Доктрина «Православие, Самодержавие, Народность» и ее идеолог граф С.С. Уваров

Став свободным от государственной  службы человеком, Уваров предался своему давнему увлечению – изучению римских и греческих древностей. Более того, тогда же он даже защитил  магистерскую диссертацию по истории  «О происхождении болгар» в Дерптском  университете. Умер С.С. Уваров 4 сентября 1855 г. в Москве.

§II. Основные положения доктрины «Православие, Самодержавие, Народность»

Лозунгом своей министерской деятельности Уваров сделал ставшую  знаменитой формулу «Православие, Самодержавие, Народность», перифразировав, по сути, старинный военный девиз «За  Веру, Царя и Отечество!». Смысл формулы  он выразил в нескольких докладах императору Николаю I, например, в докладе  в качестве управляющего Министерством  народного просвещения от 19 ноября 1833 г., — а впоследствии повторил в юбилейном отчете «Десятилетие Министерства народного просвещения. 1833–1843».

В докладах Уваров прямо  говорит об угрозе революции в  России. «Дано ли нам посреди бури, волнующей Европу, посреди быстрого падения всех подпор Гражданского общества, посреди печальных явлений, окружающих нас со всех сторон, укрепить слабыми  руками любезное Отечество на верном якоре, на твердых основаниях спасительного  начала?».

По Уварову, православная вера - для России первое и основное. «Без любви к Вере предков, народ, как и частный человек, должны погибнуть; ослабить в них Веру, то же самое, что лишить их крови и  вырвать сердце. — Это было бы готовить им низшую степень в моральном  и политическом предназначении.»  Самодержавие является оптимальной  формой нашего государственного бытия, «представляет главное условие  политического существования России…  Русский колосс упирается на самодержавии, как на краеугольном камне; рука, прикоснувшаяся к подножию, потрясает весь состав Государственный. Эту истину чувствуют  неисчислимое большинство между  Русскими; они чувствуют оную в  полной мере, хотя поставлены между  собой на разных степенях и различествуют  в просвещении и в образе мыслей, и в отношениях к Правительству. Эта истина должна присутствовать и  развиваться в народном воспитании».

Понятие «народность» осталось достаточно неопределенным. Здесь «все затруднение заключается в соглашении древних и новых понятий... Государственный  состав, подобно человеческому телу, переменяет наружный вид свой по мере возраста: черты изменяются с летами, но физиономия изменяться не должна. Безумно  было бы противиться сему периодическому ходу вещей...» С другой же стороны, нелепо, забыв самих себя, бросаться  в погоню за «мечтательными призраками»  — фетишами иноземной культуры, — «следуя коим, нетрудно... наконец  утратить все остатки Народности не достигнувши мнимой цели Европейского образования»⁵.

§III. Доктрина «Православие, Самодержавие, Народность» и преподавание истории в царствование Николая I

Создание С.С. Уваровым формулы  «Православие, Самодержавие, Народность»  и активное проведение ее министерством  просвещения в жизнь, оказало  значительное влияние как на русскую  историческую науку того времени, так  и на преподавание истории. Как полагает Т.А. Володина, Уваров стал первым министром  народного просвещения, который  действительно осознавал значение своего ведомства и имел глубоко  продуманную программу его деятельности, в том числе, и в историческом образовании юношества. Именно в  1834 г., в самом начале министерского срока Уварова, в российских университетах появились кафедры русской истории и кафедры истории российской словесности.

Как отмечает М.М. Шевченко, история для Уварова всегда была важнейшим орудием просвещения  народа, необходимым для совершенствования  как отдельного гражданина, так и  всего общества. По мнению Уварова, «в народном образовании преподавание Истории есть дело государственное... История... образует граждан умеющих  чтить обязанности и права  свои, судей знающих цену правосудия, воинов умирающих за Отечество, опытных  вельмож, добрых и твердых царей». В отличие от Европы, в России «народный дух» еще достаточно прочен. Его следует поддерживать и укреплять. Наставнику русского юношества, преподающему историю, «должно возбуждать и сохранять  сколько можно народный дух и  тот изящный характер, на который  ныне Европа смотрит как изможденный  старец на бодрость и силу цветущего  юноши... Он в сем отношении делается прямо орудием Правительства, и  исполнителем его высоких намерений»⁶.

Став министром, Уваров позаботился  о создании нового учебника по русской  истории. В 1835-36 гг. министерство просвещения  провело конкурс на создание учебника по русской истории. Основными конкурентами в нем стали учебники, написанные московским историком М.П. Погодиным и петербургским историком Н.Г. Устряловым⁷. Лучше всех сумел воплотить уваровскую триаду в учебном тексте Устрялов, и его руководства по истории на долгие годы стали основным источником исторических сведений для ученичества.

