Анализ текста сообщения Авраамия Палицына под углом определения вклада Сапеги и Лисовского в ход осады

12

старец, держа в руке своей обнаженный меч и сурово им грозя» , во время той же вылазки «Беззаконный же Лисовский совался и туда и сюда, где бы какое зло сотворить. И повернул окаянный от того места вдоль по горе Красной к Косому Глиняному оврагу на засадных троицких людей.» , «Увидев же, что троицкого воинства мало, злонравный лютеранин Лисовский бросился свирепо на них…».  
 
Также при анализе местности было выяснено, что батарее Лисовского находятся ближе к стенам Лавры, следовательно, он занимал более выгодные позиции, чем Сапега. 
 
Здесь следует указать на еще одно обстоятельство. Именно среди казаков Лисовского раньше начался разброд. Основная масса их – православные. Как можно понять по тексту «Сказания» уже в начале ноября они начали сомневаться в оправданности своих действиях, началось дезертирство. Так пленный казак «рассказал о видениях, которые были казакам, находившимся в войске Лисовского, и которые должны были послужить к ободрению осажденных. Он говорил, что многие атаманы и казаки видели ходящих по поясу монастырской стены двух старцев, светозарных образом, по подобию Сергия и Никона чудотворцев, из которых один кадил монастырь, а другой кропил святою водою и которые, обратившись к казацким полкам, ярым гласом поносили их за то, что они стеклись разорить дом Пресвятыя Троицы, и прибавляли, что не даст им жезла Господь на жребий свой, что некоторые из безумных казаков и из Поляков стреляли было в старцев, но что стрелы и пули отскакивали в самих стрелявших и многих из них ранили. Он говорил, что в ту же ночь преподобный Сергий явился во сне многим казакам и многим Полякам, грозя принести на них мольбу Вышнему царю и показал им посредством образов, как страшно все они погибнут, и что это сонное явление заставило некоторых Донских казаков уйти от Лисовского домой с обещанием не поднимать более руки на своих православных заодно с иноверцами». Осаду после зимы поляки начали поздно.  
 
Возможно из-за того, пишет Е.Е.Голубинский, что «Сапега дожидался Лисовского, который, уходив из-под монастыря в декабре 1608 года и возвращавшись под него в феврале 1609 года, опять ушел из-под него в следующем марте и снова возвратился под него только в июле» . Е.Е.Голубинский пишет, что «если бы после нашего большого приступа Поляки начали делать хотя и небольшие, но частые приступы, они скоро довели бы осажденных до совершенного изнеможения, так что без прямого сверхъестественного вмешательства сдача монастыря была бы неизбежною» . Но мы знаем только о трех приступах, во время двух из которых Лисовский отсутствует. «Третий и последний приступ был 31 июля 1609 года. В это время князь Михаил Васильевич Скопин-Шуйский

13

приближался со шведским вспомогательным войском от Новгорода к Москве. Поляки и Русские изменники находили, что весьма желательно было бы предупредить приход Шуйского взятием монастыря, почему и решили сделать наш приступ. Из Поляков пришел к Сапеге и Лисовскому, тогда возвратившемуся под монастырь, пан Зборовский…» Возвращается он только к третьему приступу, но о участии Лисовского в нем ничего не говорится. Это очевидно отличается от того, как описано его активное участие в штурмах 1608 г.  
 
Таким образом, Лисовский, являясь основной силой поляков, и обладающий более удобными позициями, не участвует в действиях осаждающих летом-осенью 1609 г. Именно это является причиной неудачи поляков.

14

Глава 4.

                                 Причины осенних вылазок 1608 года 
 
Однако при изучении историографии возникли новые вопросы, требующие ответов. Один из таких моментов – мотивация защитников Троице-Сергиевой лавры во время их вылазок. В частности, не совсем понятен смысл осенних вылазок защитников монастыря: в их ходе осажденные теряли много людей, что было для них особенно тяжело, учитывая небольшое количество защитников. Однако вылазки предпринимались, и не раз. Постараемся определить мотивы, причины их поступков, проанализировав описание хода осады, данное Авраамием Палицыным в его «Сказании». 
 
У самых первых вылазок защитников есть вполне логичные причины, не вызывающие сомнений. Во время первой вылазки «воеводы князь Григорий и Алексей со всем христолюбивым воинством, отпев молебен соборно, устроили вылазку на Княже поле в Мишутинский овраг на заставы ротмистра Брушевского и на Суму с товарищами». Причиной этой вылазки было, видимо, желание подтвердить слухи о ведущимся врагами подкопе, узнать, куда он ведется. Палицын пишет: «Брушевский же пан при допросе под пыткой сказал, что подлинно ведут они подкопы под городскую стену и под башни. А под какое место ведут подкопы, того, сказал, не ведает». Естественно, узнав о подкопе защитники монастыря решили принять соответствующие меры, чтобы обезопасить себя. Однако нельзя было принять четких мер, не зная, куда именно он ведется. На поимки «языка», человека, способного дать ответы на важные для осажденных вопросы, и были направлены несколько последующих вылазок. Вскоре защитники получили всю интересовавшую их информацию, однако вылазки не прекратились, и в дальнейшем, кажется, очевидных причин совершать их уже не было. В этом и заключается суть проблемы. 
 
