Источники Кавказской войны 1817 – 1864 годах в Советской историографии

 Заметным явлением  в постсоветской историографии  Кавказской войны стал выход  книги Я.А. Гордина «Кавказ.  Земля и кровь», в которой показано, как на практике реализовался  некий имперский комплекс идей, как эти идеи трансформировались в соответствии с обстановкой и внешними «вызовами». Оценка Гординым причин Кавказской войны выглядит убедительной, равно как и система аргументации. При этом автор возвращается к идее, оформившейся еще в работах дореволюционных историков: главной причиной затягивания войны стал отход от стратегии «правильной осады». ³

 Академические попытки  пересмотра явно устаревших концепций  в 1980-90-е гг. совпали по времени  с действиями тех, кто стремился  к политизированной актуализации  истории Кавказской войны, используя  при этом ненаучные методы.

 Зарубежные историки  не предложили сколько-нибудь  оригинальных работ по истории  завоевания Кавказа. Для подавляющего  большинства сочинений XIX – начала XX вв. по справедливому замечанию  М.М. Блиева характерна увлеченность  «русофобистскими обыкновениями  и кавказской экзотикой». Компилятивность,  некритичное отношение к источникам, причудливый сплав «имперского»  подхода и обвинительного уклона  в характеристике действий России  на Кавказе, не позволяют назвать  книгу Д. Бэдли, несмотря на  ее солидный объем, самостоятельным  исследованием. Монография израильского  историка Моше Гаммера «Мусульманское  сопротивление царизму. Завоевание  Чечни и Дагестана» вплотную  приближается к грани между  научным исследованием и ангажированной  публицистикой.⁴ Совершенно иной, несравнимо более высокий профессиональный уровень продемонстрирован в книге американского историка Томаса Баррета «На окраине империи. Терские казаки и Северо-Кавказский фронтир. 1700-1860». В этой работе процесс включения терцев в жизнь региона рассматривается в сравнении с историей вооруженного противостояния индейских племен и белых поселенцев. Хотя все внимание автора сосредоточено на казаках, некоторые его положения о механизмах взаимного обогащения воинских культур, о формировании особого фронтирного быта и менталитета являются применимым и к трансформации регулярной армии в условиях перманентной войны.

 В дореволюционной  России изучение армии как  самостоятельного фактора Кавказской  войны было маловероятным, поскольку  требовало отступления от большого  числа существовавших тогда представлений  об историческом сочинении. В  советской историографии вероятность  появления серьезной работы в  таком исследовательском ракурсе  также была предельно мала. Во-первых, для этого требовался запрещенный  выход за «национально-освободительные»  и «антифеодальные» рамки. Во-вторых, тому препятствовал традиционный  «военно-полевой уклон» и тенденция  к военной биографике. Проблемным  блокам «армия и государство», «армия и общество» и сегодня  уделяется немного внимания российскими  учеными. Несмотря на то, что  в последнее десятилетие появился  ряд очень ценных исследований  в этой области, до сих пор  нет работ равных по уровню  книгам Д. Байрау, и Д. Кипа. В настоящее время изучение  военной субкультуры в различных  аспектах стало одним из быстро  развивающихся направлений в  отечественной историографии, но  при этом наблюдается явный  «хронологический» крен в сторону  XX столетия.

 Препятствием на пути  всестороннего изучения природы  Кавказской войны по нашему  мнению является и то, что до  сих пор не существует ее  научно обоснованных хронологических  рамок. Нынешние общепринятые  временные границы (1817-1864 гг.) являются  конструктом, помогавшим имперским,  советским и постсоветским историкам  отвечать на «неудобные» вопросы.  Таким же конструктом, унаследованным  от историков имперского направления,  является объяснение длительности  войны отходом от стратегии,  применявшейся А.П. Ермоловым.  Складыванию «ермоловской» схемы  способствовал такое имманентное  свойство военной историографии  как «поучительность»: существование  вывода, полезного для полководцев  следующих поколений. 

 В основе современных  дискуссий о характере Кавказской  войны лежит вопрос: что стало  причиной такого масштабного  конфликта – продвижение России  на Кавказ, или реалии самого  этого региона (военная активность  горцев). Очевидное наличие обеих  вышеуказанных причин открывает  возможность создания множества  версий – от неоимперской до  ультранационалистической. Альтернативой  подобной малопродуктивной поляризации  научных гипотез может послужить  военно-антропологический подход.

 Американский исследователь  Пол Верт справедливо отметил,  что в российской и зарубежной  историографии отношения между  имперским центром и нерусскими  сообществами представлены в  основном сюжетами, связанными с  проявлениями открытого сопротивления  (национально-освободительные войны,  восстания, религиозные движения  и т.д.). Он призвал обращать  больше внимание на роль пассивной  оппозиционности национальных окраин, которая оказывала огромное влияние  на контакты коронной администрации  с местным населением.⁵ Исследование роли армии в Кавказской войне, с одной стороны, продолжает традицию повышенного внимания к острым конфликтам, с другой стороны, позволяет взглянуть на механизмы перехода мирного противостояния в вооруженную борьбу и обратно, а также сочетания этих форм оппозиционности. Последний феномен был особенно характерен для Северного Кавказа, где «мирные» горцы часто балансировали на грани вооруженного выступления, а власти удовлетворялись их формальным согласием соблюдать условия принятия российского подданства.

