки
общей численностью до 22 тысяч, которым
угрожала 80-тысячная армия французов,
возглавляемая опытным и энергичным
генералом Массена. Для того чтобы
спасти оставленные в Швейцарии
войска, Суворову нужно было, дорожа
каждым часом, перевалить через Альпийский
хребет. Между тем русская армия
не была готова в трудному горному
походу, особенно тяжелому в связи
с приближением осени. Не было горной
артиллерии, специальной обуви и
снаряжения, не было даже хорошей карты
нового театра действий. Суворов избрал
трудный, но кратчайший путь через высокогорный
перевал Сен-Готард. Он разделил свои
войска, насчитывавшие всего 20 тысяч
человек, на две колонны. Одна была направлена
в обход, другая, при которой остался
сам полководец, пошла прямо на
Сен-Готард. На вершине перевала Суворова
встретили французы. Обрывистые обледенелые
скалы, глубокие пропасти – этот рельеф
местности представлял значительные
трудности даже для простого восхождения
армии (с обозом и артиллерией). В
условиях же яростного сопротивления
противника, отлично изучившего местность
и использовавшего каждую складку
ее для обороны, – эта задача делалась
неимоверно трудной. Ценой героических
усилий русские солдаты два раза
выбивали противника с укрепленных
рубежей, но всякий paз французы переходили
на новую, еще более сильную позицию.
Неожиданно над головами французов
появились батальоны Багратиона,
посланные Суворовым в обход.
Французы поспешно отступили. Победа досталась
дорого, но вход в Швейцарию был
открыт. Суворов повел армию к
Альторфу (город на берегу Люцернского
озера). Теперь предстояло самое трудное:
пробиться через Урзернское ущелье
и Чортов мост. -25- Недалеко от Сен-Готарда
дорога из Урзернской котловины замыкается
огромными скалами. Через эти
скалы пробит длинный узкий туннель
(«Урзернская дыра»). По выходе из туннеля
тропинка вьется у подножия каменных
громад и обрывается у берега реки
Рейссы. Здесь-то и находился Чортов
мост – узкая, шаткая арка, перекинутая
через пропасть, – единственный
путь на другой берег Рейссы. Трудно
придумать более удобную для
обороны, более неприступную позицию.
Передовая колонна русских ворвалась
в туннель, но, встреченная картечью
и пулями, отступила. Тогда два
отряда егерей были отправлены по скалам
в обход неприятельскому отряду,
занимавшему выход из «Урзернской
дыры». Карабкаясь по совершенно неприступной
на вид крутизне, они проделали
сложный путь и появились над
головами опешивших французов. Воспользовавшись
возникшей в рядах противника
паникой, русские батальоны вновь
устремились в туннель и на
этот раз прорвались. Французы были
переколоты или сброшены в реку.
Развивая успех, русские войска устремились
к Чортову мосту, но тотчас отхлынули
обратно, встреченные сильным огнем.
Тогда Суворов разместил лучших
стрелков вдоль берега реки. Укрывшись
за камнями, они вступили в ожесточенную
перестрелку с противником. В
то же время несколько батальонов
были опять двинуты в обход. Преодолев
неимоверные трудности, они перебрались
через бурлящие воды Рейссы и вышли
в тыл французам. В это время
началось наступление с фронта. Солдаты
разобрали стоявший на берегу деревянный
сарай, притащили доски, связали
их кушаками, перебросили этот импровизированный
мостик через пролом Чортова моста
и под сильным обстрелом стали
перебираться над бездной на другой
берег. Вечером 26 сентября авангард Суворова
вступил в Альторф. Отсюда, как
утверждали австрийцы, была проложена
вдоль Люцернского озера дорога
в Швиц – к ближайшей цели похода.
Но, прибыв в Альторф, Суворов установил,
что дороги в Швиц не существовало.