При анализе текста обнаруживается еще одна мотивация осажденных, имеющая значение на всем протяжении осады. Для защитников монастыря огромное значение имеет вера в Бога, что постоянно подчеркивается автором текста. Авраамий Палицын, возглавлявший осаду, был келарем монастыря, и, конечно, при написании своего текста не обошел вниманием оказанную защитникам, по его мнению, божественную помощь. Проанализировав частоту, характер и контекст упований на Бога, Святую Троицу и Святого Сергия, можно сделать определенные выводы и о причинах вылазок защитников. 
 
Во-первых, стоит отметить, что частота упований возрастает в течение

15

хода осады. С самого начала текста мы встречаем указания автора на божественную помощь в обороне монастыря: «по милости пребезначальной Троицы многих литовских людей побили», «но удивительно при этом устраивалось Богом все», «обитель же пресвятой и живоначальной Троицы покрыта была десницею вышнего Бога», «и так милостью пребезначальной Троицы и по молитвам великих чудотворцев не дали им тогда близко к городу подойти», «немного было конных, и не броней прикрыты они были, а милостию живоначальной Троицы и молитвами великих светил Сергия и Никона». Аналогичные примеры встречаются: 23, 30 сентября; 3, 13, 26 октября; 1 ноября – всего около 15 примеров. Ближе к концу описания осады (начиная с 8 ноября) количество таких упоминаний увеличивается: «И тогда в церкви святой Троицы напал страх великий на всех предстоящих людей... и пение замедлялось от множества плача. И воздевали все руки вверх и к пребезначальной Троице и к пречистой Богородице и великим чудотворцам Сергию и Никону и молили о помощи и заступлении от врагов», «призвав на помощь святую Троицу и выкрикнув многими голосами как боевой клич Сергиево имя, все вместе дерзко и мужественно напали на литовских людей. И они... гневом Божиим гонимые, побежали», «и было воистину чудно видеть милость Божию к троицкому воинству и заступничество и помощь против врагов по молитвам великих чудотворцев Сергия и Никона. И сотворил Господь преславное чудо тогда. Даже нератные люди стали храбрыми, и не знавшие, и не ведавшие никогда обычаев ратных — и те исполинской силой препоясались», «и так милостью пребезначальной Троицы, заступничеством пречистой Богоматери и молитв ради великих чудотворцев Сергия и Никона побили тогда множество шедших на приступ людей». Аналогичные примеры встречаются: 8, 9, 13ноября, – около 20.  
 
Кроме того, автор вводит в свой текст рассказы о защитниках, которые по воле Господа «исполинской силой препоясались» и совершили много поступков, важных для дела защиты монастыря. «Один из таких, некий податной человек из села Молокова, крестьянин, называемый Суетою, великий ростом и очень сильный, над которым посмеивались всегда из-за его неумения в бою, сказал: «Пусть я умру сегодня, но буду всеми прославлен!». И укрепил Господь Бог того Суету, и дал ему бесстрашие и храбрость; и он понуждал православных христиан прекратить бегство, говоря: «Не убоимся, братья, врагов Божиих, но станем с оружием твердо против них!» И сек бердышом своим врагов с обеих сторон, удерживая полк Александра Лисовского; и никто ему противостать не мог». Затем рассказ о нескольких воинах он выделяет даже в отдельные главы, подчеркивая тем самым их значимость, а следовательно и высокое значение помощи Вседержителя: «Расхрабрил тогда великий чудотворец Сергий в осаде сидевшего слугу Ананию Селевина... Анания же этот был мужественным: шестнадцать знатных пленников привел он в осажденный

16

город, и никто из сильных поляков и русских изменников не смел приближаться к нему, и издали они пытались убить его из ружей. Все ведь его знали и, оставляя прочих, ополчались против него»; 
 
«Однажды Александр Лисовский со своим полком напал на вышедших на вылазку людей и пожирал их устами меча, как волк ягнят. В числе же преследуемых был московский стрелец именем Нехорошко, а с ним клементьевский крестьянин Никифор Шилов. И увидев Лисовского, разгорелись оба сердцем, но страшились свирепства его. И, взглянув на храм пресвятой Троицы, призывая на помощь великого чудотворца Сергия, они скакнули на своих меринах: Никифор Шилов убил под Лисовским коня, а Нехорошко ударил его копьем в бедро. Они были отняты у казаков троицким воинством и среди многих противников остались невредимыми по молитвам великого чудотворца Сергия. Тот Никифор Шилов и Нехорошко были знаменитыми бойцами: они на многих вылазках отличались, сражаясь крепко».  
 