 Еще одной особенностью  изучения истории Российской  имперской организации является  видение прошлого с позиций  «государственного центра», а  также (особенно в советское  время) «обвинительный» уклон  в оценке политики по отношению  к национальным окраинам. При  этом на периферии внимания оказались вопросы о том, как многонациональной и поликонфессиональной государственной структуре удалось просуществовать в течение нескольких столетий, демонстрируя при этом политическую энергию и добиваясь впечатляющих успехов в области экономического и политического освоения огромных территорий с разными векторами культурного развития. Недостаточно изучена роль державного центра в примирении различных сообществ и территорий, вошедших в состав России. По нашему мнению, к вышеназванным особенностям историографии Российской империи следует добавить представление о неком органическом единстве верховной власти, центральных государственных учреждений и их инструментов, к числу которых относится и армия. Вооруженные силы представляются как рабочий орган, лишенный самостоятельности и управляющийся с помощью исходящих «сверху» импульсов. Представление же это - сугубо априорное, имеющее своей основой умозрительные конструкты, не подвергавшиеся критике с использованием исторических источников. Это положение в силу своей важности требует либо подтверждения, либо существенной коррекции в том случае, если вооруженные силы, способствующие имперскому расширению, выступают в роли достаточно самостоятельного действующей организации.

 Изучение поставленных  проблем хорошо обеспечено историческими  источниками разных видов. Основная  масса неопубликованных материалов, использовавшихся в данной работе, хранится в Российском Государственном  Военно-Историческом Архиве (фонд 482 - Кавказские войны; фонд 846 - Военно-ученый  архив; фонд 13454 - Штаб войск Кавказской  линии и в Черномории расположенных;  фонд 14719 - Главный штаб Кавказской  армии). В Российском государственном  архиве военно-морского флота  (фонд 283 - Главный морской штаб) содержится  ценная информация об участии  моряков-черноморцев в этой войне.  Личный фонд начальника морского  штаба А.С. Меншикова (фонд 19) хранит  большое количество материалов  о боевых действиях во всех  районах Кавказа: влиятельный  сановник Николая I внимательно следил за происходящим на этой окраине империи. Ряд важных документов удалось обнаружить в фондах Государственного архива Российской Федерации и Российского государственного исторического архива, в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки.

 Многие материалы по  истории Кавказской войны опубликованы. В 1866 году вышел в свет первый  из 12-ти томов публикации документов, собранных Кавказской Археографической  комиссией под руководством А.Д.Берже,  а в1876 г. началось издание альманаха  «Кавказский сборник». Кроме того, во второй половине ХIХ века  были опубликованы многотомные  собрания историко-этнографических  материалов – «Сборники сведений  о кавказских горцах», «Сборники  материалов для описания местностей  и племен Кавказа». В послереволюционный  период также издавались ценные  собрания документов – «Движение  горцев Северо-Восточного Кавказа»  и др.

 Обильное цитирование  документов из полковых архивов  (в большинстве случаев утраченных) позволяют рассматривать уже  упоминавшиеся полковые истории  в качестве исторического источника.  Кроме того, многие из этих  работ имеют весьма содержательные  документальные приложения.

 Ценным источником  сведений о событиях на Кавказе  и важным средством для критического  анализа документов официального  происхождения являются мемуары  участников войны (более 500 единиц). Широкий круг авторов позволяет  взглянуть на события глазами  людей с разными уровнями информированности,  с разными критериями в оценках  событий. 

 Широкое использование  мемуаров в данной работе объясняется  тем, что как источник по  военно-антропологической истории  они не только не уступают  официальным документам, но и  по многим параметрам их превосходят.  Многие реалии Кавказской войны,  как впрочем, и других вооруженных  конфликтов с трудом находили  себе путь на страницы официальных  документов, поскольку авторы последних  предвидели реакцию адресатов.  Когда генерал П.Х. Граббе рассказывал  о боях с горцами в Петербурге, ему «…трудно было объяснить, почему война, особливо с народом полудиким, доводит до поступков, обыкновенному понятию о человеколюбии противных»⁶. Мемуаристы также, как правило, избегали щекотливых тем, но время от времени «проговаривались» (о расправах с пленными и ранеными, о мародерстве, об использовании горских методов ведения войны и т.д.).

 Несмотря на то, что  с 1829 г. сведения о боевых  действиях и прочих важных  событиях начали регулярно публиковаться  на страницах таких газет как  «Тифлисских ведомостей», «Русский  Инвалид», «Кавказ», их информативная  ценность для историка невелика. Все материалы проходили столь  жесткую цензуру, что авторами  публикаций можно считать тех,  кто готовил их к печати  в Тифлисе и в Петербурге.