Сообщение поддерживалось только водным
путем, но на озере крейсировали неприятельские
военные катеры. Швейцарцы сообщили,
что в Швиц можно проникнуть через
дикий горный хребет Росшток, но в
это время года через него никто
не осмеливается пробираться. -26- Суворов
не колебался. Армия пройдет через
Росшток! 27 сентября начался беспримерный
переход армии с обозом и артиллерией
по горной тропе, по которой карабкались;
лишь самые отважные охотники за сернами.
Солдаты дрожали от холода, ежеминутно
рисковали оступиться и упасть в
бездонные ледяные провалы. Обувь
изорвалась, и многие солдаты шли
по снегу босыми. Даже у некоторых
генералов подметки были подвязаны
бечевкой. К тому же люди шли голодные,
потому что вьюки с провизией
остались далеко позади. И все-таки
армия преодолела все трудности
на пути к Швицу и спустилась в
Муттенскую долину. Здесь фельдмаршала
ожидало новое тяжелое известие:
Массена атаковал Римского-Корсакова
и разбил его наголову. Муттенская
долина окружена неприятелем. У Суворова
осталось немногим больше 15 тысяч человек.
Изголодавшиеся, изнеможенные, в изодранной
одежде и обуви, без пищи, без патронов,
без надежды на чью бы то ни было
помощь, они должны были устоять
против 80-тысячной свежей армии Массены,
в изобилии снабженной всем необходимым.
Французский командующий не сомневался,
что Суворов капитулирует, но он
не знал львиной храбрости русского
полководца. – Не дам костей моих
врагам, – твердо сказал Суворов. Семидесятилетний
фельдмаршал был болен, едва держался
на ногах, но переносил все тяготы
похода наравне с солдатами. Вдохновленные
Суворовым, русские воины удесятерили
свои усилия. Французы тщетно пытались
преградить им путь. Голодные, разутые,
окруженные врагом, суворовские чудо-богатыри,
действуя одними штыками, проложили
себе дорогу, несмотря на почти восьмикратное
численное превосходство французов.
Отбрасывая неприятеля и нанося ему
тяжелый урон, они вышли из окружения,
перевалили по занесенным снегом тропинкам
через горный хребет Панике и спустились
в долину Рейна. «Этот переход
был самым выдающимся из всех современных
альпийских переходов», – сказал Энгельс5.
-27- Швейцарский поход явился венцом
военной славы Суворова и торжеством
русского оружия. Русская армия, очутившаяся
в столь тяжелом положении, от
вождя до последнего солдата проявила
несокрушимую силу, презрение к опасности
и верность своему знамени. Сам полководец
в донесении Павлу I в следующих
словах характеризовал Швейцарский
поход: «Я был отрезан и окружен,
ночь и день мы били противника с
фронта и тыла, захватывали у него
его орудия... и он понес потери
в четыре раза больше, чем мы. Мы прорвались
повсюду, как победители». Едва вырвавшись
из каменного мешка, Суворов начал
лихорадочно готовиться к новой
кампании, но в это время Павел
I расторг союз с Австрией и приказал
Суворову двигаться со своими войсками
обратно на родину. Суворову было присвоено
звание генералиссимуса. Но когда он,
тяжело больной, ехал в Петербург, его
постигла новая, вдвойне тяжелая
вследствие своей неожиданности, опала.
Болезненно ревнивый к своей власти,
Павел не желал переносить рядом
с собой человека, обладавшего
таким авторитетом и такой
славой, какие приобрел Суворов после
Швейцарского похода. Кроме того, Павел
хотел отделаться от него, чтобы
без помех проводить свои пруссификаторские
реформы. Больной семидесятилетний
полководец не мог вынести этого
удара, – 18 мая 1800 года Суворов скончался.
В официальных кругах смерть великого
полководца постарались обойти молчанием.
24 мая состоялось погребение Суворова.
Тело его похоронено в Александро-Невской
лавре. На каменной плите, под которой
покоится прах великого полководца, вырезаны
три простых слова: « здесь
лежит Суворов». Похоронили его без
особой торжественности. Павел при погребении
не присутствовал