Таким образом, количество упования на Бога с течением осады увеличивается; большее их количество приходится на осенние штурмы. 
 
Важно отметить, что упование на Господа носит вполне конкретный характер: они не просто верят и надеются в его помощь, они готовы умереть ради защиты монастыря, их важнейшей святыни. Они видят свою борьбу как «подражание» Христу: «Смерти они ожидали, но на Господа Бога упование возлагали», «нас враги и многих городских людей побили и поранили, постаравшихся положить головы свои за святую православную веру и за обитель преподобного отца нашего чудотворца Сергия». Также при обезвреживании подкопа («Крестьяне клементьевские Никон, называемый Шилов, да Слота, зажегши в подкопе кизяк и смолу, заткнули устье подкопа и взорвали подкоп. Слота же и Никон тут же в подкопе сгорели») крестьяне приносят себя в жертву ради дела защиты монастыря. 
 
Можно предположить, в какой именно момент произошел «перелом» и упования стали произноситься чаще. 
 
С самого начала текста, как уже говорилось, автор указывает на наличие божьей помощи. Он не сомневается в ней, все хорошее, что происходит, происходит «по милости пребезначальной Троицы». И дела у защитников вначале действительно идут хорошо. «Обитель же пресвятой и живоначальной Троицы покрыта была десницею вышнего Бога, и нигде ничего не загорелось. Ибо огненные ядра падали на пустые места, в пруды и в ямы выгребные, а раскаленные железные ядра из деревянных домов не успевшими вреда причинить извлекали. Но воистину дело то

17

было промыслом самого превечного Бога Вседержителя, который творит преславное ему известными неизреченными своими путями... Но удивительно при этом устраивалось Богом все: во время стрельбы видели все, как плинфы рассыпались и бойницы и стены сотрясались, ибо по одной мишени с утра и до самого вечера велась стрельба, стены же все нерушимы пребывали»;  
 
«И так милостью пребезначальной Троицы и по молитвам великих чудотворцев не дали им тогда близко к городу подойти и никакого вреда городу причинить». 
 
Однако затем для защитников начинается тяжелое время.  
 
«Бог же попустил грехов ради наших, и потому расхрабрились на нас враги и многих городских людей побили и поранили, постаравшихся положить головы свои за святую православную веру и за обитель преподобного отца нашего чудотворца Сергия. Тогда же на вылазке грехов ради наших побили и поранили троицких всяких людей сто девяносто человек»; 
 
«Тогда были в городе у всех православных христиан скорбь великая, плач великий и ужас из-за подкопов, потому что слух в уши всех людей разошелся, что ведут литовские люди подкопы, а они того допытаться не могут, под которую стену или башню ведут. И так все смерть свою, каждый перед своими глазами, видел, и все, прибегая к церкви живоначальной Троицы и к цельбоносным мощам горячих заступников наших великих чудотворцев Сергия и Никона, все на покаяние к Богу обратились, исповедуясь Господу и отцам своим духовным». 
 
Защитники начинают еще более усердно молиться Богу, считая, что все это горе происходит «грехов ради наших», однако различные неприятности осажденных продолжаются. Особенно выделяется праздник архангела Михаила 8ого ноября: «День тот прошел в плаче и сетованиях, потому что уже минуло тридцать дней и тридцать ночей, как беспрестанно со всех сторон из-за всех туров из шестидесяти трех пищалей били по городу и из верховых орудий. Враги же святой Троицы делом своим коварно промышляли о захвате города и беспрестанно стреляли из многих пушек и пищалей. Во время псалмопения внезапно ядро ударило в большой колокол, влетело в алтарное окно святой Троицы, пробило в деисусе у образа архистратига Михаила доску подле правого крыла, и, ударившись вскользь по столпу, а затем в стену, отскочило то ядро в насвечник перед образом святой живоначальной Троицы, ранило священника, и отлетев в левый крылос, развалилось. В то же время другое ядро пробило железные двери с южной стороны у церкви живоначальной Троицы и пробило доску местного образа великого

18

чудотворца Николы выше левого плеча подле венца; за иконой же ядра не оказалось».  
 
Судя по стилю описания (нигде в тексте больше не встречается такой яркий по силе и красочности описания эпизод) и по большому количеству примеров несчастий защитников, приводимых автором, этот момент осады является для них наиболее тяжелым. Также автор подчеркивает это, говоря о разрушении храмов и попадании ядер в иконы, что имеет немалое значение для верующих людей. Защитники начинают отчаиваться, но веры в Бога они все равно не теряют, усердно продолжая молиться. И следующий день, девятое ноября, возвращает защитникам надежду. 
 