 Донесения и другие  официальные документы - сочинения  особого жанра, имеющего свои  законы, приемы отражения и искажения  действительности, свой язык и  внутреннюю структуру. В отличие  от Европы, где эпизоды сражения  наблюдались и оценивались с  разных позиций и разными людьми, на Кавказе очень часто рапорт  командира экспедиционного отряда  оказывался единственным письменным  документом. Важным является и  то обстоятельство, что сам военный  лексикон XVIII-XIX вв. далеко не всегда  годился для адекватного описания  местных реалий.

 Особенностью корпуса  источников о Кавказской войне  является то, что подавляющая  масса их освещает события  с российской стороны. Народы, оказывавшие сопротивление России, не имели своей письменности, а немногие документы, написанные  на арабском языке, практически  все вышли из-под пера ученых  мулл, и содержат очень мало  информации, востребованной для  данной работы. Кроме того, эти  сочинения, сохранившиеся только  в печатном виде, прошли жесткую  цензуру русских издателей. Эта  односторонность источниковой базы  создает трудности при реконструкции  картины событий двухвековой  давности: нет возможности посмотреть на русскую армию глазами противника, собрать репрезентативный материал для анализа восприятия местными жителями поведения чинов Отдельного Кавказского Корпуса.

 2.2. Кавказская война в Советской историографии.

 В отечественной исторической  науке тема Кавказской войны  1817-1864 годов приобрела особую  актуальность на фоне событий,  происходящих на Северном Кавказе  в настоящее время. Обращение  к данной проблеме обусловлено  стремлением историков, политологов  разобраться в специфике русско-кавказских  отношений, понять логику процессов,  изменений, протекающих в северокавказском  регионе в наши дни. 

 История предоставляет  наглядный пример тому, что Северный  Кавказ требует пристального  внимания государства, взвешенных  и сбалансированных действий, а  иногда и поиска нестандартных  решений для стабилизации обстановки  в таком сложном регионе. Трагические  события последнего десятилетия  XX века в Чеченской республике  показали, что политическим руководством  России оказался невостребованным  исторический опыт преодоления  военно-политического кризиса на  территории кавказского региона.  Данное обстоятельство подчёркивается  отечественными исследователями. 

 Так, К.Г. Мяло справедливо  отмечала, что руководство России, выстраивая политический курс  на Северном Кавказе в 1990-е  годы, по всей очевидности, было  незнакомо с историей: "В противном  случае, учтя тяжкий опыт почти  двух веков, исходило бы из  того, что любая военная кампания  в Чечне независимо от доблести  солдат и профессиональных качеств  военачальников, имеет относительные  шансы на успех лишь в том  случае, когда она сочетается  с продуманной комплексной программой  политических и экономических  действий сильного государства..."⁷.

 В настоящий период  времени стабилизация обстановки  в северокавказском регионе вынуждает  обратиться к историческому прошлому. В данном контексте рассмотрение  одного из малоизученных аспектов  проблемы Кавказской войны 1817-1864 годов, а именно её оценки  современниками приобретает научно-практическое  значение. Ими оставлен ценный  материал, в котором аккумулирован  опыт отношений с кавказскими  народами. В XIX столетии в правящих  кругах России и в русском  обществе определялись варианты  разрешения кризиса на территории  Северного Кавказа. Исследование  проблемы осмысления Кавказской  войны 1817-1864 годов современниками  предоставляет возможность обратиться  к опыту прошлого, который предостережет  от повторения прежних ошибок, поможет лучше понять специфику  кавказского региона и, по возможности,  определит варианты стабилизации  обстановки на Северном Кавказе  в настоящее время. 

 В отечественной историографии  проблема оценки Кавказской войны  1817-1864 годов современниками всесторонне  и комплексно до настоящего  времени не рассматривалась. Однако  можно отметить ряд работ, в  которых затрагивались взгляды  на проблему покорения Кавказа  военных деятелей или определенной  части российского общества. По  хронологическому принципу всю  отечественную историографию о  Кавказской войне 1817-1864 годов  можно разделить на три периода:  досоветский, советский и современный. 

 В досоветский период  историей Кавказской войны 1817-1864 годов занимались, как правило,  военные историки, которые сами  являлись участниками боевых  действий на Кавказе. Среди  крупных дореволюционных историков,  занимавшихся изучением Кавказской  войны, следует отметить Н.Ф.  Дубровина, А.Л. Зиссермана, А.А. Каспари, В.А. Потто, Д.И. Романовского, Р.А. Фадеева, С.С. Эсадзе . Данные исследователи стремились раскрыть причины и факторы возникновения войны на Кавказе, выявить существенные моменты в этом историческом явлении. Они ввели в оборот различные архивные материалы, осветили фактическую сторону вопроса.