Проигравший в конкурсе учебник  Погодина оказался не на высоте предъявляемых  министерством требований. Как пишет  Т.А. Володина, «исконность» самодержавия в нем выглядела «неубедительно». Так, например, Киевская Русь рисуется в учебнике как некое смешение «зародыша» государственности с  сильными племенными традициями. Религия, православие, не выступала у Погодина самостоятельным и полноценным  фактором русской истории. В учебнике она всегда рассматривалась в  подчиненном отношении - применительно  к развитию государственности, книжности, летописанию или возвышению Москвы. Еще труднее было с народностью. Желание доказать существование  некой общности, которая не равна  государству, у Погодина было. Но говоря о характерных чертах русского «народного духа», он был склонен к броским  и эмоциональным декларациям  о единодушии, целостности, патриархальности, терпении и покорности.

Выигравший же в конкурсе учебник Устрялова, напротив, отвечал  всем требованиям министерства и  ожиданиям самого Уварова. Как отмечает Т.А. Володина, для Устрялова «самодержавие» и «православие» являются краеугольными  камнями русской истории. Столь  же органично вплетает в нее Устрялов и «народность». По его мнению, уже  в первые века русской государственности, несмотря на кровавые столкновения князей, «крепкие узы соединяли все части  русской земли в одно целое. Эти  узы были язык, вера, господство одного дома, стремление князей к единодержавию, гражданское и церковное устройство». В результате образовалось некое «русское ядро», причем не только в территориальном, но и в духовном плане. В последующие века оно стало неким культурно-политическим магнитным полем, рано или поздно притягивавшим обратно отторгнутые куски. «Русскость», однажды оформившись, становится неизгладимым и неистребимым качеством, каким бы враждебным внешним влияниям она ни подвергалась⁸.

Таким образом, на основе «Православия, Самодержавия, Народности» Устрялов выстраивал систему исторических взглядов, доказывавшую неразрывность исторических судеб Западной и Восточной Руси. Он утверждал: Великое княжество  Литовское, возникшее на осколках Киевской Руси – это тоже неотъемлемая часть  русской истории. Для Устрялова  русская история – это не только история русского государства, но и  история русского народа. По его  мнению малороссы и белорусы –  это те же русские с какими-то региональными отличиями, а русская  нация – это нация, которая  объединяет всех восточных славян. Российские же государственные институты, прежде всего, монархия, представали  освященными и обусловленными российской историей и, соответственно, не подлежали  суду с позиций западной мысли  или западного политического  опыта.

§IV. Смысл и  значение триады графа Уварова: точка  зрения современных историков

Изучая идеологию, предложенную для Российской империи С.С. Уваровым, выясняя ее смысл, современные историки особое внимание обращают на исторические обстоятельства того времени, господствующие идейные и политические теории.

Прежде всего, стоит указать, что на умственные настроения как  российского общества, так и европейского, в первой половине XIX века колоссальное влияние оказали Великая Французская революция (1789-1794 гг.) и череда европейских революций в 1830 г. (Франция, Бельгия).

Великая революция во Франции, питавшаяся идеями европейского Просвещения, сокрушила французскую абсолютную монархию и  выдвинула в противовес абсолютизму и сословному строю  идею «нации» и идею «демократии»⁹. В абсолютистской Франции считалось, что государство это король («Государство – это я!», Людовик XIV), власть монарха от Бога, а общество разделено на сословия подданных, неравных в своих обязанностях и правах, обязанных служить монарху. Мыслители Просвещения, напротив, говорили о «Свободе» - понимаемой как политическая и экономическая свобода граждан, которую абсолютизм не вправе ограничивать, «Равенстве» - как равенстве прав обязанностей всех граждан перед законом, «Братстве» - единстве всех граждан в нации, вне зависимости от сословных перегородок.

На российское общество европейские  идеи имели самое непосредственное влияние и отозвались в декабре 1825 года выступлением гвардейских офицеров на Сенатской площади в Санкт-Петербурге.

Другим событием, потрясшим  основы Российской империи, стало Польское восстание 1830-1831 года. Повстанцы стремились восстановить независимую Польшу в  границах 1772 года, тем самым претендовали на исконные русские земли Киевской Руси, в которых они видели исключительно  «Wschodnie kresy polskie» (польские Восточные  окраины).