«И тогда в церкви святой Троицы напал страх великий на всех предстоящих людей, и все заволновались... Во время же пения стихир архимандрит Иоасаф в великой печали и сетовании погружен был в легкое забытье, и вот видит великого архистратига Михаила; он держал скипетр и говорил противникам: «О враги лютеране! Вот ваша, беззаконники, дерзость и до моего образа дошла. Всесильный же Бог воздаст вам вскоре отмщение». И это сказав, святой стал невидим. Архимандрит же поведал об этом видении всей братии. И облеклись они в священные ризы и пели молебны всесильному Богу и архистратигу Михаилу». Тогда же к архимандриту в видении приходит и сам Сергий, говоря: «Брате, возстани, се время пению и молитве час, бдите и молитеся, да не внидете в напасть; Господь всесильный многих ради своих щедрот помилова вас и протчее время подаст вам, да в покаянии поживете». И тогда происходит важное хорошее для защитников событие, которое для них, возможно, было также и знаковым: в Терентьевской роще у осаждающих находилась очень мощная пушка - «пищаль страшная очень», называемая Трещера. «Воеводы же повелели стрелять на Терентьевскую гору по литовским орудиям из башни Водяных ворот… и от Святых ворот с Красной башни ударили по той же пищали и разбили у нее устье. И видевшие это из Троицкого города бывшие там люди благодарили Бога, что разрушил злое то орудие».  
 
И после этого события защитники поняли, что все также находятся под защитой Святой Троицы, воодушевились. Именно начиная с этого эпизода текста, частота упования на Бога и Троицу сильно увеличивается. Возможно, они посчитали, что должны сильнее уверовать, чтобы пришло к ним спасение. После чего защитники и произвели те осенние вылазки, причины которых и вызвали вопросы при анализе историографии. 
 
Таким образом, можно сделать следующий вывод. Для защитников монастыря вера в Бога и его помощь была той основой, на которой

19

держалась вся их воля к защите монастыря. Саму защиту они поставили первостепенной задачей, воспринимали ее как подражание Христу – как то дело, за которое можно и нужно погибнуть. Е.Е.Голубинский пишет: «Архимандрит и монахи видели в Сапеге и Лисовском не только слуг самозванца, ложного царя, но и проклятых еретиков латинян, и главнейшим образом вторых, чем первых, так что предать им монастырь значило бы не только допустить измену политическую, но и оставить святую истинную свою православную веру греческого закона, с тем чтобы покориться новым еретическим законам отступников от христианской веры, – значило бы предать гроб великого чудотворца Сергия на поругание врагам православной веры. Это последнее немыслимо было со стороны монахов, а поэтому немыслимо было и то, чтобы они захотели предать монастырь Сапеге и Лисовскому» . С самого начала осады они крепко веруют, и у них действительно получается избегать серьезных неприятностей, причиняемых врагами. Но как только дела начинают идти хуже, они начинают отчаиваться («уже минуло тридцать дней и тридцать ночей, как беспрестанно со всех сторон из-за всех туров из шестидесяти трех пищалей били по городу и из верховых орудий»), начинают сомневаться в силе своей веры, считая, что причиной их неудач является их «греховность». Поэтому возникает желание искупить свои грехи, укрепить свою веру. И, получив хороший знак – слова архистратига Михаила и Сергия, а также выведение из строя сильнейшей пушки противника – они тотчас же продолжают борьбу с новой силой. Этим, я полагаю, и вызвано проведение осенних вылазок. 
 
Так же автор подчеркивает в конце «Сказания», выделив эту мысль в отдельную главу, что сильная вера играет большую роль, чем квалификация защитников: «Удивительно это всегда происходило, когда раньше сидели люди в осаде в Троицком Сергиевом монастыре, еще до прихода Давыда Жеребцова, когда они выходили на бой с супостатами: когда соберутся люди и подготовятся с великим вниманием, то не всегда успешным оказывался выход; если же с какой-то уверенностью выйдут, то и пагуба бывала. Похвальное же если что делалось, то не подготовкой, но последней простотой». Авраамий приводит следующий пример: «Против же врагов, когда те подходили к ним, вместе они ополчались. И не ради чести выходившие достойными чести победителями оказывались. Спасителя же нашего защитой в таковом смирении никто никогда не погиб, но все до одного невредимыми возвращались в дом преподобного. Давыд же Жеребцов, когда пришел и увидел, сколь попросту поступают выходящие на вылазки, обругав их хорошенько, отослал их прочь, повелев не выходить с ним в бой. Будучи уверен в своем отборном воинстве, хорошо вооружившись, вышел он переведаться с раздражающими. Столкнувшись же с супостатами, оказавшись одолеваем, со срамом он побежал, вместо победного пота слезами облившись. Оружный — как без