Все эти события стали  вызовом для Российской империи. Распространение европейских идей грозило разрушить сословное  и абсолютистское государство, каким  была Россия. Прежде всего потому, что  с точки зрения Просвещения власть российского монарха была властью  тирана. А восстание поляков поставило  правительственную идеологию и  общественное мнение в России перед  необходимостью осмыслить трудные  вопросы: совпадает ли понятие «Российская  империя» с понятием «Россия», является ли «Западный край» (современные Украина и Белоруссия, вошедшие в Российскую империю в результате нескольких разделов Польши) русским? Как пишет Рональд Суни, «расширяясь территориально и придерживаясь традиционных принципов самодержавия и православия, русская монархия, по крайней мере, до эпохи Николая I, мыслила Россию как современное западное государство. Но “Запад” изменился со времени Петра I. … Задача идеологов империи в середине XIX века, таким образом, заключалась в осмыслении опыта России в терминах современности и в пересмотре отношений России с воображаемым “Западом”»¹⁰.

Очевидно, что действия Уварова  по развитию идеологии государства  лежали в русле развития и сохранения самодержавия, и отражали приспособление верховной власти к реалиям времени. Именно с царствования Николая I начинается постепенный, медленный процесс  превращения сословного, абсолютистского  государства, которому безразлична  национальность его подданных, в  государство национальное. Первые шаги на этом пути носили почти исключительно  символический характер. Как пишет  Рональд Суни, «Николай I … сделал и существенные шаги по пути национализации монархии. Во время бала, проведенного после церемонии интронизации Николая I, дворяне танцевали в национальных костюмах среди декораций в московском стиле. Русский язык стал активно  использоваться при дворе и вместе с русской историей вошел в  список обязательных предметов образовательной  университетской программы; новые  церкви возводились в русско-византийском стиле. Под непосредственным контролем  императора был сочинен национальный гимн «Боже, царя храни», а композитор Михаил Глинка сложил национальную оперу  «Жизнь за царя»¹¹. Аналогичных взглядов придерживается и Ричард Вортман: «Николай пользовался различными способами доказательства своей национальной ориентации: он интересовался отечественной историей, заботился о сохранении памятников старины, поощрял национальный стиль в церковной архитектуре и музыке и, наконец, совершал церемониальные поездки в Москву»¹².

Несомненно, что политические европейские идеи для блестяще образованного  С.С. Уварова не были пустым звуком. Но он был государственным человеком, министром, и, понимая свое положение, не мог требовать радикального переустройства государства и общества. Как полагают историки, ответ на вызовы современности, предложенный Уваровым в формуле  «Православие, Самодержавие, Народность», заключался в попытке совмещения европейских идей Просвещения  и  действительности российского самодержавного государства. Именно обращение к  европейским идеям и позволяет  современным историкам объяснить  самую загадочную часть уваровской триады – «Народность».

Как известно, Уваров писал  на французском языке. По мнению А.И. Миллера и А. Зорина, «народность» есть не что иное, как калька с  французского слова «nationalite» (1. национальность, народность; 2. подданство, гражданство). Уваров, как полагают исследователи, переводя свою триаду на русский язык, намеренно неопределенно описал политическое значение народности: «Эта формула претендует на то, чтобы быть выражением официальной идеологии. Как и всякая официальная идеология, она должна быть немного мутной, допускать различные трактовки и, таким образом как раз привлекать достаточно широкий спектр сторонников»¹³.

Тем самым, говоря о «народности», Уваров вводил в общественную мысль  и государственную идеологию, наравне  с «Православием» и «Самодержавием», фундаментальную идею Просвещения  – идею нации. За счет неточного  перевода с французского смысла «нации»  как «народности» Уваров изящно решил несколько, казалось бы, взаимоисключающих целей. «С одной стороны, он понимает, что нужно использовать национализм как инструмент консолидации имперского ядра, с другой – он понимает, что надо как-то отделить это от конституционализма, национального суверенитета, народного представительства и т. д.», - замечает А.И. Миллер¹⁴.

Надо сказать, что Уваров вполне отдавал себе отчет в тех  сложностях, с которыми связано введение столь современной и обоюдоострой категории, как народность, в основу государственной идеологии империи. Свидетель национальных революций  в Европе, он признавал, что исторически  принципы православия и самодержавия, с одной стороны, и народности — с другой, могли противоречить  друг другу. Тем не менее, в своем  меморандуме Николаю I он писал, что  «каковы бы ни были столкновения, которые  им довелось пережить, оба они живут  общей жизнью и могут еще вступить в союз и победить вместе»¹⁵.

Если православие Уваров понимает как русскую веру, а самодержавие как русскую власть, то русским  человеком может быть только тот, кто привержен своей церкви и  своему государю. Надо сказать, что  ход мысли, продемонстрированный Уваровым, имел в высшей степени долговременные последствия для идеологии русской  государственности. Действительно, если русским может быть только член господствующей церкви («национальной религии»), то исключенными из народного тела оказываются  старообрядцы и сектанты в низших слоях общества и обращенные католики, деисты и скептики — в высших. Точно так же, если народность необходимо предполагает приверженность самодержавию, любым конституционалистам и паче того республиканцам автоматически отказывается в праве быть русскими¹⁶.